29. От них исходила какая-то святость, и они казались древними и загадочными. Со слезами эти люди вспоминали о давно минувших днях, а потом откуда-то появилась хоро-
шо настроенная четырехструнная лютня. Звучала музыка, и казалось, что весь мир замер. Хотелось, чтобы ночь не кончалась, и я был так тронут, что почти и думать забыл о возвращении в столицу. С тех пор снежными зимними ночами мне вспоминается та ночь, и я подолгу гляжу на луну, хотя и развожу огонь, чтобы не замерзнуть. Я думаю, теперь вам понятно, что, хотя темные дождливые ночи по-прежнему волнуют мое сердце, я не меньше люблю и снежные ночи, пробуждающие воспоминания о поездке в Исэ.
С этими словами он ушел, а я подумала, что он, может быть, даже не знает, кто я такая.
В Восьмом месяце следующего года50 мы вновь отправились ко двору. Весь вечер во дворце шумел праздник. Я не знала, что и он был там, и провела вечер в своей комнате. Когда я выглянула ранним утром на галерею, то услышала голоса людей,
читавших сутры. Один из них подошел ко входу и окликнул меня. Я отозвалась, а он вдруг воскликнул:
— Я ни на миг не забывал той мягкой дождливой ночи! Сердце трепещет, когда я думаю о ней.
Я ответила:
Память стучится в сердце?
Тот мягкий дождь упал на листья Лишь на миг, как и на наши сердца.
Едва я это сказала, как подошли люди, и я отошла, так и не дождавшись его ответа.
Тем вечером, после того как я ушла в свою комнату, мне передали его ответ: «Случись еще раз такая мягкая дождливая ночь, как та, я бы хотел, чтобы вы послушали мою игру на лютне, а я постараюсь вспомнить все песни, какие я когда-либо знал».
Мне очень хотелось послушать, как он играет, но этого так и не произошло.
Прошел год. Одним тихим вечером мне сказали, что он во дворце принцессы. Вместе с соседкой по
ждя
комнате я вышла наружу, но внутри и вокруг дворца было слишком многолюдно, и мы вернулись обратно. Он, должно быть, поступил так же — хоть ночь и была нежна, во дворце было слишком шумно.
Хочу спокойствия.
Плыть над морем гармонии, В волшебной лодке.
Лодочник, правь в тихую гавань.
Вот такой стих я сочинила, и мне больше нечего сказать Он такой чудесный человек и не такой, как все, но время идет, а мы вдалеке друг от друга.
Зимой, хотя снег еще не выпал, звездное небо было ясным и холодным. Однажды ночь напролет я беседовала с прочими придворными^.
Судя по всему, именно в это время она вышла замуж за придворного не слишком высокого ранга, либо выходца из семьи, менее благородной, чем ее собственная. Впрочем, это всего лишь догадки — сама автор ничего не говорит об этом.
Рождество 1043 года. |
---|
Я все больше и больше удаляюсь от дворцовой жизни и церемоний и живу уже дома с отцом.
В двадцать пятый день Двенадцатого месяца^2 принцесса позвала меня на священнослужение, где перечислялись имена Будды, и я пошла к ней. В ее комнате было около сорока дам; все они были наряжены в темно-красные платья и такие же накидки. Всю ночь я просидела позади дамы, чем-то похожей на тень, и ушла к себе перед рассветом. Я шла домой, а с неба падали трепещущие снежинки, и мерзлая призрачная луна отражалась в моих тоскливокрасных шелковых рукавах. Даже это отражение казалось мне каким-то влажным и грустным. Всю дорогу я думала: «Год подходит к концу, и ночь подходит к концу, а луна отражается в моих рукавах*. Прежде отец говорил, что при дворе можно познакомиться с разными людьми и лучше узнать подноготную мира, во всем и забрал меня домой. Его воображение рисовало ему мое скорое блестящее будущее, но он обманулся в своих надеждах.
Тысячу раз! Как долю! Я собирала петругик^З в полях, Но мои мечты так и не сбылись.
От ворчания нет никакого толка. С какой грустью я вспоминала о своих прежних безудержных мечтах.
35 Известна старинная история о петрушке. Один сельский житель, посчитав петрушку очень красивым растением, отправился в столицу, чтобы преподнести ее императору, но императору этот подарок не слишком понравился. Как следствие, выражение «собирать петрушку» означает попытку заслужить благосклонность другого человека, предлагая ему в подарок нечто, ценимое дарителем и не имеющее ценности с точки зрения человека, которому делается подарок.
EEsaaХрам в Секи, несмотря на все великолепие, напомнил мне о старой грубо высеченной статуе Будды. Бе-Звук осеннего ветра у перевала Осака! Такой же, как и много лет назад. |
---|
Мои родители не собирались ехать со мной в паломничество, а я не могла сдержать нетерпения. Я хотела усилить свой дух, чтобы подготовиться к рождению своего ребенка, которому в то время еще только предстояло родиться. Кроме того, я желала накопить побольше добрых дел для следующей жизни. Так, ободряя себя, я и отправилась в храм Иси-яма после двадцатого дня Одиннадцатого месяца^. Шел снег, и путешествие было прекрасно. Когда мы подъехали к заставе на перевале Осака, мне вспомнилось, что, когда мы давным-давно ехали в Киото через это место, также была зима, и стоял такой же ветреный день.
я сама.
К вечеру я достигла храма и, совершив омовение, пошла к главному святилищу. Горный ветер сходил с ума. Засыпая в храме, я слышала голос, который приняла за хорошее предзнаменование: «Духи святилища глядят с благосклонностью. Скажите об этом все тотчас же.» Тут я проснулась и провела остаток ночи в молитвах.
На следующий день бушевал ветер и шел сильный снег. Я делила одиночество с еще одной дамой из свиты принцессы, которая поехала в святилище вместе со мной. Мы уехали спустя три дня.
В двадцать пятый день Десятого месяца следующего года55 столица пребывала в большом смятении в преддверии Великой церемонии коронации императора Горедзаи.56
55 1046 года
В тот самый день я хотела ехать л в храм Хасё, для того чтобы совершить там обряды очищения. Меня начали отговаривать от поездки, го-V воря, что подобные церемонии происходят так редко, что другого шанса увидеть такое торжество в жизни уже может и не представиться, что со всей страны люди идут и едут в столицу, чтобы посмотреть на шествия, I и что уезжать в такой день просто а безумие. «Об этом вашем поступке все непременно узнают, и лучше не давать людям пищу для сплетен», — S сердито сказал мой брат, но мой муж поддержал меня: «Нет-нет, если она хочет, то, конечно, пусть едет». Меня I тронула его доброта, но, с другой стороны, мне было жаль людей, которые должны были сопровождать меня в поездке и которые, вместо этого, с удовольствием посмотрели бы на праздник
Но я твердо решила ехать, так как к думала, что Будда будет доволен, если я совершу паломничество в такое знаменательное время. Я очень хоте-ложение и выехала еще до рассвета. Когда я ехала по большому мосту через реку Ниидзё, мои спутники, все в белых одеждах, освещали путь сосновыми факелами — мы единственные ехали в направлении от столицы. Навстречу нам двигался поток повозок, всадников и пеших людей — все спешили на праздник Некоторые из них смеялись надо мной или даже поносили бранными словами. Когда мы проезжали через городскую заставу, ее начальник крикнул нам, смеясь: «Эй, неужели же нельзя было поехать в паломничество в какое-нибудь другое время? Или для вас в году слишком мало дней?» На нашу сторону встал один из стражников, который сказал с серьезным лицом: «Оставьте их в покое! Разве вы не видите, что они полны решимости, и уж если Будда кому и пошлет благословение, то это будут именно они».
Я хотела покинуть город до наступления утра и выехала посреди
туман уже начал потихоньку7 редеть. Вся дорога была заполнена сельскими жителями, направлявшимися в столицу. Никто не хотел уступать дорогу, и даже плохо воспитанные и озорные дети, с трудом пробиравшиеся мимо моих носилок, смотрели на нас с удивлением и презрением. Я уже жалела, что выехала в такой день, хотя, при помощи Будды, нам все же удалось добраться до парома через Удзи. Даже здесь в сторону города шли толпы людей, а паромщик, видя такое дело, почувствовал себя важной персоной и необычайно возгордился. Сперва он, налегая всем телом на шест, не смог даже сдвинуть паром с места. Тогда он присвистнул и глубоко вздохнул. Долгое время мы не могли перебраться через реку, так что у меня было время удовлетворить старое любопытство и осмотреться — ведь именно в этих местах, согласно «Повести о Гэндзи»,
эти места показались очаровательными. Наконец мы перебрались через реку и пошли посмотреть на дом принцессы. Мне сразу напомнили, что здесь же жила и героиня одного из романов госпожа Укифуне.
Поскольку мы выступили перед рассветом, мои люди устали, и мы остановились на привал в Хироти. Один из слуг сказал, что впереди возвышается знаменитая гора Кури-кома и приказал держать оружие наготове, так как уже близился вечер, а вокруг могли быть как разбойники, так и злые духи. Я с дрожью слушала его слова, но мы миновали гору без приключений, и, когда мы подъехали к озеру Ниёно, солнце стояло уже высоко. Слуги разошлись в разные стороны в поисках какого-нибудь жилья и вернулись, сказав, что не нашли ничего подходящего, кроме мрачноватой хижины. Выбора не было, и мы остановились в ней.
В хижине было лишь двое людей, поскольку все остальные ушли в столицу. Эти двое не спали той ночью
вообще — они стояли на страже вокруг дома. Мои служанки спросили их, зачем они это делают, и те двое ответили: «Как зачем? Мы сдали наш дом на ночь совершенно незнакомым людям. А вдруг вы украдете у нас нашу посуду? Естественно, что мы не спим!» При этих словах мне стало и страшновато, и смешно.
Ранним утром мы покинули это место и спустя какое-то время добрались до Великого Восточного храма в Исэ-но-Ками. Храм был очень старым и сильно обветшал, но мы все равно преклонили перед ним колени и помолились. Той ночью мы остановились в храме Яма-бе. Хотя я и сильно устала, перед тем как заснуть, я все же нашла силы помолиться. Во сне я видела весьма благородную женщину. При ее приближении я ощутила легкое дуновение ветерка. Улыбнувшись, она спросила у меня: