И мне повезло, что мама не пригласила мистера Джанини в квартиру, потому что было бы совсем не круто, если бы он при родителях спросил, почему я прогуляла дополнительные занятия в пятницу.
Когда они ушли, я решила показать папе, что гораздо лучше приспособлена к жизни на Манхэттене, чем в Дженовии, и заказала всякой вкусной еды: салат капрезе, равиоли с грибами и пиццу «Маргарита». Все вместе стоило мне меньше двадцати баксов, но, клянусь, на папу это не произвело ни малейшего впечатления! Он налил себе еще виски с содовой и включил телик. Он даже не врубился, что Толстяк Луи сел рядом с ним, просто принялся его гладить, будто так и надо. А еще уверял, что у него аллергия на котов!
И плюс ко всему папа даже не захотел говорить про Дженовию. Единственное, чего он хотел, так это смотреть спорт по телику. Я не шучу. Спорт. У нас семьдесят семь каналов, а он желал смотреть только на мужиков в форме, гоняющихся за маленьким мячиком. Какое там посмотреть все серии про Грязного Гарри или хоть музыкальные клипы. Он просто нашел спортивный канал и воткнулся в него, а когда я намекнула, что мы с мамой вечером по субботам обычно смотрим кабельное ТВ, он просто сделал звук погромче!
Детский сад, штаны на лямках.
Думаете, все плохо? Это вы не видели, что было, когда принесли заказанную еду. Он велел Ларсу обыскать курьера, перед тем как я его впущу! Представляете? Пришлось дать Антонио дополнительный доллар за перенесенное унижение. Потом папа молча все съел, выпил еще один виски с содовой и отрубился прямо на кушетке с Толстяком Луи на коленях!
Видимо, когда человек принц, да еще перенесший операцию, ему кажется, что он какой-то особенный. Так зачем ему общаться с родной дочерью, единственной наследницей его трона?
И вот я в субботу вечером сижу дома одна. Хотя, если честно, я всегда сижу дома по субботам вечером, если только не умотаю куда-нибудь с Лилли. Ну почему я никому не нравлюсь? Ну да, сама знаю, я странная и все такое, но я всегда такая вежливая со всеми. Казалось бы, окружающие должны ценить меня за мои человеческие качества и приглашать в гости просто потому, что со мной приятно общаться. Я же не виновата в том, что у меня волосы торчат в разные стороны, так же как и Лилли не виновата в том, что у нее физиономия слегка приплюснутая.
Я пыталась дозвониться до Лилли тысячу раз, но телефон все время был занят – значит, Майкл сидел в интернете и делал свой журнал. Московицы хотят провести вторую телефонную линию, чтобы люди, которые им звонят, хотя бы изредка к ним пробивались, но телефонная компания утверждает, что у них больше нет номеров, которые начинаются на двести двенадцать. А мама Лилли не хочет, чтобы в одной квартире было два разных местных кода. Она говорит, что лучше уж купит пейджер, тем более что Майкл в следующем году поступит в колледж и уедет, и тогда телефонные проблемы решатся сами собой.
Но мне необходимо было поговорить с Лилли. И ничего, что я ей не рассказала и не собираюсь рассказывать про принцессу. Иногда мне становится легче просто от того, что я с ней немного поболтала, даже ни в чем не признаваясь и ни на что не жалуясь. Может, потому что я знаю: есть еще человек моего возраста, который тоже сидит дома в субботу вечером. Просто большинство девчонок у нас в классе уже с кем-то встречаются. Даже Шамика кого-то нашла. У нее много ухажеров появилось после того, как за это лето выросла грудь. И это при том, что она должна быть дома не позже десяти даже по выходным, и ей приходится каждый раз показывать парня, с которым она идет гулять, родителям. И парень должен подробно доложить, куда они собираются и что будут делать, и предъявить удостоверение личности со своим фото, и позволить мистеру Тейлору его сфотографировать. Только после этого Шамику отпускают.
Но все равно, она же встречается с кем-то. Кто-то ее приглашает на свидания.
А меня никто никогда не приглашал.
Было очень скучно смотреть на храпящего папу, но в то же время смешно наблюдать за Толстяком Луи, который бросал на папу негодующий взгляд каждый раз, когда тот всхрапывал. Все фильмы про Грязного Гарри я уже видела, а больше смотреть было нечего. Тогда я решила послать Майклу сообщение, что мне срочно нужно поговорить с Лилли, поэтому пусть он, пожалуйста, на время выйдет из интернета, чтобы я смогла дозвониться.
Головолом: Че надо, Термополис?
ТолЛуи: Мне надо поговорить с Лилли. Освободи телефон, пожалуйста, чтобы я могла дозвониться.
Головолом: О чем?
ТолЛуи: Не твое дело. Просто слезь с линии, пожалуйста. Это же не твой личный телефон, чтобы перекрывать другим все каналы связи. Это несправедливо.
Головолом: Жизнь вообще несправедлива, Термополис. И что ты делаешь дома в такой вечер? Что, парень мечты не позвонил?
ТолЛуи: Какой еще парень мечты?
Головолом: Тот, с которым ты собираешься воспитывать детей после ядерной катастрофы. Джош Рихтер.
Лилли рассказала ему! Этого не может быть! Я ее убью!
ТолЛуи: Пожалуйста, освободи телефон, мне нужно позвонить Лилли.
Головолом: Что, задел за живое, Термополис?
Я отключилась. Какой же он иногда придурок!
Но через пять минут зазвонил телефон, и это была Лилли. Все-таки хоть Майкл и придурок, но, когда захочет, может быть милым придурком.
Лилли вся такая расстроенная из-за того, что родители нарушили ее право на свободу слова и запретили снимать эпизод с ее ногами. Утром в понедельник она собирается звонить в Американский союз борьбы за гражданские свободы. Родители прекратили финансовую поддержку, а без этого выпускать телешоу «Лилли скажет все как есть» невозможно, поскольку выход в эфир одного эпизода плюс пленка и все такое стоит двести баксов. Доступ к телевидению общественного доступа доступен только тем, у кого есть деньги.
Лилли была совершенно убита горем, и я не стала орать на нее из-за того, что она рассказала, как я выбрала Джоша, а не Майкла. Но, может, даже хорошо, что так получилось. Моя жизнь – это какая-то сплошная паутина лжи.
Воскресенье, 5 октября
Не может быть, что мистер Джанини ей рассказал! Этого просто не может быть! Он рассказал маме, что я прогуляла в пятницу его тупое дополнительное занятие!
Але? У меня вообще какие-нибудь права есть? Почему я не могу спокойно прогулять занятие так, чтобы мамин мужик на меня не настучал?
Можно подумать, мне недостаточно плохо: я уже травмирована, мне придется стать принцессой. Так еще и мой учитель по алгебре будет докладывать о каждом моем шаге???
Ну спасибо, мистер Джанини. Благодаря вам мой ненормальный папаша все воскресенье вдалбливал в меня квадратичную формулу. Он все время тер лысину и орал от ярости и отчаяния, когда понял, что я не умею перемножать многочлены.
А вообще кто-нибудь помнит, что в субботу и воскресенье я должна отдыхать от школы?
И надо же было этому мистеру Джанини встрять и сообщить маме, что завтра у нас проверочная работа. Конечно, он хотел помочь и предупредить, но вообще-то к проверочной готовиться не положено, на то она и проверочная, чтобы проверить, кто что знает.
С другой стороны, учитывая, что я еще после второго класса перестала врубаться в математику, папу тоже можно понять. Он сказал, если я завалю алгебру, то буду все лето ходить в школу на переподготовку. Я ответила, что ради бога, поскольку уже согласилась проводить лето в Дженовии. На это папа сказал, что я и в Дженовии буду ходить на переподготовку!
Да ну, конечно. Я иногда трепалась с ребятами в Дженовии, так они там про числовую ось вообще не слыхали, а измеряют все в килограммах и сантиметрах, хотя эта их метрическая система – полный отстой.
Но я все-таки подстраховалась на всякий случай и написала квадратичную формулу на подошве конверса, как раз на изгибе между каблуком и пальцами. Надену их завтра, а когда надо будет, закину ногу на ногу и быстренько подсмотрю.
Понедельник, 6 октября, 3 часа утра
Не спала полночи – все думала, вдруг спалюсь, когда буду сдувать? Вдруг кто-нибудь заметит, что у меня на конверсе написана формула? Что тогда? Исключат из школы? Но я не хочу! Хотя все тут считают меня уродом, я уже понемногу начинаю привыкать к этой школе и не собираюсь начинать сначала в какой-то другой. Но если меня засекут за списыванием – это позор до конца обучения. А колледж? Если еще и в личное дело запишут, не видать мне колледжа как своих ушей.
В колледж я, конечно, не рвусь, но вот «Гринпис»… Я уверена, что туда не берут нечестных людей. Господи, что же делать?
Понедельник, 6 октября, 4 часа утра
Я попыталась стереть формулу с конверса, но она не стирается! Это какие-то несмываемые чернила! А если папа узнает? Интересно, в Дженовии еще отрубают головы за преступления?
Понедельник, 6 октября, 7 часов утра
Решила надеть мартинсы, а конверсы тихо выкинуть по дороге в школу, и тут на одном мартинсе порвался шнурок! Никакие другие ботинки или кроссовки на меня не лезут, потому что они все сорокового размера, а у меня нога за последний месяц выросла на полдюйма! В кожаных туфлях я еле хожу, а из сабо пятки свешиваются. Придется все-таки идти в конверсах.
Я спалюсь, я знаю, даже не сомневаюсь в этом ни разу.
Понедельник, 6 октября, 9 часов утра
Уже в машине до меня вдруг дошло, что можно было вынуть шнурки из конверсов и вставить в мартинсы. Какая же я все-таки дура.
Лилли спросила, сколько еще мой папа будет у нас. Ей не нравится, когда ее возят в школу на машине. Она любит ездить на метро и практиковаться в испанском, читая подряд все постеры «Минздрав предупреждает». Я ответила, что представления не имею, как долго еще он тут проторчит, но подозреваю, что мне уже больше нигде и никогда не разрешат ездить на метро.
Лилли на это заметила, что он слишком серьезно относится к своему бесплодию и, если теперь никто не может от него