Я села. Мне вдруг стало немного не по себе оттого, что она так искренне мне обрадовалась, и я уже жалела, что не подошла к ней раньше. Но я всегда считала ее уродом из-за того, что она ездит в школу на лимузине и ходит везде с охранником.
Теперь я так уже не считала.
Мы вместе жевали наши салаты и обсуждали, какая гадость эта школьная еда. Тина рассказала, что на диету ее посадила мама, потому что Тина хочет похудеть на двадцать фунтов[15] к танцам, которые состоятся в День культурного многообразия. Но танцы уже в субботу, так что я сомневаюсь, что она успеет. Я спросила Тину, пригласил ли ее кто-нибудь на танцы, и она в ответ захихикала и ответила, что да. Она идет с парнем из Тринити-колледж, это тоже частная школа на Манхэттене. Парня зовут Дэйв Фарух Эль-Абар.
Але? Так нечестно. Даже Тину Хаким Баба, которой папа не разрешает самостоятельно пройти два квартала до школы, и то пригласили на танцы.
Правда, у нее есть грудь, видимо, это все объясняет.
Эта Тина довольно симпатичная. Когда она пошла к автомату, чтобы купить себе еще диетической колы, телохранитель потопал за ней. Господи, если когда-нибудь Ларс начнет всюду ходить за мной тенью, я, наверное, застрелюсь. Я взяла книжку и принялась читать текст на задней стороне обложки. Книжка называлась «Я думаю, меня зовут Аманда». Про то, как одна девчонка очнулась после комы и ничего про себя не помнила. И тут к ней в больницу приходит юный красавчик и утверждает, что ее зовут Аманда и что он ее парень. И всю книгу она пытается понять, правду он говорит или врет.
Вот я бы не сомневалась! Если какой-то симпатичный незнакомец говорит, что он твой парень, зачем же спорить? Некоторые девушки просто не понимают своего счастья.
Вдруг на обложку упала тень. Я подняла голову и увидела Лану Уайнбергер. Наверное, в этот день была игра, потому что на Лане был ее чирлидерская форма – коротенькая юбочка в зелено-белую складку и обтягивающий белый свитерок с огромной буквой «А» спереди. Я думаю, она свои помпоны в свободное от размахивания время засовывает себе в лифчик, иначе не представляю, каким образом у нее грудь может так выпирать.
– Какая миленькая прическа, Амелия, – проговорила она мерзким голосом. – И кого ты хотела изобразить? Танкистку[16]?
Я посмотрела мимо нее. Там стоял Джош Рихтер со своими тупыми дружками-качками. Они не замечали нас с Ланой – обсуждали, как ходили в выходные на вечеринку и как им потом было плохо, потому что все перепили пива.
Интересно, их тренер об этом знает?
– И что это за цвет? – Лана коснулась моей макушки. – Гнойный желтый?
Пока она так издевалась надо мной, вернулась Тина с телохранителем. Кроме колы, Тина купила мороженое в рожке «Натти Роял» специально для меня. А ведь я с ней до этого дня и двух слов не сказала, наверное. Мне стало так приятно. Но Лане этого было не понять. Она невинным голосом спросила:
– Ой, Тина, это ты для Амелии мороженое купила? Что, папочка сегодня дал на сто долларов больше, чтобы ты купила себе подружку?
В темных глазах Тины вспыхнула обида. Заметив это, телохранитель открыл было рот, чтобы сказать ей что-то…
Но тут случилось нечто странное. Я вроде сидела, глядя, как глаза Тины Хаким Баба наполняются слезами, а затем вдруг сама не знаю как со всего маху ткнула мороженое в свитер Ланы.
Лана опустила глаза и увидела ванильное мороженое, твердую шоколадную скорлупку и арахис, прилипшие к ее груди. Джош Рихтер и качки замолчали и тоже уставились на грудь Ланы. В столовой вдруг стало необыкновенно тихо. Теперь уже все смотрели на мороженое, прилипшее к груди Ланы. Было так тихо, что я слышала, как Борис втянул воздух через свои брекеты.
А потом Лана завизжала.
– Ты… Ты… – Видимо, не могла найти для меня подходящего слова. – Что ты наделала! Что ты сделала с моим свитером!
Я встала и схватила свой поднос.
– Пойдем, Тина, – сказала я, – найдем местечко потише.
Тина, не сводя огромных карих глаз с рожка, приставшего к середине буквы «А» на груди Ланы, торопливо взяла поднос и засеменила следом за мной. А телохранитель пошел за Тиной. По-моему, он ржал про себя.
Когда проходили мимо стола, за которым сидела Лилли, я увидела ее вытаращенные глаза и разинутый рот. Значит, она тоже все видела.
Что ж, придется ей заново поставить мне диагноз: я умею постоять за себя. Когда захочу.
И – я не уверена, но, кажется, когда мы проходили мимо столика театралов, нам зааплодировали.
Ну теперь и до самоактуализации недалеко.
Позже в понедельник
Ой, мамочки, у меня реально неприятности. Ничего похожего со мной еще не случалось.
Я сижу в кабинете директора!
Это правда. Меня отправили к директору за то, что я ткнула рожком «Натти Роял» в Лану Уайнбергер. Могла бы и сразу сообразить, что она настучит. Она всегда была ябедой.
Страшновато вообще-то. Я никогда не нарушала школьных правил и всегда была хорошей девочкой. Когда на уроке О.О. в класс вдруг заглянула девушка-стажер с розовой бумажкой – письменным разрешением покинуть класс, – я и не думала, что это по мою душу. Мы сидели с Майклом Московицем, и он объяснял мне, почему я неправильно вычитаю. Он говорит, я очень неаккуратно записываю цифры одну под другой и не зачеркиваю, когда занимаю, а кроме того, не веду регулярные записи в тетради, а пишу все какими-то обрывками на первом попавшемся листке. Майкл посоветовал мне завести отдельную тетрадь по алгебре. И он считает, что я не могу сосредоточиться.
Ну рядом с ним-то – точно, я ведь никогда раньше не сидела так близко к мальчишке! Понятно, что это всего лишь Майкл Московиц, которого я вижу по десять раз на дню, и я ему никогда не понравлюсь, потому что он уже взрослый, а я еще малявка и подружка его младшей сестры… ну… была.
Но он же все равно мальчишка, и очень симпатичный, хоть и брат Лилли. И довольно трудно сосредоточиться на вычитании, когда все время чувствуешь исходящий от него чистый и приятный мальчишеский запах. Да еще к тому же он то и дело клал свою руку на мою, отбирал у меня карандаш и говорил:
– Нет, Миа, надо вот так.
И конечно, я не могла сосредоточиться, потому что мне постоянно казалось, что Лилли на нас смотрит. Но она и не думала смотреть. Она боролась с темными силами расизма в нашем квартале, и ей было не до мелких людишек вроде меня. Она уселась за большой стол с кучей своих сторонников, и они разрабатывали план действий против Хо. Она даже Борису разрешила выйти из подсобки и помогать.
И, позвольте заметить, он так и увивался вокруг Лилли. Не представляю, как она позволяла ему опираться на спинку ее стула своей тощей ручонкой, которой он обычно держит скрипку. И свитер он так и не вытащил из штанов.
Так что я могла не волноваться, что кто-нибудь заметит нас с Майклом. Тем более что он на спинку моего стула руку не клал. Правда, один раз его колено коснулось моего под столом, и я чуть не умерла сразу, до того было приятно.
И тут возникает стажер с письменным разрешением покинуть класс – для меня.
Неужели меня исключат? Может быть, после этого я перейду в другую школу, где никто не знает, какого цвета были мои волосы раньше, и никто не догадается, что у меня накладные ногти. Это даже неплохо.
ТЕПЕРЬ Я
1. Буду думать перед тем, как что-то сделать.
2. Постараюсь всегда оставаться вежливой, как бы меня ни бесили.
3. Буду говорить правду, но только если это никого не обидит.
4. Буду за километр обходить Лану Уайнбергер.
Ой-ой-ой. Миссис Гупта готова к разговору со мной.
Понедельник вечером
Ну не знаю, что мне теперь делать. В наказание за проступок я должна всю неделю оставаться в школе после уроков, плюс дополнительные занятия с мистером Дж., плюс принцессоведение с бабушкой.
Я пришла из школы около девяти вечера. Нет, так дальше продолжаться не может.
Папа в ярости. Он хочет подать в суд на школу. Он говорит, никто не смеет наказывать его дочь за то, что она вступилась за слабого. Я ему объяснила, что миссис Гупта смеет. Она все смеет, потому что директор.
Сама я на нее не сержусь. Я ведь даже не попросила прощения и не сказала, что мне очень жаль. Миссис Гупта – приятная женщина, но что она может поделать? Я призналась, что совершила проступок. Миссис Гупта сказала, что я должна извиниться перед Ланой и оплатить ей чистку свитера. Я сказала, что за химчистку заплачу, но извиняться не буду. Миссис Гупта посмотрела на меня поверх очков и переспросила:
– Извини, не поняла, что ты сказала, Миа?
Я повторила, что извиняться не буду. Сердце у меня при этом колотилось как бешеное. Я совсем не хотела кого-нибудь разозлить, тем более – директора Гупту, которая при желании может вогнать в дрожь кого угодно. Попыталась представить директрису в спортивных штанах мужа, но это не помогло, я все равно ее боялась.
Но я не извинюсь перед Ланой. Не извинюсь.
Директриса не разозлилась, скорее – встревожилась. Наверное, именно так должен выглядеть настоящий педагог – озабоченный, переживающий за тебя.
– Знаешь, Миа, – заговорила миссис Гупта, – должна признаться, я очень сильно удивилась вчера, когда Лана пришла с жалобой на тебя. Обычно приходится вызывать в кабинет Лилли Московиц, и я совершенно не ожидала, что возникнет необходимость вызвать тебя. Во всяком случае, не из-за проблем с дисциплиной. С учебой – возможно. Я так понимаю, у тебя трудности с алгеброй. Но с дисциплиной – никогда. И поэтому мне хочется спросить: Миа, у тебя все в порядке?
Мгновение я молча смотрела на нее.
Все ли у меня в порядке? Все ли в порядке?
Хм-м, погодите минутку, дайте подумать… Моя мама встречается с моим учителем алгебры – кстати, это как раз тот самый предмет, по которому у меня одни двойки. Моя лучшая подруга ненавидит меня; в мои четырнадцать лет меня еще ни разу не приглашали на свидание; у меня никак не вырастет грудь; и да, между прочим, я принцесса Дженовии.