Но если Джош Рихтер реально меня бросит, уж поверьте, я отнесусь к этому вполне серьезно. Мне ради него пришлось делать восковую эпиляцию ног, ясно? Если вы не знаете, что это такое, представьте себе восковую эпиляцию подмышек, которую я себе тоже сделала. Ясно? Это ужасно больно, между прочим! Так больно, что я чуть не заревела. Так что не надо тут рассказывать, что невозможно вызвать Национальную гвардию Дженовии, если меня бросят.
Я знаю, папа считает, что Джош меня уже бросил. Он сейчас сидит за кухонным столом и делает вид, что читает телепрограмму, но я вижу, как он то и дело косится на свои часы. И мама – тоже. Она, правда, не носит наручные часы, поэтому косится на ходики в виде моргающего котенка, висящие на кухонной стене.
Ларс тоже здесь. Он не смотрит на часы, зато все время проверяет, достаточно ли у него патронов. Наверное, папа велел Ларсу пристрелить Джоша, как только он начнет ко мне приставать.
Да, да. Папа сказал, я могу пойти с Джошем только в том случае, если Ларс будет с нами. Ну норм, я и не сомневалась, что он тоже пойдет, но для виду прикинулась, будто страшно возмущена: чтобы папа не расслаблялся и не думал, будто со мной легко справиться, не то что с бабушкой. Ну с бабушкой у него жесть. Пока с меня снимали мерки для платья, бабушка объяснила, что у папы всегда были проблемы с чувством ответственности перед женщинами, и сейчас он не хочет отпускать меня с Джошем, потому что боится, что тот бросит меня так же, как он бросал бесчисленных моделей по всему миру.
Конечно, всегда готовься к худшему, да, папа?
Джош не может меня бросить – у нас с ним еще даже ни одного свидания не было.
Ну а если он так и не придет, что ж, ему же хуже. Я еще никогда в жизни не выглядела так круто. Старушка Коко Шанель превзошла саму себя: у меня зашибенное платье – из бледно-бледно-голубого шелка, все складчатое вверху, как гармошка, так что за складками и не разглядишь, насколько у меня плоская грудь, а дальше вниз прямое и обтягивающее до самых бледно-бледно-голубых шелковых туфель на шпильке. По-моему, я в нем похожа на сосульку, но консультанты в «Шанель» заверили меня, что это образ миллениума. Сосульки нынче самый писк моды.
Одно плохо – нельзя гладить Толстяка Луи, потому что ко мне сразу липнет рыжая кошачья шерсть. Надо было купить ролик для снятия шерсти, когда я последний раз заходила в аптеку, а я забыла. Сейчас Луи сидит на кушетке возле меня очень грустный, потому что я его не глажу. Я на всякий случай спрятала все свои носки, чтобы он не вздумал от обиды съесть пару-другую.
Папа снова посмотрел на часы.
– Хм-м-м… Семь пятнадцать. Должен заметить, мальчик не отличается пунктуальностью.
Я заставила себя сдержаться.
– Наверняка пробки на дорогах, – сказала я настолько величественно, насколько смогла.
– Ну конечно, – согласился папа. Он явно не сильно огорчался по этому поводу. – В любом случае, Миа, мы с тобой еще успеем на «Красавицу и Чудовище», если захочешь. Я уверен, что смогу достать…
– Пап! – Я пришла в ужас. – Я не хочу сегодня на «Красавицу и Чудовище»!
Тут он тоже погрустнел:
– Но ты так любила…
Какое счастье! Наконец-то зазвонил домофон. Это он. Мама уже впустила его. Еще одно папино условие, кроме присутствия Ларса, – Джош должен появиться перед моими родителями; возможно, показать свое удостоверение личности, хотя вроде папа до этого еще не додумался.
Дневник придется оставить дома, потому что в клатч – так называется моя крошечная плоская дамская сумочка – он не помещается. Ужасно потеют ладони. Надо было слушаться бабушку, когда она советовала взять перчатки до локтя…
Вечер субботы, женский туалет в «Таверн он зе Грин»
Ну да, я сказала неправду. Я все-таки взяла с собой дневник – попросила Ларса его захватить. Все равно у него полно места в кейсе, который он с собой везде таскает. Понятно, что кейс набит всякими глушителями и гранатами, ну и что, там не найдется места для одного несчастного дневника?
Нашлось, конечно.
Сейчас я сижу в кабинке в женском туалете ресторана «Таверн он зе Грин». Здесь не так роскошно, как в туалете «Плазы», пуфика нет, поэтому сижу на опущенной крышке унитаза. Мне видно, как мимо двери все время проходят то туда, то сюда толстые женские ноги. В ресторане полно толстых женщин, они все гуляют на свадьбе темноволосой, очень похожей на итальянку девушки, которой требуется восковая эпиляция бровей, и тощего рыжего парня по имени Фергес. Этот Фергес вылупился на меня, едва я вошла в ресторан. Серьезно. Первый женатый мужчина, который на меня так посмотрел, и неважно, что он женат не больше часа и с виду мой ровесник. Платье у меня – огонь!
А вот ужин так себе получился. Благодаря бабушке я отлично знаю, когда какую вилку брать и как наклонять от себя суповую тарелку, но дело совсем не в этом.
Дело в Джоше.
Поймите меня правильно. Он в смокинге выглядит просто супер. Причем Джош сказал, что смокинг его собственный. В прошлом году он сопровождал свою девушку, которая у него была до Ланы, на разные балы дебютанток. Эта позапрошлая девушка – дочка мужика, придумавшего целлофановые пакеты, в которые мы складываем овощи и фрукты в супермаркете. Ну не сами пакеты, а надпись на одной стороне пакета: «Открывать здесь». Джош говорит, благодаря этим двум коротеньким словам мужик заработал полмиллиона долларов.
Не знаю, зачем он мне все это рассказал. Может, думал, что на меня произведет впечатление ловкость папаши его бывшей девушки? Признаться честно, пока я особой чуткости в Джоше не вижу.
Но он отлично пообщался с моими родителями. Он вошел, протянул мне букетик, который прикалывают к платью (очаровательные крошечные белые розочки, перехваченные розовой ленточкой. Наверное, стоили ему не меньше десяти долларов. Хотя я невольно подумала о том, что Джош заказывал их для другой девушки, у которой платье другого цвета). Пожал папе руку и сказал:
– Рад знакомству, ваше величество.
Тут мама громко расхохоталась. Иногда она себя так ведет, что становится неловко. А Джош повернулся к маме и сказал:
– А вы мама Мии? Надо же, я сначала решил, что вы ее старшая сестра, еще учитесь в колледже.
Глупость ужасная, но мама, кажется, купилась. Она даже покраснела, когда Джош пожал ей руку. Похоже, я не единственная женщина в семействе Термополис, очарованная голубыми глазами Джоша Рихтера.
Но тут папа, прочистив горло, принялся задавать вопросы: на какой машине Джош ездит (на папиной БМВ), куда мы едем (блин) и когда вернемся («К завтраку успеем», – ответил Джош). Папе такой ответ явно не понравился, и Джош спросил:
– Во сколько Миа должна быть дома, сэр?
Сэр! Джош Рихтер назвал моего папу сэром!
Папа посмотрел на Ларса и сказал:
– Не позднее часа ночи.
Очень прилично, учитывая, что обычно по выходным меня ждут не позже одиннадцати. Конечно, в этот раз я ехала с Ларсом, да и что со мной случится в школе – могла бы гулять хоть всю ночь. Так что все эти разговоры были сплошной ерундой. Но бабушка сказала, что настоящая принцесса всегда готова идти на компромисс, поэтому я промолчала.
Папа задал Джошу еще несколько вопросов, типа в какой колледж он собирается поступать этой осенью (Джош еще не решил, но подал заявление во все колледжи Лиги плюща) и чем он планирует заниматься в будущем (бизнесом), а потом мама спросила, чем плохо гуманитарное образование, на что Джош ответил, что хочет получить диплом, который обеспечит ему доход не менее восьмидесяти тысяч в год. Мама заметила, что есть вещи поважнее денег, но я поспешно сказала: «Ой, мы уже опаздываем» – и, схватив Джоша за руку, рванула к двери.
Джош, Ларс и я подошли к машине, принадлежащей папе Джоша, и Джош открыл передо мной дверцу переднего сиденья рядом с водителем. Ларс тут же вызвался сесть за руль, чтобы мы с Джошем могли вместе сесть на заднее сиденье и поболтать. Я очень обрадовалась, но, когда мы сели рядом, вдруг оказалось, что нам особо не о чем говорить. Ну то есть Джош сказал:
– Ты круто выглядишь в этом платье.
А я сказала, что мне нравится его смокинг, и поблагодарила за букетик. А потом кварталов двадцать мы молчали.
Правда. Мне было так неловко! Ну я не особо общаюсь с мальчиками, но с теми, с кем мне приходилось общаться, никогда проблем не было. Тот же Майкл Московиц не закрывает рта. И я не могла понять, почему Джош не говорит ни слова. Я хотела спросить, с кем он готов провести жизнь после ядерной катастрофы, с Вайноной Райдер или Николь Кидман, но потом подумала, что мы не настолько хорошо знакомы для таких вопросов…
В конце концов Джош все же заговорил. Он спросил, правда ли, что моя мама встречается с мистером Джанини. Н-да, наверное, было бы странно, если бы об этом никто не узнал. Не так быстро, как то, что я принцесса, но все равно узнали.
Я призналась, что это правда, и Джош поинтересовался, как мне это. Но я почему-то не смогла рассказать ему, что видела мистера Джанини в одном белье у нас за кухонным столом. Это было просто… сама не знаю. Ну не могла сказать, и все. Забавно, да? Я сама выложила все Майклу Московицу, даже не дождавшись расспросов, а Джошу сказать не могла, хотя, казалось бы, он заглянул мне в душу, и все такое. Странно как-то.
Потом еще через несколько зиллионов кварталов молчания мы остановились перед рестораном. Ларс передал машину персоналу, а мы с Джошем прошли внутрь (Ларс пообещал, что не сядет с нами за стол, а останется стоять у входа и будет окидывать подозрительным взглядом каждого входящего, как Арнольд Шварценеггер). Тут выяснилось, что все дружки Джоша тоже здесь. Я об этом не знала, но даже обрадовалась им, поскольку с легким ужасом представляла, как мы будем еще целый час сидеть и молчать.
Слава богу, за длинным столом разместилась вся команда, и девчонки-чирлидеры тоже были здесь, а во главе стола пустовало два места для нас с Джошем.
Должна признать, все вели себя очень даже хорошо. Девочки хвалили мое платье и расспрашивали, каково это – быть принцессой, и что я почувствовала, когда утром проснулась и обнаружила свой портрет на странице «Нью-Йорк Пост», и ношу ли я корону, и всякое такое. Все эти девчонки старше меня, они уже взрослые, и никто не вставлял разные ехидные замечания насчет плоской груди или еще чего-нибудь, как сделала бы Лана, если бы она была здесь.