принудительный набор. Если объявят – то уж, конечно, постараются внедрить в умы, что это-то и есть настоящий «социализм».
Кроме физического принуждения, наших солдат ничем не возьмешь. И пока – они танцуют или, по признанию Крыленки, в карты всю ночь дуются. И нынешнюю дулись, несмотря на гудки и Псковы.
Им уж и «свергать» надоело: пусть сидит кто сидит; где еще возиться!
Троцкий надорвался. По выражению Суханова, – «хрипит, как издыхающий бес».
В Крестах угнетение. Нервничает Рутенберг, немного лучше Авксентьев (я ему сегодня письмо послала), тверже всех Терещенко.
Вчера был в Крестах классический винт: Сухомлинов, Хвостов, Белецкий и – Авксентьев! Игра!
Хвостов говорит Авксентьеву: «Наверно у нас есть общие сослуживцы, Николай Дмитрии: ведь вы были министром в моем же министерстве…»
Друг друга свергали. И оба сидят.
Ив. Ив. опять в шубе. Опять у него «душа замерзла».
Ростов опять взяли большевики. «Укрепление советской власти на местах»… Да, все идет отсюда.
13 февраля, вторник
Тяжелая, странная скука. И как будто воздух ею отяжелен, все в ее объятиях, весь город. Движения мысли трудны, как движения тела в воде.
Ив. Ив. в шубе.
Но это атмосфера. А вот факты (хотя и факты какой-то подернуты мутью, точно и они затруднены в движениях).
Немцы, взяв Ревель и Псков, дальше как будто не продвигаются. Но на телеграмму Крыленки ответили, что до подписания мира, т. е. до истечения трех дней, оставляют за собой право продолжать военные действия. Высадились в Або довольно большими силами.
Наша «делегация» (оказался-таки один русский – плюс восемь штук жидов) уж в Бресте. Ей велено принять всякий мир.
Теперь вот что получается: большевики решили принять этот мир во имя сохранения своей власти. Но если в условиях мира будет заключаться что-нибудь такое, что, исполняя (а немцы потребуют гарантий исполнения), – большевики механически власти лишатся? Надо думать, что немцы, раз они пошли на сделку, таких условий в договор не включат. Например, они не потребуют права ввести оккупационные войска в Петербург. Все меня убеждают, – все, еще горящие надеждой на спасение от большевиков хотя бы через немцев, – что Германии гораздо мудрее войти в Санкт-Петербург как бы мирно, для «гарантий», а не военным маршем. Быть может, и мудрее… если б она хотела, решила войти и выбрала только способ. Если бы она, так или сяк, намеревалась свергать большевиков. Антибольшевицкий Петербург наш в это верит, отчасти и убежден в этом как-то органически. Но логики тут нет. И вся моя логика противится такому положению: Германия заключает мир с правительством, которое она хочет свергать? Чего же будет стоить этот упоительный для нее мир, когда она свергнет единственное правительство, способное его, такой мир, заключить? Не надеется же Германия просто завоевать всю Россию? Это невозможно, если даже вся Россия перед ней будет отступать.
Нет, Германия оглупела от жадности, но не настолько, чтобы забыть свои дела на Западе, – они очень, и главным образом, ее заботят. Оглупела как раз в ту меру, чтобы пойти на сделку с большевиками, считать их сиденье над Россией и Брестскую сделку чрезвычайно для себя, в этот момент, выгодными. А если так (т. е. если она «считает»… Выгодно ли все это Германии на самом деле, в конечном счете, – покажет будущее), если значит так – не будут немцы ни брать Петербурга, ни свергать большевиков, ни прямо, ни косвенно, включением в договор каких-нибудь, лишающих большевизм власти, условий. Вот соображение неумолимой логики… А что будет – посмотрим.
Сегодня напуганные большевики уже собрались в Вологду. Отложили.
Продолжают «мобилизовать». Все так же тщетно. Все так же начисто отказываются воевать солдаты. Уходят и отсюда толпами – домой, остающиеся только танцуют.
Любопытно, что в «мирной делегации» есть левые эсеры, а между тем сегодня эта лакейская партия объявила, что она мира не принимает.
Газеты сегодня лишь ихние, т. е. похабные, грязные (неужели там ни одного приличного человека?), заведомо лживые и в повальном безграмотстве.
Какая тяжелая, тяжелая – скука.
14 февраля, среда
Очень смутно. Противоречиво. Даже по ихним газетам. В перемирии Гофман отказал (да зачем, если через 3 дня «мир»?). Немцы, однако, явно приостановились. Посольства некоторые выехали, другие спешно собираются. Но и большевики все время «собираются». Пускают пробные камни: «Советская, мол, власть – вся Россия ей опора… Вот, мол, Урал… А то и Нижний… Или вновь завоеванный "красный" Ростов…»
Левые лакеи капризничают, взъелись на Ленина: «Мелкобуржуазный, а не социалистический премьер». Газеты продолжают вздувать «подъем обороны Советской Республики», но это полный вздор: достаточно взглянуть на жалкую, сборную рвань – «доблестную красную армию».
Вечером слух, что эвакуируется министерство юстиции. Значит, заберут с собой и главных пленников. Это уже каюк.
Настроение тяжелое.
Эсеры уезжают. В Москву. Очень серьезные имеют намерения сблокироваться со всеми государственными партиями. Кадеты, однако, на блок нейдут. В общем, они заняли позицию чисто созерцательную, думают, что лишь германский (а лучше бы международный) штык изменит положение России, и лишь после, когда-нибудь, настанет время «акции». На вопрос: а что же делать в сейчасную минуту? – определенно отвечают: ничего не делать.
Кроме того, они (кадеты) уже потому не пойдут в «блок», что слышать не могут ни о каком Учредительном собрании. Предлагается же вовсе не прежнее, предлагается Учредительное собрание (и без Чернова) лишь как мгновенная опора, как переходный лозунг для образования новой власти, самой твердой, быть может, даже сначала диктаторской. Предлагается и об этом сначала сговориться. Но кадеты и слышать не хотят. Учредительное собрание для них теперь более чем когда-либо – пугало.
И во, и до пришествия конституционного монарха желают сидеть чистыми. Сколько времени пройдет до этого «до»? и что останется от России?
Но я далека от каких-либо упреков кадетам. Возможно, что у них сейчас действительно уже нет никаких активных сил.
Да и у кого они есть? У честного, хотя бы краткого, блока всех партий (кроме крайней монархической) могли бы быть, но… этот блок невозможен. Не могут – и не смогут – сговориться наши несчастные интеллигенты, горе-политики.
Слух, довольно смутный, что в Ростове попали к большевикам Милюков и Родзянко.
Где Б. – не знаю. Но, к счастью, кажется, не там.
На улице странно. Не разберешь, ее, улицу. Оттепель. Грязь. Затаенность.
15 февраля, четверг
Ничего явно нового. Лакеи (левые эсеры) ворча, покоряются. Знаменитую формулу «Мира не подписывать – войны не вести» вывернули, и получилось: «Мир подписывать – войну вести».
На этом стоят и соответственно собираются действовать. Да вывернутая формула понравилась и большевикам, по крайней мере кажется им очень пригодной для уговоров, для обламывания артачащихся. Ленин уже говорил: «Подпишем мир! Ведь условий его мы не будем исполнять!» Теперь он поехал в Москву уговаривать в этом духе тамошние, слишком воинственные, собачьи советы, пока они не поймут всю р-революционность положения: и мир заключать, и войну вести. Не сомневаюсь: когда раскусят – понравится. Предел свободы: кто хочет – в мире живет, кто хочет – воюет. И даже одновременно и воюет, и в мире живет.
Послы уехали. А большевики со своей эвакуацией решили ждать. Уверяют, что нет наступления. (А Ленин-то, на всякий случай, уехал.)
Ив. Ив. в шубе. Напрасно Красный Крест надрывается, никого из заключенных не выпускают. Зато шпионов Козловского и Красикова восстановили в следственной комиссии. Странно: сами же так ошельмовали их ранее, что, думать надо, сделали эту реабилитацию под угрозой какого-нибудь разоблачения.
О вчерашнем (насчет блока).
Дима принес мне текст какого-то «доклада совету московского совещания общественных деятелей». Это совсем не пахнет «блоками», но это, очевидно, один из многих «проэктов российского устройства», зарождающихся теперь в бессильных, раздельных, интеллигентско-общественных кругах и кружках. Данный имеет, кажется, отношение к московскому кружку «Русских ведомостей». Я подумывала даже, не выписать ли его как образчик современной беспомощности и политического бессилия интеллигентской буржуазии, – но не стоит. Главные положения: утверждение неподготовленности России к самоуправлению («социалистическое крыло интеллигенции раздуло классовую вражду» и т. д.); поэтому «надо отбросить даже идею Учредительного собрания». Далее выдвигается «военная диктатура». Это бы ничего, если бы тут же не создавался порочный круг: военная диктатура, чтобы стать, быть, должна опереться на материальные силы; между тем этой «диктатуре», как одна из задач, рекомендуется «восстановить материальные силы» для «создания элементарного порядка».
Очень беспомощно сказано, что военная диктатура «опирается на государственно-мыслящую часть народа». Ясно, что эта «часть народа», если она и существует, материальных сил в своем распоряжении не имеет; следовательно, и «военная диктатура», на нее «опирающаяся», – прежде всего нечто «нематериальное» и даже без пути к материализации. Стоит ли поэтому выписывать здесь и обсуждать все мечтательные схемы «устроения Российского», которыми занимается «проэкт»? Совершенно неважно, что эти несколько человек стоят за «монархию»; другие будут за республику, и столь же все неважно. Но если они и тут, в области мечтаний, не могут помыслить сговора, – какой возможен «блок» для конкретных, близких действий?
Да, волей-неволей начинаешь думать, что единая наша надежда – чужой штык. А так как его не будет… Не будет? Глядя трезво на положение вещей, на психологию обладателей этого штыка – всех, и германцев, – должно сказать, что не будет.
16 февраля, пятница
Передо мной куча московских газет (только что добытых, еще январских). Гляжу на ни