«Если полк находится у Любецкого, то это нетрудно проверить, — рассуждал я. — В двух — двух с половиной километрах южнее проходит железная дорога, нужно только подтвердить это».
— У вас есть под рукой несколько лыжников? — спросил я у Свистельникова.
— Есть,— ответил он, — комендантский взвод, связисты, разведчики.
— Вышлите трех бойцов по азимуту 180 — прямо на юг, пусть они пройдут по лесу и определят расстояние до железной дороги. По возвращении немедленно доложите.
Минут через пятнадцать-двадцать Свистельников вызвал меня к телефону и сообщил, что лыжники возвратились. До железной дороги напрямик оказалось 600 — 700 метров.
— Правильно! Теперь скажите, где вы находитесь и за какой населенный пункт ведете бой?
— Извините, — виновато донеслось из трубки, — полк находится не у Любецкого, а перед Большим Калинцем.
— То-то и оно! Вы вышли на два километра южнее и втянулись в бой за Большой Калинец. А Лютиков вышел к Любецкому и, возможно, захватил его. Перестрелку, которую вы слышали справа, вел он.
— Все ясно. Черт знает, как я запутался, — удивлялся командир полка.
— Немедленно свяжитесь с Лютиковым и, если нужно, окажите ему помощь.
— А что же делать с Калинцем?
— Как что? Готовьте атаку и захватывайте. Разговор этот окончательно убедил меня, что Свистельников как командир полка со своими задачами не справится. Нужно срочно заменить его другим, более энергичным, волевым и инициативным командиром, способным решать задачи самостоятельно, без излишней опеки. В обороне с ним можно было еще мириться, а для наступления в сложных условиях он явно не подходил. Но где взять другого командира? Ждать, пока пришлют из армии, слишком долго, да и пришлют ли его? Готовых командиров полков и там нет. Искать надо было у себя. Пригласил комиссара. Его мнение не расходилось с моим. Перебрали всех кандидатов и остановили свой выбор на майоре Корнелии Георгиевиче Черепанове — начальнике пятого отделения штаба дивизии, однофамильце моего адъютанта.
В штабе у нас Корнелия Георгиевича Черепанова называли Черепановым большим, а Федора Степановича Черепанова-маленьким. Это соответствовало и их служебному положению, и воинскому званию, и возрасту, и даже внешнему виду.
— Корнелий Георгиевич, думаю, подойдет, — сказал Шабанов. — Волевой командир.
— Подойти-то подойдет, да вот маловато у него командирской практики, командовал только взводом, а потом все время был на хозяйственных и штабных должностях.
— Да, командных навыков мало, это верно. Но я уверен, что он справится. Будем помогать,— заявил Шабанов.
— А не заменить ли нам и комиссара полка? И он там временный, — предложил я.
— Правильно! Укреплять так укреплять.
Комиссаром полка мы решили назначить батальонного комиссара Егорова.
Решение о снятии Свистельникова было оформлено на другой день, когда нам стало известно о судьбе батальона Лютикова. В неуспехе батальона был повинен и Свистельников. Он явно переоценил молодого малоопытного комбата, а переоценив, ввел в заблуждение и нас.
С батальоном же Лютикова, как мне доложили, произошло следующее.
Незадолго до рассвета батальон вышел к Любецкому и, установив, что оно занято противником, атаковал. Бой длился не более десяти — пятнадцати минут. Захваченный врасплох и ошеломленный внезапным ударом, противник не мог оказать организованного сопротивления и был выбит из населенного пункта. Победителям достались натопленные дома, а кое-где даже готовый завтрак.
После напряженной бессонной ночи, после марша по снежным сугробам в мороз и снегопад усталых и замерзших людей потянуло к теплу.
Возбужденные боем, командир, комиссар и старший адъютант, сопровождаемые связистами и автоматчиками заскочили в освещенный дом, который полчаса тому назад занимало немецкое начальство.
— Иван Тихонович! А крепко мы им всыпали! Замечательно получилось! — потирая застывшие руки и бегая по комнате, говорил Лютиков комиссару батальона старшему политруку Володину.— Я думаю,— продолжал он, — мы сделаем сейчас так: ты пойдешь по ротам и посмотришь, как они устраиваются — надо людей обогреть и накормить,— адъютант подсчитает трофеи и заготовит донесение командиру полка, а я соберу командиров рот и переговорю с ними. Не возражаете?
Возражений не было. Каждому хотелось поскорее выполнить порученное дело и хотя бы немного отдохнуть.
Минут через десять — пятнадцать командиры рот были уже в штабе и докладывали о том, какие они захватили трофеи и как устроились. Восседая за столом в позе победителя, Лютиков чувствовал себя превосходно.
А время шло. Снегопад прекратился. Брезжил рассвет. И вдруг застрекотали автоматы.
«Что такое? В чем дело?»
— Товарищи! Бегом по ротам! — закричал Лютиков, вскочив из-за стола. Он сразу понял, что произошло непоправимое.
Помещение опустело. Вместе с командирами рот выбежали старший адъютант и командир взвода связи.
— Товарищ старший лейтенант, скорее, скорее! — торопил Лютикова его автоматчик, — а то опоздаем!
Бой разгорался. К автоматной трескотне прибавились разрывы гранат.
Выскочив из дома и отбежав от порога всего на несколько шагов, Лютиков уткнулся в снег, сраженный автоматной очередью.
Было уже совсем светло, когда батальон, выбитый из Любецкого, вновь сосредоточился на опушке леса, откуда два часа назад он переходил в атаку.
— Что же произошло? — Где командир батальона? — спрашивал Володин у командиров рот. — Как это получилось?
А ответ был прост. Пришла расплата за головокружение от успеха, за самоуспокоенность и беспечность. Овладев Любецким, батальон занялся в первую очередь бытовыми вопросами и забыл про врага. Люди разбрелись по ломам греться и отдыхать. За это время гитлеровцы опомнились, получили подкрепление из Большого Калинца, внезапно контратаковали и заняли Любeцкое.
Володин и командиры рот решили снова атаковать этот населенный пункт и захватить его.
Повторная атака, однако, несмотря на ее настойчивость, успеха не имела. Противник оказывал упорное сопротивление. Потеряв около пятидесяти человек убитыми и ранеными, батальон вынужден был отойти. В числе раненых оказался и Володин. Рискуя жизнью, с большим трудом его вынесли из боя связные командира шестой роты Ченцов и Шумов.
Раненые отнимали много времени и внимания. За ними требовался уход, их надо было не только перевязать, но и накормить и обогреть. Из-за раненых отошли поглубже в лес.
Найден был батальон на второй день в лесу на подступах к Любецкому.
Так неудачно для Новгородского полка начался его второй наступательный бой.
Новому командованию предстояло срочно всё выправлять.
Почувствовав угрозу окружения своей демянской группировки, гитлеровцы начали срочно создавать новую полосу обороны к западу от болота Невий Мох, фронтом на восток.
Фашистское командование выдвинули на участок между болотом и рекой Пола свежую 290-ю пехотную дивизию, которая оседлала железную дорогу на Старую Руссу. Передний край обороны дивизии опирался на естественный рубеж из ряда населенных пунктов, вытянутых с севера на юг: Мотыренку, Большой и Малый Заход, Пестовку, Любецкое, Большой и Малый Калинец, Дуплянку, Ольховец, Заречье. Эти десять населенных пунктов на фронте в двенадцать километров были превращены а опорные пункты, связанные между собой огневой системой. Каждый опорный пункт занимался одной — двумя пехотными ротами с пулеметами, орудиями, минометами.
Во второй линии, на глубине трех километров, к северу и к югу от железной дороги, в Большом Яблонове и Веретeйке были созданы батальонные узлы сопротивления.
Полковые резервы и штабы полков располагались западнее, в Сельцо и Тополево. Штаб дивизии с дивизионным резервом занимал районный центр Пола.
Общая глубина оборонительной полосы немецкой дивизии достигала восьми — десяти километров.
Наша дивизия, форсировав болото Невий Мох и спустившись к югу, в первых числах февраля оказалась перед этой новой полосой обороны. Попытка Новгородского полка прорвать оборону с ходу и овладеть Любецким и Большим Калинцом успеха не принесла. Сосредоточившись восточное Большого Калинца, полк приступил к более тщательной подготовке.
Севернее Новгородского полка, против Любецкого, сосредоточивался Казанский полк.
Еще севернее для обеспечения правого стыка с соседней армией вышел армейский лыжный батальон.
Дивизионная школа младшего начсостава блокировала опорный пункт Пустынька. Левый сосед — дивизия Штыкова, используя наше выдвижение на юг, освободила Вершину и Высочек, срезала выступ и, выравнивая фронт, выходила своим правым флангом к линии железной дороги. Ее передовые части ввязались в бой за станцию и поселок Беглово.
Генерал Берзарин торопил меня с прорывом, но нас задерживали дороги и подъездные пути к районам сосредоточения, сковывал глубокий снег. Надо было подтянуть артиллерию и тылы, подвезти боеприпасы, продовольствие.
Перемещение нашей дивизии и ее подготовка к прорыву не остались незамеченными. Противник производил артиллерийско-минометные налеты по исходному положению. Новгородский полк дважды подвергался бомбежке. Медлить с атакой было нельзя, и Новгородцы атаковали. Однако, к большому нашему огорчению, задачи своей они не выполнили и Большим Калинцем не овладели. Полк израсходовал свыше тысячи снарядов и мин, но этого количества оказалось слишком мало.
Гитлеровцы приспособили для обороны дома, разместились в полуподвалах и на чердаках, за всем наблюдали и поливали нас прицельным огнем. Нашим подразделениям не удалось преодолеть открытого заснеженного поля, которое отделяло исходное положение от населенного пункта. Обычные приемы атаки не привели к успеху. Надо было искать что-то новое, более действенное.
Целый день мы с Шабановым, командиром полка и начартом изучали огневую систему противника, планировали новые варианты штурма. Всесторонне оценив обстановку, решили, что для успеха необходимо повысить действенность своего огня и сократить время броска в атаку.