Эйлин показала на свою голову.
— А это чья работа?
— Моя. В смысле, я шил.
— Шил?! Обалдеть.
— А что мне было делать! Я не лекарь, магией не владею, а эти сволочи отказались тебя лечить. Хорошо, у них там бабка-знахарка была, та еще грымза, — Ниваль поморщился, изображая отвращение, — Но она над твоей головой пошептала и дала гоблинских зелий от инфекции, только сказала, что от него человек может память потерять или умом тронуться. Ты как?
Эйлин подумала немного и ответила:
— Еще не решила. А дальше что?
— Да ничего интересного.
— Не скромничай.
— Ну, дала она мне все, что нужно и сказала, что руки себе отрубит, а к тебе не прикоснется. Самое трудное было спирт выпросить.
Вспомнив этот момент, Эйлин усмехнулась и посмотрела на Ниваля с восхищением. Этот человек, кажется, не перестанет ее сегодня удивлять. Начальник Девятки, орущий, колотящий ногами в тяжелую дубовую дверь крохотной грязной комнатушки и требующий спирта. Скажи кому — на смех подымут.
— Хрена ты мне принесла! Я голову собираюсь зашивать, а не сапоги!
В ответ — скрипучий женский голос, произносящий нецензурную брань и советующий Нивалю зашить себе одно место, чтобы психов не плодить.
Ниваль — псих? С каких это пор?
— Большую часть волос вокруг пришлось состричь, там была сплошная корка, даже спирт ее не брал. Тем более, он для другого был нужен.
Эйлин сделала вид, что поправляет прическу.
— Хорошо, что у меня на ближайшее время не намечено никаких свиданий.
Ниваль развел руками.
— Ну, извини, парикмахер из меня так себе.
— Да ладно…
Снова темная комнатка. Закопченные стены и потолок. Запах клопов и крыс. Стол, стул, кровать с колючим матрацом. Железная печка. Ниваль дает ей выпить обжигающей жидкости, от которой перехватывает дыхание, слезятся глаза, а внутри становится горячо и, чуть погодя — легко и приятно. Потом выпивает сам. Стены комнатки начинают плясать, то сужаясь, то расширяясь. Забавно.
Картинка сменяется на еще более забавную. Какой-то плывущий, размытый Ниваль, нервно чертыхаясь, сгибает над свечой иглу и заметно дрожащими руками вдевает в нее нитку. В голове щиплется и возникает непреодолимо-болезненное желание почесать ее.
— Не боись, сес-стренка, зашт-топаю так, что никто не заметит.
Стоп! Сестренка. Значит, она уже получила повышение. От «глупой девчонки» и «рыжей заразы» до сестренки. Отлично. Братец!
Взяв его руку в свою, Эйлин улыбнулась.
— Слушай, трубочист из тебя неплохой, но может тебе, все-таки, пойти в костоправы? Это поденежней, попрестижней.
— Издеваешься, — грустно констатировал Ниваль.
Эйлин покачала головой и посмотрела ему в глаза.
— Нет. Ты, наверное, столько вытерпел. Меня спас. А я чурка чуркой, ничего не помню.
— Оно и к лучшему, — ответил, прижимая ее к себе одной рукой, — нечего там вспоминать. Садись ближе, а то замерзнешь.
Пижавшись к нему, Эйлин тихо сказала:
— Как мне повезло, что рядом есть ты.
— Однако, кажется, на этот раз все действительно плохо. Думаю, Арденор догадался, что я блефовал. У него советчик хороший. И отсюда мы вряд ли выйдем живыми. Дров надолго не хватит. Еды тоже.
— А зачем они оставили нам оружие?
— А ты как думаешь? Может, ожидают, что мы с голодухи потеряем человеческое достоинство и передеремся. То-то им цирк будет.
Эйлин вздрогнула и теснее прижалась к нему. По спине побежал жуткий холодок.
— Да нет уж. Лучше с башни вниз головой.
— Не слишком ли пессимистично?
— Ты сам говоришь, что надо начинать рассматривать любую проблему с худшего варианта. Так что… А Сола? Она погибла?
— Нет, — коротко ответил Ниваль, посмотрев в сторону.
Эйлин посмотрела на него.
— А что?
— Я отдал ей кольцо Амадея, помнишь?
— Ты думаешь…
Ниваль раздраженно махнул рукой.
— Ничего я не думаю. Просто я решил, что глупо брать с собой в могилу еще кого-то, когда можно отправиться туда одному.
Эйлин, посмотрев на него долгим взглядом, задумчиво произнесла:
— Знаешь, я столько нового о тебе узнала сегодня.
— Ты еще не все обо мне знаешь, — буркнул он.
— А что еще? А, позволь мне догадаться, — Эйлин хитро улыбнулась. — Тебе кое-кто нравится, так?
Ниваль посмотрел на нее и, четко разделяя слова, произнес:
— Нет, не так.
— А я верю, что Сола приведет помощь.
Он пожал плечами и попытался прикинуть в уме, сколько у нее заняла бы дорога и на сколько дней им с Эйлин хватит еды, если растягивать по максимуму.
Вдруг Эйлин вскочила и показала пальцем на горизонт, над которым уже низко висело солнце. Там что-то вспыхнуло и тут же исчезло.
— Это был он, сокол Солы! Я видела, как сверкнули его крылья. И до этого слышала шорох, как будто что-то пронеслось мимо.
— Галлюцинация?
— Да нет же, Ниваль, ты тоже видел!
Он покачал головой.
— Все может быть, конечно. Но я не стал бы на это особо рассчитывать. Давай-ка, поешь немного, да будем на ночлег устраиваться. Я плохо спал последние дни, эти гады шумят и орут сутками. По комнатам крысы шныряют. А здесь хоть тишина.
— Как в гробу, — мрачно отозвалась Эйлин.
— Ничего, поживем еще, — ответил Ниваль, ущипнув ее за озябший нос.
Три дня отряд Касавира провел в ожидании кентавров у границы владений Арденора, в чьем-то опустевшем, относительно безопасном и теплом полуподземном поселении на островке твердой земли посреди мертвого заболоченного леса. Семьдесят мужчин и женщин из племени кентавров во главе с Амадеем и их друзья — небольшая компания лесных эльфов, задержались в самом начале пути в Скрытый Лес. Каменистая дорога, проходившая по дну ущелья высохшей реки, сносная для двуногих, оказалась труднопроходимой для обладателей конских копыт.
Ожидание было утомительным, но не слишком скучным. Случалось, нападали темнотвари, один раз пришлось отбить атаку одичавших граундлинов, желавших захватить бесхозное жилье. Но установленные Солой ловушки быстро отвадили нежданных гостей, а аура Касавира позволяла предупреждать внезапное появление темных исчадий подземья. Дальше их путь лежал на северо-запад, по узкой тропе через перевал. Было тепло и почти безостановочно шел ленивый, мягкий и пушистый снег, и у друзей возникли сомнения в целесообразности выбора этой дороги. Едва заметную тропу, разведанную соколом с высоты, могло так занести, что легко было сбиться. А если снегопад усилится и застанет их в пути — хорошего не жди.
Касавира раздражала эта задержка, хотя он и не распространялся на этот счет. Келгар же выражал свое недовольство весьма бурно, сетуя, что его молот соскучился по настоящей работе, и вообще, как они могут тут сидеть, когда девочка в опасности. Касавир с неохотой признавался себе, что в душе понимает его. А когда на второй день ожидания вернулся Разбойник, отправленный на разведку в лагерь Арденора, ситуация и вовсе грозила выйти из-под контроля. Весть о том, что Эйлин и Ниваль живы и находятся на Башне, и обрадовала, и встревожила друзей. Решено было отправить сокола снова, чтобы попытаться наладить связь и выяснить, чем можно помочь пленникам. Но их словно преследовал злой рок. Разбойник не вернулся. Что могло случиться — оставалось гадать. Он был единственной ниточкой, связывавшей их с Эйлин в этой глуши, и эта неожиданная потеря усилила напряженность. Подлили масла в огонь и обычная неразговорчивость Солы. Когда исчез ее товарищ, она совсем замкнулась. Касавир, сохранявший пока разумный нейтралитет, почувствовал, что, по крайней мере, двое из товарищей — Келгар и Нишка — на грани того, чтобы устроить бунт. Конечно, это было бы глупо. Как бы он сам ни рвался в ледяную страну Арденора, идти дальше маленьким отрядом, без четкого плана было безумием. По данным разведки, в его резиденции постоянно присутствовали около двухсот воинов — хобгоблинов и орков. Там же находился уже знакомый им Ральф Троллеподобный с тридцатью наемниками разных мастей. Это была серьезная сила, с которой только идиот не стал бы считаться.
Применять жесткие меры Касавир раньше времени не хотел. Поэтому старался, как мог, сглаживая острые углы, и в этом ему, словно по молчаливой договоренности, помогал весельчак Гробнар, умевший, как никто, разрядить обстановку какой-нибудь дурацкой выходкой, отвлекавшей на себя внимание Келгара. Никогда раньше Касавир не думал, что будет в душе одобрять привычные, неизбежные и столь же бесплодные перебранки и шумные потасовки между дворфом и Нишкой. Но это было лучше, чем глухая враждебность, чуть не захлестнувшая отряд. Он в сто первый раз подумал, как Эйлин была права, управляя этой командой, словно сшитой из разных по цвету и фактуре лоскутов, именно так — ненавязчиво и с деланной беспечностью. А лоскутки, в результате, оказались сшиты намертво.
Немного оживило обстановку интересно открытие. Оказалось, что река, когда-то разлившаяся и застоявшаяся болотом, была золотоносной. Интересовались ли золотом бывшие обитатели этих мест — трудно сказать. Поселение на вид было древним, и никаких намеков на то, что здесь когда-то добывалось золото, не было. Главным строительным материалом были кости исполинских животных, которые до сих пор, подобно изваяниям, в большом количестве торчали из замерзшего болота, перемежаясь обгоревшими и словно окаменевшими остовами вековых елей и пихт. Кроме изделий из кости и редко — дерева — в землянках ничего обнаружено не было. А месторождение оказалось богатейшим. По краю выгоревшего участка наблюдательный Гробнар нашел несколько самородков прямо среди вмерзшей в лед каменной россыпи. На Нишку и Келгара это произвело сильное впечатление, и, чтобы не маяться от безделья, они стали ходить на болото, как на работу. Словом, само по себе это место было странным и интересным для изучения как любителями древности, так и любителями наживы. Вот только момент был неудачный, и интересные находки не могли заслонить собой главную цель.