Готов он тифлингу другом стать.
Вторая загвоздка сложнее была:
Кого-то обидел герой не со зла.
Но шанс все исправить герой получил,
Когда он у «Старого Филина» был.
Дворфы-разведчики встретились им:
Кулмар с отрядом своим небольшим.
Встреча была без объятий и слез,
(Кулмар — Келгару) «Какой тебя леший сюда принес?
Мы крепость должны Айронфистам вернуть,
Но багберы нам преграждают путь».
Келгар был в ярости (Келгар): «Что за дела?
Драка меня как магнитом влекла.
Но чтоб уваженье родни заслужить,
Готов я подвиг любой совершить!»
(Эйлин): «Что ж, — отвечала Эйлин ему, —
Желаешь ты драки — быть посему.
Эй, Кулмар, коль хочешь ты в крепость войти,
Дай Келгару дело до конца довести».
Итак, друзья, начнем наш рассказ,
О том, как Келгар клан свой спас,
Вернув ему Айронфистов дом.
И в этом помог ему маленький гном (Гробнар кланяется);
Еще с нами был Касавир — паладин,
Он орков убил девять сотен один;
(Все) «Эйлин возглавляла наш славный отряд
Отчаянных, смелых и сильных ребят!»
Друзья по ущелью без страха идут,
Не зря же они храбрецами слывут.
Но что это — дворф бездыханный лежит,
Наш Келгар в бешенстве, он отомстит!
(Келгар скачет по сцене, изображая бешенство, товарищи берут с него пример)
Засаду устроили недруги здесь,
Их было десятков пять (Келгар) «Или шесть!»
Недолог был бой, справедлива цена —
За убийство враги заплатили сполна.
(На сцене появляются картонные фигурки багберов, обступают героев, но падают, сраженные ими)
Лечение ран, короткий привал —
И снова Эйлин подает сигнал.
(Эйлин) «Вперед друзья, идите за мной!»
(Все) «Мы здесь командир, веди нас на бой!»
Злодейство готовится страшное тут:
Голодные злыдни костер уже жгут,
А дворф плененный сидит под замком,
Неужто послужит им ужином он?
(Все — Келгару) «Нет, не допустим мы страшной беды.
Нас четверо лишь против целой орды,
Но глаз будет меток, не дрогнет рука,
Спасем от костра твоего земляка!»
(Опять появляются картонные багберы, герои мужественно с ними расправляются и отпускают на волю пленника)
(Кайар) «Меня вы спасли, благодарен я вам,
Наш клан всегда будет рад друзьям».
(Кайар убегает, герои машут ему на прощанье)
Короткий привал и снова вперед.
Куда же дорога их приведет?
Дворфийская крепость, громада громад,
Кажется, здесь им никто не рад.
Багберов сотня, не меньше, их ждет
Но битвы этой известен исход.
(Герои сражаются с картонными багберами, те падают один за одним, снова встают, и опять падают)
Наши герои в поту и крови
(Все — Эйлин) «Песней, Эйлин, ты нас вдохнови!»
(Все — Касавиру) «А ты, паладин, лечи нас, скорей!»
Ничто не сломит четверку друзей.
Закончена драка, убиты враги
(Эйлин) «Вперед, за мной, ускорим шаги!»
(Гробнар) «Постойте, я вижу здесь странный предмет,
Быть может, к загадке какой-то ответ».
(Эйлин берет из сундука воображаемую странную деталь и кладет ее в свою сумку, затем жестом приказывает героям следовать за ней)
Вот алчные багберы делят добро.
Эйлин поступить решает хитро:
(Эйлин) «Пусть жадность злодеев рассудка лишит,
А злато от нас не убежит».
Вышло все так, как сказала Эйлин.
С презреньем на злато смотрел паладин.
Он равнодушен к блеску монет,
Эйлин же и дела до этого нет.
(Эйлин забирает воображаемое золото, Касавир демонстративно смотрит в другую сторону)
Дошли до двери, на ней — хитрый замок.
Кто сможет открыть его? Гном с-локоток.
(Гробнар) «Эту деталь не зря ты взяла.
(Гробнар берет у Эйлин воображаемую деталь, все разбегаются, Гробнар открывает воображаемую дверь)
Ну, вот, слава богу, рука цела».
И вот, наконец, последний оплот.
Теплый прием их тут явно не ждет.
Свирепый главарь поджидает их здесь,
С ним багберов столько, что и не счесть.
Сорок злодеев у ног их лежат,
Столько же сзади зайти норовят.
Сорок еще готовы напасть,
(Все) «Повеселимся сегодня мы всласть!»
(Сцена насилия и жестокости — вырезано цензурой)
Все кончено, багбер последний сражен,
Отряд наш изранен и утомлен.
Но цель достигнута, крепость взята
И кровь друзей не зря пролита.
Трофеи — награда за доблесть в бою,
Эйлин собирает добычу свою.
Находит перчатки — отличный трофей,
Тут Келгар, волнуясь, подходит к ней.
(Келгар изображает волнение и благоговейно берет из рук Эйлин Перчатки Айронфиста)
(Келгар) «Перчатки — реликвия клана — у нас,
Каков же будет твой приказ?»
(Эйлин) «Ты эти перчатки в бою заслужил,
Носи их с честью, как твой предок носил».
(Все) «Да здравствует Келгар, наш славный герой,
Мы все за него стоим горой!»
(Келгар надевает Перчатки Айронфиста и кланяется восторженной публике)
(Эйлин) «Теперь, друзья, пойдемте назад,
Нашим известиям клан будет рад».
Кулмар Келгару руку пожал,
И напоследок ему сказал:
(Кулмар) «Ты был не прав, но вину искупил,
Я тебя за это простил».
Вернулись друзья из похода, и вот
Эль из бочек рекой течет.
Друзья, наконец, смогут смыть кровь и пот,
Душевный прием их в таверне ждет.
Но вот на нашу красотку Эйлин
Бросил лазоревый взгляд паладин.
А что из этого выйдет, друзья,
В другой раз о том поведаю я.
(Все кланяются, бурные аплодисменты)
ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
Глава 1
Убежище Аммона Джерро
Настроение в этот вечер у Эйлин было хуже некуда. Она только что вернулась со своим отрядом из пропахшей серой норы, где прятался Аммон Джерро, чернокнижник и, по совместительству, дед тихони Шандры. Конечно, плевать она хотела на этого деда, но оказалось, что он когда-то уже имел дело с Королем Теней, и мог бы быть им полезен. Старичок-одуванчик, которого она ожидала увидеть, оказался злобным рыжебородым дядькой с лысой татуированной головой. Оказывается, это он еще в Невервинтере стащил у них магический осколок серебряного меча и отдавать добровольно не хотел, мотивируя это тем, что без него они все равно не победят Короля Теней, и вообще, осколок ему самому нужен. Затем он удалился в свое убежище у черта на куличиках, заколдовал дверь, поставил там стража-голема и сидел, довольный, не зная, с кем связался.
Но страж-голем оказался сговорчивым малым и велел пройти парочку детских испытаний типа убить огненных элементалей, справиться с целой ордой варваров-нежити и достать из ядовитого гейзера склянку какой-то мутной водицы, которую милостиво разрешил оставить себе. Зачем — непонятно. Эйлин отдала ее Сэнду, может он сможет ее перегнать. По части перегонки Сэнд — большой специалист. Однажды, узнав, какой ингредиент является основным в жемчужине коллекции напитков Сэнда, Бишоп дня три при упоминании о самогоне срывался и куда-то убегал. Повеселились они тогда, играя в слова.
Но, ближе к делу. Шандра открыла дверь убежища, капнув на замок каплю своей крови, и куда-то исчезла. Внутри все оказалось так запутанно и запущенно, что Эйлин почти обрадовалась старому знакомому, дьяволу Мефазму, который, как всегда, оказался запертым в круге призыва. Невезучий какой-то дьявол. Он радостно просветил ее, что, оказывается, ей придется договариваться с демонами, запертыми здесь повсюду, чтобы они открыли ей портал в лабораторию Джерро. С кем только ей не приходилось договариваться! Бедный Касавир, для него это было испытание — видеть, как она любезничает с нечистью. Только этим можно объяснить его молчаливость и необычную угрюмость. И самое главное, все это время ее не покидало ощущение, что готовится какая-то подстава.
Так оно и получилось. Пока друзья искали Шандру в запутанных лабиринтах убежища, исчадия ада взяли ее в оборот. Узнав, что она внучка Джерро, они так заморочили ей голову, что она снова пустила себе кровь, чтобы освободить их от чар своего дедушки. Дедушка обиделся не на шутку и, когда они добрались до лаборатории, начал, не разобравшись, убивать свою родную внучку. Слава богу, Касавир, в отличие от остальных, проявил хладнокровие и не стал ждать, разинув рот, пока этот сумасшедший добьет ее. Сейчас бедная девушка в надежных руках служителей Тира, а Касавир пошел ее проведать и помочь, чем сможет. А любящий дедушка, оставшись без помощи своих ручных демонов, вынужден был сдаться. И теперь ошивается в таверне и в ус не дует. «Убила бы, если бы он не был нам нужен! — подумала Эйлин и бросила злобный взгляд на Аммона, одиноко стоявшего у камина, — морда татуированная. Кто бы мог подумать, что у нашей милой Шандры такой жуткий дед».
Еще один эпизод в убежище не шел у нее из головы. Она посмотрела на Бишопа, нервно отхлебывающего эль из кружки. Надо бы поговорить с ним. Она, конечно, догадывалась, что адские создания женского пола очень высокого о себе мнения, постоянно озабочены, и им известно о чужих грешках. Но чтобы настолько! Эйлин стала вспоминать этот разговор. До чего же она была противна, эта эринния Хезебель, хоть и не лишена дьявольской привлекательности. Она так и вертелась в своем кругу призыва, стреляя глазами в сторону святого паладина, норовя сбить его с пути истинного. Но видимо, она почувствовала в Эйлин конкурентку и на попытку заговорить с ней, лишь посмеялась ей в лицо и весьма нелестно отозвалась об ее внешности и умственных способностях. Да и бог с ним, не обращать же внимания на кого попало. Но того, что произошло, Эйлин не ожидала. Преданный Касавир еще думал, что на это сказать, когда Бишоп вышел из темного угла и накинулся на Хезебель с оскорблениями:
— Заткни пасть, демонесса, и не вылезай из своей грязной канавы!
Все раскрыли рты, а Касавир посмотрел на Бишопа так, словно он сам явился из ада. Эринния будто ждала этого, и тут же переключилась на Бишопа:
— Ммм, что я слышу. Сколько страсти. Ты, хам, грубиян и бабник, опять защищаешь женщину? Помнишь, как давно это было?
Бишоп схватился за рукоять меча, но, заметив, что Касавир пристально смотрит на него, опустил руку и сказал:
— Можешь загадывать свои загадки, но учти: когда мне это надоест, ты сдохнешь.
Эйлин с недуомением посмотрела на Бишопа. «Он что, сумасшедший? Она же в круге. Ее нельзя убить. Он лишь впустую потратит силы и разозлит ее слуг». Пора было прекращать эту опасную игру.
— Послушай, демонесса, командир здесь я, — резко сказала Эйлин. — Поэтому, если хочешь цепляться к кому-то — цепляйся ко мне, а его оставь в покое.
Она заметила, что Касавир холодно прищурился. Это был недобрый знак, но ей было не до этого. Он должен понимать, что нельзя позволять всякой нечисти манипулировать членами группы, даже Бишопом.
Бишоп бросил Эйлин:
— Послушай, это все хорошо, но не надо вмешиваться. Я сам справлюсь, не пытайся быть героем.
— О, у следопыта, кажется, аллергия на героев! — Продолжала Хезебель, ничуть не смущаясь ненавидящего взгляда Бишопа. — А ты не безнадежен. Такие как ты, презирающие добрые дела и отвечающие ударом на удар, скрашивают мое существование. Тогда вот пища для размышлений — не тебе, а твоей безмозглой подруге.
Эринния пристально посмотрела в глаза Эйлин, отчего той стало не по себе.
— Ты никогда не задавала себе вопрос, почему следопыт не покидает тебя? Задумайся, что значит для человека, ценящего свою свободу и ненавидящего святош, повсюду таскаться за тобой, защищать и мириться с присутствием твоих… друзей, — при этом эринния насмешливо посмотрела на Касавира.
Дрожащая жилка под левым глазом паладина выдала его тщательно скрываемое бешенство. Эйлин уже достаточно изучила его, чтобы понять это. Но другого выхода, кроме как продолжать гнуть свою линию, у нее не было. Она криком остановила Бишопа, яростно рванувшегося к эриннии в бессмысленной попытке нанести ей удар.
— Нет, Бишоп! — Затем, обращаясь к Хезебель, — ты, дьявольское отродье, я не позволю тебе нападать на моих спутников! Говори со мной или ни с кем!
Пожалуй, у нее это вышло эмоциональней, чем она хотела, и это не укрылось от внимания Касавира. Бишоп спохватился, сунул меч в ножны и нарочито равнодушно произнес:
— Не стоит волноваться из-за нее. Ее слова также пусты, как и она сама.
Но в его голосе и в том, как он посмотрел на нее, Эйлин почувствовала благодарность. Касавир вскинул голову и посмотрел на них из-за полуприкрытых век. Выражение его лица стало жестким.
— О, нет, я уже закончила. Я добилась того, чего хотела, — эринния обвела взглядом группу, остановившись на Эйлин, Бишопе и Касавире, — наслаждайтесь разгадыванием моих загадок.
Ссора в таверне
Лишь теперь, когда Эйлин, успокоившись, вспомнила в деталях этот разговор, до нее дошел его смысл. Касавир был мрачен все оставшееся время, а Бишоп выглядел так, словно у него душа не на месте. Душа? Ну, да, конечно, она у него есть, и в ней скрыто что-то, на что намекала эта адская тварь. Надо будет поговорить с Касавиром, когда он освободится. Он невесть что может подумать. А пока можно попробовать выяснить у Бишопа, что же его гложет. Так, на всякий случай. А то, честно говоря, надоели уже все эти биографические сюрпризы спутников.
Эйлин подошла к Бишопу, глушившему эль, и села напротив. Немного помолчав, она решила спросить прямо:
— Это тебя Хезебель так достала?
— Нет, это я за Шандру так переживаю, — мрачно ответил Бишоп.
Эйлин с деланным безразличием пожала плечами.
— Не хочешь — не говори. Я не горела желанием услышать твою историю от эриннии, не буду и тебя напрягать.
Бишоп оторвался от кружки.
— Я, кажется, уже поблагодарил тебя, — сказал он грубо, но, увидев бесстрастное лицо Эйлин, пояснил:
— Даже если она была права, что тебе до этого? Я не собираюсь выворачивать душу наизнанку ради пары сочувственных слов. Тем более, тебе. Иди вон, дружком своим покомандуй.
Эйлин вздохнула.
— Как знаешь. Может, тебе стало бы легче.
Бишоп запустил руку в волосы, взъерошил их и тряхнул головой. Затем, поколебавшись, взял девушку за руку и посмотрел на нее. Взгляд его был нетрезвым и усталым.
— Мы не первый день знакомы, и я давно понял, на что могу рассчитывать, а на что нет. Так что пусть эта тварь засунет свои слова туда, откуда у нее хвост растет. А насчет моего прошлого… мои раны — это мои раны. И тебе их лучше не бередить.
Он посмотрел в сторону входной двери и ухмыльнулся.
— А вот и твой дружок. Кажется, он собирается кого-то убить.
Касавир стоял в дверях и смотрел на них немигающим взглядом. Эйлин заметила, что Бишоп все еще держит ее за руку. «Господи, водевиль какой-то!» — подумала она и мысленно добавила крепкое словцо. Касавир сделал несколько шагов по направлению к их столику, но Эйлин сочла за благо отделаться от Бишопа и пойти ему навстречу. Это был тот случай, когда она совсем не хотела, чтобы он вступался за ее драгоценную честь.
— Касавир, — сказала она мягко, — давай отойдем и поговорим.
Он нехотя подчинился ей, продолжая сверлить взглядом следопыта. Они отошли к дальнему столику. Бишоп опять занялся своим элем и, казалось, забыл о них.
— Как там Шандра? — Спросила Эйлин.
— Поправится.
— Хорошо. Спасибо, что спас ее. Мне показалось, ты сегодня чем-то недоволен, — произнесла Эйлин, стараясь выглядеть спокойной, — и причина имеет отношение ко мне. В любом случае, нам лучше обсудить это.
— Недоволен? — Касавир недобро усмехнулся. — А с чего мне быть недовольным? Сегодня столько всего замечательного случилось. Знаешь, не каждый день мне, паладину, приходится идти на сделки с порождениями ада, заигрывать с эринниями и суккубами, спасать девушек от чернокнижников, которые к тому же приходятся им родственниками, и видеть, как моя… как ты трогательно защищаешь этого проходимца, а потом держишься с ним за ручку.
— А что я должна была делать?! — не выдержала Эйлин. — Позволить этой твари развлекать нас дальше, рассказывая небылицы и выводя из себя Бишопа? На его месте мог оказаться любой — ты, Сэнд, Келгар, даже Гробнар. И я поступила бы также. Мы все — команда, и ты знаешь это лучше меня. Кроме того, это было просто опасно!
Касавир немного помолчал и пристально посмотрел в глаза Эйлин.
— В этом ты права, но то, что я сейчас увидел, дает мне основания считать, что у тебя были и другие мотивы.
Касавир вздохнул и посмотрел куда-то поверх ее головы.
— Почему бы тебе не сказать все, как есть, не мучая меня. Я не собираюсь предъявлять своих прав на то, что мне не принадлежит. Кто мы друг другу? Командир и заместитель, которые иногда целуются и купаются в речке?
При этих словах кровь бросилась в лицо Эйлин, и она сделал над собой усилие, чтобы не взорваться.
— Это Бишоп для меня такой же член группы, как и все, — сдержанно произнесла она, — разве что проблем от него больше, чем от других. Но он по-своему полезен. А ты… ты же знаешь, что к тебе я отношусь по-особенному.
— Не знаю, — упрямо ответил паладин.
Он чувствовал, что его несет, но какая-то глухая, затаенная в сердце обида заставляла его не только произносить эти несправедливые слова, но и верить в них. В первый раз за много лет он был не в состоянии контролировать себя.
— Ты слишком много внимания уделяешь Бишопу и его душевному состоянию. Позволяешь себе нянчиться с ним, когда он лыка не вяжет, отвлекаешь солдат, чтобы они носили его в постельку, а то, не дай бог, он встретит рассвет на полу таверны. Думаешь, я не знаю? Ты постоянно пытаешься разговорить его. Естественно, у него в крепости масса свободного времени, почему бы ему не потрепаться с тобой о наболевшем?
Эйлин покачала головой и мягко сказала, попытавшись взять его за руку:
— Послушай, все не так, как тебе кажется. Я же не считаю каждую минуту, проведенную тобой с кем-то другим. Да и разговаривать по душам ты не особо стремишься.
Но Касавир отдернул руку.
— Да, я не силен в таких вещах, мне трудно говорить о своих чувствах, но это не значит, что у меня их нет.
Он долго молчал, машинально перекладывая костяшки домино с места на место. Затем, не поднимая головы, произнес:
— Знаешь, иногда я сомневаюсь, что за твоими поцелуями стояло что-то большее, чем…
— Чем что? — Резко перебила его Эйлин. — А, понимаю, пьяная командирша забавы ради набросилась на невинного паладина и сбила с пути истинного. Ты это хочешь сказать? А может быть, дело в том, что поцелуи тебя не устраивают?
Касавир молчал. Она по-настоящему разозлилась — да что этот фальшивый праведник себе позволяет!
— Тогда вот что я тебе скажу, — Эйлин резко встала из-за стола, — мне, конечно, плевать на эту Хезебель, ей до меня как до луны. Но когда она меня унижала, Бишоп был единственным человеком, который за меня заступился, до сих пор понятия не имею, почему. Но я это обязательно выясню!
Она вышла из таверны, с грохотом хлопнув дверью. Касавир мрачно посмотрел на Бишопа. Тот спокойно дул свой эль, как будто и не догадываясь, что стал причиной их ссоры. «Взять бы его сейчас и лицом об стол. Раз пять. А потом элем полить. Заступник. И сам хорош. Нашел, что сказать, — он вздохнул, — логика меня последнее время подводит. Да и откуда ей взяться? С ума бы не сойти. От чего ушел — к тому и пришел».
Плохие сны сбываются
Под утро Эйлин приснился Касавир — какой-то тихий, молчаливый и очень бледный. Глаза его были воспалены, и он смотрел на нее так, словно просил о помощи. Это видение заставило ее проснуться и резко подняться, от чего у нее потемнело в глазах. Через несколько секунд, сфокусировав взгляд, она сорвалась с кровати и стала быстро одеваться. Уж чему-чему, а своим снам она доверяла. Чем более опытным бардом она становилась, тем чаще ей снились такие красноречивые сны. Интуиция не обманула ее. Кана доложила, что еще до рассвета в крепость прискакал человек в одежде последователей Тира. Он оказался одним из паломников, возвращавшихся в Невервинтер из Крепости Преданных в Тетире, и собиравшихся остановиться у них. Он рассказал, что на границе земель крепости на них напал небольшой, но хорошо вооруженный отряд разбойников. Что им было нужно от бедных паломников — неизвестно, но половину каравана они перебили, остальных увели. Возможно, неграмотный сброд принял их за торговцев. Паломник попросил помощи у крепости. Касавир, приказав не будить Эйлин, велел седлать коня и возглавил патруль. Эйлин собиралась было наброситься на Кану с руганью за то, что ее не предупредили, но вовремя спохватилась. В конце концов, лейтенант Кана подчиняется заместителю капитана так же, как и самому капитану. Да и удержать Касавира она бы все равно не смогла. Он оставался паладином Тира, и помочь паломникам было его долгом. Больше всего ее тревожило то, что, как ей поведал Бивил, стоявший в это утро на страже, Касавир не взял с собой зелий и даже не стал тратить времени на переодевание. Он лишь накинул на потное после утренней пробежки тело тунику и защищавшую торс легкую полукирасу. Один пропущенный удар по корпусу мог стать роковым. Все, что оставалось Эйлин — это надеяться, что угроза не очень серьезна. Сначала у нее возникла мысль броситься следом, но паломник, указывавший путь, уехал вместе с отрядом, а на следопыта надеяться не приходилось: еще ночью он куда-то ушел, как обычно, никому ничего не сказав.
Она теперь вряд ли могла бы вспомнить, как прошел тот день. Что она делала, с кем говорила, куда ходила. Сплошной туман, и одна мысль, тяжелым молотом стучавшая в голове: «Касавир… Касавир… Касавир…». К вечеру, когда отряд так и не вернулся, она пожалела, что не рискнула. Возможно, основные силы бандитов оказались большими, чем ожидалось. Когда она уже собиралась приказать капитанскому отряду седлать коней, стражник на воротах крикнул, что кто-то направляется в крепость. Эйлин выбежала из ворот и увидела далеко на дороге семерых всадников. Посадка одного из них была не очень уверенной. Вдруг он завалился набок и едва не упал на землю, но умное животное перешло на шаг, и товарищи успели поддержать его. Эйлин, полная дурных предчувствий, побежала к нему. Да, это был Касавир. А с ним — двое солдат и спасенные паломники. На боку его была кое-как прилажена красная от крови повязка. Край кирасы с той стороны был разрублен, весь бок и бедро были в засохшей крови. «Боги, он ранен! — пронеслось в голове Эйлин. — И ранение серьезно, если он не смог излечить себя».
— Касавир! — позвала она.
Он был без сознания, но дышал. Она попыталась сотворить заклинание, но из-за волнения не смогла сконцентрироваться.
Тогда она взяла лошадь под уздцы и, поддерживая Касавира, повезла его в крепость. Она надеялась, что отец Иварр сможет помочь ему. Солдаты помогли ей отнести раненого в лазарет.
Отец Иварр был невысокого роста, крепким и коренастым стариком с волнистыми седыми волосами до плеч и такой же седой бородой, которую он заплетал в две косички, на северный манер. Он был священником Тира и раньше жил в храме в Невервинтере. Эйлин знала, что они были близко знакомы с Касавиром. В свое время, когда встал вопрос о строительстве храма, она, не раздумывая, решила отдать его служителям Тира и пригласить Иварра. Он был еще и замечательным лекарем, что было очень полезно для крепости.
Несмотря на протесты святого отца, она отказалась уйти. Тот внимательно посмотрел на нее большими, глубоко посаженными серыми глазами, хмыкнул, но ничего не сказал. Сейчас для него важнее было заняться раненым. Иварр снял мантию, оставшись в рубашке, закатал рукава, обнажив жилистые, необычно сильные для его возраста руки, и, закрыв глаза, положил ладонь на лоб Касавира. Через пару минут веки раненого задрожали. Он приходил в сознание.
— Его необходимо раздеть и осмотреть, — сказал Иварр и многозначительно посмотрел на Эйлин, — я бы предпочел помощь кого-нибудь из паломников.
Она ответила чуть резче, чем хотела:
— Брось, святой отец. Я здесь не для того, чтобы смотреть на его наготу, я хочу помочь тебе…и ему.
— Не стоит так щетиниться, — мягко ответил священник, улыбнувшись ей, — будь по-твоему.
Им пришлось повозиться. По хриплым вздохам Касавира и выступившим на его лбу капелькам пота, Эйлин поняла, что движение доставляет ему боль. Когда он был полностью раздет, Иварр снял повязку и, попросив Эйлин подержать таз, смыл кровь с его тела. Девушка едва подавила вскрик, когда рана обнажилась. Она была не очень глубокой, но обширной, в полторы ладони. Разорванная кровоточащая плоть была кое-где прикрыта лоскутами кожи. Кроме того, рана была очень грязной и издавала слабый запах ядовитых жабьих желез. Накрыв бедра Касавира простыней, Иварр принялся осматривать повреждение.
Взяв себя в руки, Эйлин заметила:
— Видимо, он был ослеплен или силы совсем покинули его, если он пропустил такой удар.
Иварр кивнул, продолжая осматривать рану.
— К счастью, печень не задета. Но поврежденная поверхность велика, он потерял много крови. Он смог остановить ее и кое-как перевязать рану, но в дороге она опять открылась. Неудивительно.
Эйлин заметила красноватую припухлость чуть выше раны.
— Ему больно двигаться. Посмотри, это не перелом?
Иварр ощупал покрасневшее место.
— Возможно, трещина ребра. Это неопасно, — ответил Иварр, — меня волнует другое. Судя по виду раны и его состоянию, ранение было нанесено вскользь зазубренным отравленным оружием. А противоядия у него не оказалось. Сейчас оно бесполезно. Будем рассчитывать на то, что его организм сам с этим справится.
— Он весь горит, — сообщила Эйлин, вытирая пот со лба Касавира.
Подумав немного, Иварр произнес:
— Да, у него жар, но я не стану сейчас снимать его. Это лишь воспрепятствует выведению яда через кожу. Уксусное обертывание — лучшее лечение. А сейчас надо промыть рану, смазать заживляющим снадобьем и перевязать. Надеюсь, у тебя крепкие нервы?
Эйлин упрямо сжала зубы и кивнула.
С сомнением покачав головой, Иварр велел ей поливать рану из склянки, сам же принялся вычищать ее. Эйлин старалась не смотреть на это. Из горла Касавира вырвался хрип.
— Ему больно? — тихо спросила она.
— Немного. Но не волнуйся, эта вода содержит дезинфицирующий и обезболивающий экстракты. Шок исключен.
Пока Иварр заканчивал обрабатывать рану, Эйлин приготовила в тазу уксусный раствор, намочила и отжала простынь. Помогая ему переворачивать Касавира и закутывать его, она почувствовала, что самообладание готово покинуть ее. Она подняла голову, чтобы не дать выступить слезам.
— Пока все, — сказал Иварр, укрывая Касавира одеялом, — он вне опасности, теперь ты можешь уходить.
— Я не уйду, — спокойно ответила Эйлин, — я должна быть здесь.
— Послушай, капитан…
— Прости, Иварр, это мое последнее слово, — она посмотрела святому отцу в глаза, — я не уйду.
Иварр долго думал, опустив голову и глядя на Эйлин из-под нахмуренных кустистых бровей.
— Кажется, я понимаю, — наконец, произнес он, — и если моя догадка верна, лучшей сиделки для него я не найду. Хорошо, я дам тебе шанс. Ты уверена, что готова сама позаботиться о нем?
— Святой отец, если бы я могла взять на себя хоть часть его страданий…
Иварр кивнул.
— Можешь не продолжать. Я вижу ответ в твоих глазах. Ты должна будешь четыре раза за ночь сменить повязку со снадобьем и два раза обтереть его насухо и обернуть свежей простыней. Если заметишь, что он сильно потеет, можно и больше. Чистое белье в шкафу. Это будет нелегко, но я знаю, ты справишься. Впрочем, — Иварр смягчился, — если будет тяжело, ты всегда можешь позвать меня. Обязательно давай ему пить. Он в сознании, но физически и интеллектуально сильно истощен. Наверняка будет бредить. Зелье — экстренная мера, уместная в бою. Сейчас ему будет полезнее просто отдохнуть и пропотеть. Я приду осмотреть его на рассвете. А тебе лучше выпить вот это. Ночь будет нелегкой.
Эйлин выпила предложенное Иварром красное зелье в хрустальном пузырьке и почувствовала прилив сил.
— Спасибо Иварр, я сделаю все, как надо.
— Не сомневаюсь. Увидимся утром.
Ночь у постели Касавира
Оставшись одна, Эйлин затушила лишние свечи в настенных канделябрах, оставив минимум освещения, зажгла масляную лампу, поставила ее не прикроватную тумбочку и села у изголовья. Дыхание Касавира, сначало поверхностное, стало ровным и глубоким. Он заснул. Опершись локтем о спинку кровати, Эйлин смотрела на землистое лицо с потемневшими глазницами и расползшимися красными пятнами на щеках, побелевшие полураскрытые губы, мокрые пряди волос, прилипшие ко лбу, ставшую заметной синеву на бледном заостренном подбородке, и он показался ей таким беспомощным и беззащитным, что она почувствовала ком в горле.
— Глупый, — прошептала она, — зачем ты это сделал? К чему рисковал? Воображаешь себя бессмертным, когда какие-то две секунды могут оборвать твою жизнь.
Она вздохнула, окинув взглядом его обездвиженное спеленатое тело.
— Но другим я тебя и не знала. Таким полюбила. Значит, мне на роду написано постоянно тревожиться за тебя.
Касавир крепко спал, и все, что ей оставалось делать — это смотреть и ждать. До первой смены повязки все было спокойно. Спать ей не хотелось, и она решила прибраться. Найдя в шкафу большой холщовый мешок, она сложила туда грязные бинты, полотенца, останки доспеха и окровавленную одежду. Чистить и стирать все это не было смысла. Чтобы занять себя чем-нибудь, она стала изучать корешки книг, стоявших на одной из полок. Ее внимание привлек черный с золотым тиснением фолиант с надписью «Медицинские и бытовые алхимические рецепты». Открыв книгу наугад, она прочла: «Любовный напиток из толченой феналопы. Для мужчин, утративших пыл молодости и женщин, потерявших вкус к жизни. Возбуждает чувства, увеличивает мужскую силу, способствует любовному наслаждению».
— Тьфу! Пакость какая. И на вкус наверняка дрянь, — в сердцах пробормотала она и поставила книгу на место.
Когда пришло время, Эйлин стала разворачивать одеяло и простынь, стараясь причинять раненому как можно меньше беспокойства. Касавир был слишком тяжел для нее, но ей не приходило в голову просить о помощи. К тому же, зелье Иварра придавало ей сил.
Сняв повязку, она с радостью отметила, что рана выглядит чистой. Потревоженный Касавир застонал, поднял голову и провел языком по пересохшим губам. Эйлин налила в стакан воды из графина и, придерживая голову, напоила его. Он пил жадно, большими глотками, вода стекала на шею и грудь. Напившись, он приоткрыл глаза. Зрачки его были расширены, а взгляд блуждал.
— Эй… лин, я… пещера… там… их много, — чуть слышно зашептал он.
— Я здесь, родной, — ласково ответила Эйлин, — все хорошо, ты дома.
Она осторожно опустила его голову на подушку и, убрав прилипшие волосы, коснулась губами горячего мокрого лба. Он закрыл глаза и улыбнулся. Ее взгляд скользнул по его телу. Ей не приходилось видеть его раздетым, как и вообще мужчин, и, дав волю любопытству, она тут же строго одернула себя. Тело было мокрым, тяжелый, едко пахнущий пот струйками стекал на постель. Эйлин решила поменять ее. Не без труда вытащив из под него грязную простынь, она принялась обтирать его, начав со спины. Перевернув его, она продолжила, двигаясь вниз от шеи. Руки ее дрожали не только от физического напряжения, но и от волнения. Чувства неловкости у нее не было, но, проводя полотенцем по его торсу и бедрам и прикасаясь к его телу там, где он вряд ли позволил бы, если бы не лежал в жару и бреду, она чувствовала, что сама сейчас вспотеет.
— Уффф…
Закончив обтирание, она наложила свежую повязку и, напрягая все силы, перевернула его, чтобы подоткнуть свежую уксусную простынь. За все время Касавир не сказал ни слова и не открыл глаз, лишь постанывал, когда она шевелила его.
Ей пришлось еще несколько раз дать ему пить и два раза обтереть. Меняя повязку, она каждый раз убеждалась, что рана выглядит все лучше и лучше. Просыпаясь во время этих процедур, паладин называл ее по имени и что-то бессвязно бормотал — то просил прощения, то ругался и грозил ударить кого-то мордой об стол. А Эйлин гладила и нежно успокаивала его, как ребенка, больше голосом, чем словами, называя ласковыми прозвищами, какие ей раньше и в голову бы не пришли. В самом деле, кому пришло бы на ум назвать маленьким медвежоночком и сладеньким тигреночком здоровенного мужика ростом добрых шесть футов с лишним и весом раза в два больше самой Эйлин. Ее руки ныли, шея затекла, а спины она вообще не чувствовала, но старалась не обращать на это внимания.
Незадолго до рассвета она в очередной раз развернула его и сняла повязку. Было очевидно, что рана больше не представляет опасности. Жар почти прошел. Сон стал таким крепким, что Касавир даже не реагировал на ее манипуляции. Эйлин позволила себе обтирать его чуть дольше, любуясь им и разглядывая шрамы. И не только шрамы. Ей понравилось то, что его тело было почти лишено буйной растительности. То, что мужчина не пренебрегает гигиеной, было редким явлением, и большим плюсом в ее глазах. Перестав себя стыдить и одергивать, она поняла, что вид его тела и прикосновения к нему вызывают у нее очень приятные ощущения, сходные с теми, какие возникают внутри, когда раскачиваешься на качелях. Как бы невинна она ни была, она была уже достаточно взрослой, чтобы понять, что это значит. Она взглянула на рельефный живот и решилась дотронуться кончиками пальцев до темной дорожки, ведущей вниз от пупка. «Иварру точно не следовало бы этого видеть», — подумала она.
Мысль Эйлин тут же материализовалась, почему-то заставив ее густо покраснеть. Заметив это, Иварр покачал головой, но ничего не сказал. Он осмотрел рану и остался доволен. Затем они вместе обработали ее и завернули Касавира. Перед тем, как уйти, он дал Эйлин последние наставления.
— Молодец, ты справилась. Этот день ему лучше провести в покое. Зная его, понимаю, что тебе будет трудно настоять на этом. И самое плохое — ему нужно попоститься, дозволены лишь фрукты, хлеб и обильное питье. Это поможет вывести остатки яда. Если будет сопротивляться — сошлись на меня и волю Тира, — к удивлению Эйлин, при этих словах отец Иварр улыбнулся, — удачи тебе. Теперь можешь отдыхать.
Перед уходом он дал ей еще одно зелье и вытащил из кармана завернутые в пергамент кусок хлеба, толстый ломоть сыра и кусок грудинки.
— Вот, подкрепись. Зелье, конечно, не заменит тебе полноценного отдыха, но снимет напряжение в мышцах. У тебя наверняка все болит. Выпей, поможет.
— Спасибо, святой отец, — промолвила она.
Эйлин почувствовала, что ей в самом деле нужно отдохнуть. Второй кровати здесь не было, но было большое, покрытое старыми шкурами кресло, в котором при желании можно было устроиться с относительным комфортом. Собственно, ей было все равно, настолько она устала и хотела спать. Поев и выпив зелье, она затушила свечи, кое-как разместилась в кресле, привалившись к спинке и перекинув ноги через подлокотник, и мгновенно провалилась в сон.
Пробуждение
Солнце было уже высоко, когда Касавир проснулся. Медленно подняв отяжелевшие веки, он попытался пошевелиться. Тело одеревенело, к тому же что-то сковывало движения. Он пленник? Приподняв голову, он убедился, что находится в лазарете. Это успокоило его. Он снова опустил голову на подушку, чувствуя, как с ощущением своего тела к нему приходит и головная боль. «Меня спеленали, как младенца, — он энергично задвигался и почувствовал, что на нем ничего нет, — и раздели».
Освободившись от простыни, он сел. Все вокруг поплыло, в ушах зазвенело, а от спазма в висках захотелось зажмуриться. Появилась тупая боль в боку. Ага, ребро. Справившись с приступом головокружения, Касавир снял повязку. Да, ничего себе. Но, в общем, не смертельно. Большой кровоподтек, затянувшийся уродливый красноватый рубец, напоминающий замысловатую руну, и остаточная боль. Увидев Эйлин, спящую в кресле, Касавир машинально прикрылся простыней. Он бросил взгляд в угол, где лежал мешок с окровавленными тряпками и ворох белья. В комнате стоял запах уксуса и едкого, кисловато-горького пота. Принюхавшись к себе, Касавир поморщился. Будучи сам опытным лекарем, он понял, что произошло.
Увидев, в какой неудобной позе Эйлин лежит на кресле, он понял, что, скорее всего, она не спала всю ночь, сидя у его постели. Это заставило паладина почувствовать неловкость. Но ненадолго. «Видимо, я был очень плох. Эйлин… представляю, как Иварр сопротивлялся ее присутствию, и чего ей стоило отвоевать право ворочать меня всю ночь с боку на бок». Он улыбнулся и с нежностью посмотрел на спящую девушку. Невозможно поверить, что она могла проявлять такую заботу, будучи равнодушной к нему.
Касавир решил перенести ее на постель. Но сначала ему нужно было отлучиться. Он медленно опустил ноги и встал. Стены перед глазами снова заплясали, но он устоял на ногах и быстро пришел в себя. Руки и ноги были ватными, но, по крайней мере, слушались. Боль в ребре не очень беспокоила, к таким вещам Касавир давно привык. Едва ли хоть одно ребро у него было целым. Сделав несколько шагов, он почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть. Проверив пульс, он мысленно выругался. Чертова отрава. Можно было и концы отдать, не окажись он в руках грамотного лекаря. Его сердце не выдержало бы и слабого зелья. Ну, ничего, теперь он быстро придет в норму. Справиться бы с этой непривычной слабостью, которая выводит из себя. Увидев сиротливо притулившийся у кровати ночной горшок, он презрительно скривил губы. «Не дождетесь. Я еще в состоянии позаботиться себе».
Он обернулся найденным полотенцем и, шатаясь, побрел к выходу. Пустой со вчерашнего утра желудок напоминал о себе каменной тяжестью и неприятным комком в горле. «Разъелся, бродяга, привык к хорошему. Забыл, как траву готов был жрать и черте чем заниматься за кусок хлеба и мяса». К счастью, его палата находилась в конце коридора, около двери черного хода. А вожделенное помещение находилось как раз за этой дверью. Держась за стену и стараясь не делать резких движений, он медленно двигался к своей цели.
«И что на меня нашло, — думал Касавир, — что я стал ревновать ее к этому проходимцу. Не иначе, нервы сдали от всех этих мерзостей. Тоже мне, соперник». Он вспомнил, как отвечал Эйлин, когда она, вместо того, чтобы послать его, еще и оправдывалась. Запоздалое раскаяние заставило его застонать от досады.
— Не поверил. Болван. Обидел подозрениями. Еще и речкой попрекнул.
Он почувствовал отголоски спонтанного утреннего возбуждения, посмотрел вниз и хмуро заключил:
— А все потому, что думаешь не тем, чем должен. И никакая отрава тебя не берет.
Подумав немного, он сплюнул через плечо, постучал по деревянной стенке и двинулся в обратном направлении.
Вернувшись, он первым делом открыл окно, напился из графина, кое-как застелил кровать покрывалом и подошел к Эйлин. Задача была нелегкой. Другой человек на его месте посчитал бы ее неосуществимой. Но не он. Главное — чтобы не открылась рана. Он приложил ладонь к рубцу и попытался сосредоточиться. Но магия иссякла, аура превратилась в бесполезный сгусток, лишенный всякой энергии. Он скрипнул зубами. Умом он, конечно, понимал, что это временно. Но как же он ненавидел это непрошенное бессилие! «Ничего, должно обойтись. В ней весу едва ли четыре пуда. А если снять эти громадные ботинки, то и вовсе три». Она спала, не разувшись, в купленных недавно жутко модных зачарованных ботинках с кованой подошвой. Касавир встал на одно колено и аккуратно, стараясь не разбудить ее, расшнуровал и снял ботинки. Она спала крепко и даже не пошевелилась. Отлично. Глядя на ноги Эйлин, Касавир поймал себя на не совсем праведных мыслях. Форма ног была идеальна, а лодыжки — необычно изящны для деревенской девушки. Ему бросились в глаза сбитые и отекшие ступни. Ну да, новые модные ботинки от Дикина. Вполне благовидный предлог для врачебного вмешательства. Его руки не могут лечить, но могут хотя бы массировать.
Выдохнув, Касавир поднял ее и, шатаясь, на полусогнутых ногах, потащил к кровати. В последний момент он едва не уронил ее, завалившись следом, но удержал равновесие и осторожно уложил. Затем нашел на полочке со снадобьями заживляющую мазь с лавандовым маслом. Сев на краю кровати и подогнув колени, Касавир приложил руки к груди, чтобы убедиться, что они не холодные, нанес на ладони немного мази и подержал в руках, чтобы согреть. И принялся осторожно массировать стопы и подушечки пальцев. Ножка у Эйлин была небольшой и почти полностью помещалась в его руке. Ему подумалось, что лучше всего на ней смотрелись бы изящные туфельки, а не тяжелые ботинки. Касавир тщательно размял каждый пальчик и перешел к щиколоткам. Его прикосновения были так нежны и приятны, что девушка, проснувшаяся, когда он начал массаж, уже с трудом притворялась спящей.
Вскоре она почувствовала, что его действия изменились. Мазь уже впиталась, но он придвинулся к ней ближе и, поставив ее полусогнутые ноги себе на колени, продолжал массаж. Он явно увлекся. К ее ногам, нежно поглаживая икры, прикасались уже не руки лекаря, а руки мужчины. Касавир и сам почувствовал, что пора закругляться. Тут он услышал вздох. Он отдернул руки, но нога девушки, покоящаяся на его колене, заскользила вверх по бедру. Рассудив, что если бы Эйлин была против, то сделала бы что-нибудь более неприятное для него, он обхватил руками ее щиколотки и спросил:
— Давно проснулась?
Эйлин привстала на локтях, не отнимая ног от его колен, и лукаво посмотрела на него.
— Сам догадайся.
Увидев его смущение, она улыбнулась.
— Спасибо, ты меня к жизни вернул. Судя по всему, тебе уже лучше?
— Да, нормально.
Увидев скепсис в ее взгляде, он поспешил заверить ее:
— Нет, правда. Эйлин, — он замялся, — я должен сказать… спасибо тебе за все. Я представляю, каково тебе было возиться со мной. И, честное слово, мне даже неловко. Ты ведь могла оставить меня на попечение Иварра.
Эйлин села на кровати, посмотрела на него исподлобья и помотала головой.
— Да, понимаю, — сказал Касавир тихо, — я бы на твоем месте тоже не сомневался.
Он сел рядом, обнял ее, прижал ее голову к своей груди и долго сидел так, закрыв глаза.
— Прости, — наконец прошептал он и поцеловал ее волосы, — прости. Ты больше никогда не услышишь от меня таких слов.
Эйлин вздохнула.
— Я уже давно простила. Не стоит к этому возвращаться.
Она улыбнулась и стала рисовать указательным пальцем фигуры на его груди.
— Знаешь, — сказала она, хитро взглянув на него, — а ты ничего. Я бы не прочь спеленать тебя еще разок.
Касавир поперхнулся и начал что-то бормотать, но Эйлин рассмеялась и взъерошила его волосы.
— Пошутила, пошутила.
— Если честно, я бы не отказался что-нибудь надеть и позавтракать, — сказал Касавир. — Ты можешь сходить в мою комнату?
Эйлин задумчиво посмотрела на него.
— Гм, вообще-то Иварр прописал тебе полный покой. Но, зная твою деятельную натуру, полагаю, что отсутствие одежды ненадолго задержит тебя в кровати. Так что, штанами ты будешь обеспечен. А вот насчет завтрака, — она вздохнула, — вынуждена тебя огорчить.
— А что случилось?
— Видишь ли, пока ты лежал в бреду, Иварр молился, и ему было откровение, что Тир спасет тебя, если он пообещает, что ты будешь сегодня есть одни фрукты.
Касавир покачал головой, отстранил от себя Эйлин и строго посмотрел на нее.
— Эйлин, зачем ты выдумываешь эти богохульственные небылицы? Я, по-твоему, ничего не понимаю в лечении? Так и скажи, что Иварр велел морить меня голодом.
Эйлин виновато кивнула:
— Какой ты проницательный!
— Давай договоримся так. Я соглашусь посидеть в лазарете, но при двух условиях: ты принесешь мне тайком от Иварра что-нибудь съедобное и побудешь со мной.
— Заманчивое предложение, — Эйлин чмокнула Касавира в щеку и встала с кровати, — я над ним подумаю. Ладно, пошла за штанами и едой. Только к Кане загляну, хорошо?