— Извините, я заеду позже, — смутился Лорен.
— Нет, проходите, в это время я уже встаю. Пожалуйста, в мой кабинет, я сейчас подойду.
Лорен зашел в кабинет, сел у выключенного компьютера. Посмотрел на знакомые молнии на деревянных креслах. Со стены из пирамиды сиял глаз. Вскоре появился Рики в незаправленной фланелевой рубашке. Сел напротив Лорена, надел очки в металлической оправе.
— Я уже знаю про ваши неприятности.
— О чем вы знаете? — удивился Лорен.
— О вашей, э... О вашем отстранении.
— А, это чепуха. Это всего лишь административный отпуск с оплатой. Это их политические игры.
— Вот как. — Рики все еще не проснулся как следует.
— Хотя я не одобряю причины, по которым они спровадили меня в отпуск... — Дальше подходящие слова никак не шли на ум Лорену.
— А что за причины, если не секрет?
— Причины... — замялся Лорен. — Политики ведь не всегда согласны с полицейскими, верно?
— Так же, как и священники не всегда согласны с учением церкви, — усмехнулся Рики.
— Неужели?
— Конечно. Сами подумайте. За две тысячи лет после Христа было великое множество разных толкований и мнений, часто противоречивых. Как быть бедному священнослужителю? Даже наша религия, основанная на откровениях девятнадцатого века, изобилует ненужными второстепенными догмами. Мне приходится опускать их.
— Понимаю.
— Поэтому мне нравится наша доктрина о непрерывной череде откровений. При необходимости всегда можно подправить учение так, чтобы оно оставалось современным.
— Неплохо.
К своей вящей досаде, Лорен навел пастора на другую любимую тему, что предвещало опять бесконечное нудное повествование о малоинтересных Лорену вещах. Однако пастор вовремя понял свою ошибку и, с некоторым трудом взяв себя в руки, прекратил развивать богословскую тему.
— Вы начали говорить о политиках? — напомнил Рики.
— Да. Полицейские не занимаются политикой. Нам приходится жить в сложившейся системе, а эта система несовершенна. Мы не создавали систему, мы унаследовали ее.
— Понятно.
— Единственное, чего я хочу, чтобы мой город жил спокойно. — Лорен подавил желание встать и зашагать взад-вперед по комнате, движением помогая своим мыслям. Он позволил себе только размахивать руками. — Я хочу, чтобы здесь было безопасно.
— Когда я был в Уганде, — прервал его Рики, — там был страшный голод.
— Я знаю, вы рассказывали прошлый раз.
— Там шла война, революция, свирепствовал СПИД. Как только положение, казалось, начало улучшаться, появились черные мошки сигатоки, с огромной быстротой пожиравшие банановые пальмы. А там бананы — основная пища местного населения. С маленького участка земли собирают урожай, достаточный, чтобы прокормить всю семью. И вот откуда ни возьмись налетела сигатока. Что там началось, вы видели по телевизору. Беженцы, волнения, голод. Меня направили туда, чтобы я научил туземцев выращивать пшеницу. Но та американская пшеница, что я привез, не подходит для Африки. Кроме того, чтобы прокормить семью пшеницей, надо засеять большую площадь, а земли там не хватает. А участка с бананами площадью всего в половину гектара хватает на прокорм целой семьи. Пшенице нужна вода, а в Уганде дожди не регулярны. Пройдет, бывало, мощнейший ливень, а потом несколько недель стоит тропическая жара. Я понял все это спустя несколько недель после прибытия. Но мое начальство в Вашингтоне настаивало, чтобы я выполнял намеченную ранее программу. Возражения не принимались во внимание. Что было делать? Я ничего не смог изменить. Голод по-прежнему свирепствовал. — Рики вздохнул и продолжил: — После всего этого я засомневался, действительно ли Вашингтон хочет кому-либо помочь. В Вашингтоне просто занимались саморекламой.
— Вот-вот, — согласился Лорен, — политики любят рекламировать себя.
— Поля, засеянные пшеницей, без воды выгорели на солнце и превратились в пустыни. Лучше бы мы вообще ничего не делали, только зря испортили землю. Местное население принялось обвинять американцев во вредительстве. Для них мы олицетворяли коррумпированное американское правительства, они не верили в наши добрые побуждения. После того, как они застрелили и зарезали нескольких человек из нашего «Корпуса мира», я вернулся обратно в Штаты. Единственное, чего я хотел, Лорен, чтобы в Уганде все стало благополучно. Но мне не разрешили добиться этого. Понимаете?
Лорен кивнул и хотел было уйти, поблагодарив пастора за сию притчу, но вдруг ни с того ни с сего ляпнул:
— Я знаю, кто убил того человека. И знаю, кто устроил вчера крушение поезда.
— Вот как, — удивился Рики. — Но не можете доказать?
— Мне посоветовали ничего не доказывать. И отправили в отпуск, чтобы я свернул свое расследование.
— Ваше... начальство... покрывает убийц?
— Просто не желает знать, кто они. Начальству это не интересно, у него другие планы.
— Какие планы, ради Бога?
— Спасти город от безработицы. Убиты чужие люди, неизвестные местным заправилам. — Лорену вспомнилась плачущая Сондра, оторванная голова Джернигана. — Для местного начальства это пустяки. Им гораздо важнее обделать делишки с теми... С теми, кто связан с убийцами. И получить таким способом деньги и рабочие места для города.
— Кровавые деньги, — ужаснулся Рики.
— Я не стал слишком упорствовать. Я подчинился, хотя это претит мне. Такие порядки в нашем городе установил не я и не мне менять их.
— Да, я... — Рики тщательно подбирал выражения. — До меня доходили слухи о коррупции. Взятки и прочее.
— Нет дыма без огня. Но и это еще не настоящее зло. — Пот струился по лицу Лорена. — Просто таковы традиции, сложившиеся сотни лет тому назад.
— Все-таки как нехорошо.
— Может быть. — У Лорена пересохло во рту. — Но такова жизнь, что тут поделаешь? Я не в силах ничего изменить.
— Когда-нибудь все кончится.
— Я соблюдал эти правила игры, — гнул свою линию Лорен. — Я верно служил начальству и в ответ ожидал такого же хорошего отношения.
— Это естественно.
— А они, — заволновался Лорен, непроизвольно сжав кулаки, — они предали меня. Разрушили мою веру. Теперь я не знаю...
— Понимаю, вы как преданный всеми Цезарь. Но преступников надо найти и арестовать. — Пенсильванский акцент пастора с его подчеркнутым "р" особенно зазвучал в словах «преступников» и «арестовать».
— Для этого нужны серьезные доказательства, чтобы убедить окружного прокурора выдать ордер на арест. Но таких доказательств у меня нет. Будь у меня доказательства, я бы уже всех арестовал. И хотя бы у одного выбил признание. Так обычно делается. Но если я пойду к окружному прокурору с тем, что имеется у меня сейчас, он решит, что я сумасшедший.
— Тем не менее вы должны... — Пастор на мгновение заколебался. — Те доказательства, что у вас есть... Они слишком необычны?
— Вы имеете в виду чудо, о котором я пытался рассказать вам в прошлый раз? — засмеялся в ответ Лорен. — Нет, просто это косвенные доказательства. А нужны прямые. Пока я знаю о преступниках большей частью по рассказам других людей. Нужны более серьезные улики.
— Вы меня успокоили, — облегченно вздохнул Рики. И вдруг опять кинулся в абстрактные рассуждения. — Наверное, очень тяжело, когда на твоей совести чья-то жизнь.
— Я за все время моей работы в полиции ни разу ни в кого не выстрелил. Я всегда находил другой способ, — с гордостью сказал Лорен. — Надо только подходить к делу неформально, что бы там ни говорили юристы.
Рики не обратил на это никакого внимания и продолжил:
— Возьмем, к примеру, человека, который поджег приют для бездомных, где я работал. Наверняка он знал, что в нашем помещении есть пожарная сигнализация. Он надеялся на нее, в его планы, я верю, не входило сжигать людей. И вот он узнал, что сгорело двенадцать человек. Среди них дети.
— По опыту работы в полиции знаю, что преступники не понимают, какие несчастья они приносят людям. Им наплевать на других людей, у них нет совести.
— Я все же уверен, что и преступники мучаются угрызениями совести. — Пастор почти не вслушивался в слова Лорена, витая мыслями вокруг сгоревшего приюта за тысячу миль отсюда, заново переживая гибель несчастных детей. — Как преступник может искупить свою вину? Какую повинность для искупления должен он понести перед обществом или Богом?
— Пожизненная каторга ему, думаю, не помешает.
— Конечно, убийцы должны быть наказаны. Если вы найдете...
— Черт возьми! — взорвался Лорен. — При чем тут эти рассуждения! Адвокаты и судья потребуют веских доказательств, им надо расставить все точки над i и учесть каждую запятую!
— Так расставьте и учтите.
— Лет сто назад, пожалуй, еще бы удалось просто взять отряд и арестовать чертовых преступников. Отряд стал бы одновременно и судьей, и адвокатом. Но мы, к сожалению, живем в двадцать первом веке. Теперь этот номер не пройдет, даже в Аточе. Уже нет закона Линча, к несчастью.
— И все-таки вы видели чудо. — Рики снова перескочил на другую тему, немало озадачив Лорена.
— Да. Думаю, что видел.
— Помните, что я говорил вам о чудесах прошлый раз? Они меняют привычный уклад, переворачивают жизнь.
— Помню.
— Подумайте, предназначалось ли это чудо лично вам? Чтобы побудить вас изменить прежний порядок вещей?
— Чтобы я был карающим мечом Господа?
— Да.
— Господь загнал меня в угол. У меня нет выхода.
— В некотором смысле, да. — Рики смотрел не отводя глаз. — Вы служите обществу. И хотя живете в нашем падшем мире среди грешников, у вас есть вера, вы чувствуете Бога. Возможно, Господь призывает вас на борьбу за очищение Аточи.
— Я сделаю все, что смогу.
— Это от вас и требуется.
Возвращаясь после беседы с пастором, Лорен вдруг заметил выехавшую из переулка машину. Шофер замигал передними фарами — Лорену явно сигналили. Он по-звериному насторожился. Затем досадливо поморщился, вспомнив, что не взял с собой пистолет, а ружье заряжено мелкой дробью.