кивая на земле малейшие следы влаги. Одолев несколько перевалов, он оказался на дне тесного глубокого ущелья, и в тени у камней в самом деле увидел травинку белого ковыля. Етить, пробормотал старик, не зря говорят, Небо не оставит человека в беде! Сянь-е уселся на камень передохнуть, выдернул травинку, высосал сладкий сок из корешка, проглотил зеленый стебель и сказал: провалиться мне на этом месте, если не найду в ущелье воды.
Сянь-е стал медленно пробираться вглубь ущелья, с каждым шагом роняя на землю тяжелый выдох, как сосна роняет шишки на снег. Он не знал, сколько уже прошел, когда он сидел на камне и жевал травинку, бело-красное солнце висело над западной грядой, теперь же растрескавшаяся земля под ногами сменилась мелким белым песком, а солнце успело скрыться за горой и разлить по небу кровавое зарево.
Когда Сянь-е наконец отыскал родник, к ущелью подступали сумерки. Сначала он заметил бледно-красную тень на белом песке, и скоро под опаленными долгой дорогой ступнями разлилась целебная прохлада. Сянь-е шагал по влажному песку вглубь ущелья, и когда оно сузилось до того, что скалы стали давить на плечи, в тишине послышался перезвон капель. Сянь-е поднял голову, и в глаза ударила буйная зелень. Пять месяцев старик не видел густой травы, он уже и забыл, как выглядит поросшая травой земля. Он стоял и разглядывал водяную осоку, зеленый тростник и мелкую россыпь белых, красных и красно-белых цветов. По дну ущелья с шелестом расстилался густой сладкий запах свежей травы, но старик так долго дышал удушливым зноем, что в горле у него запершило. Захотелось пить, откуда-то налетела неудержимая жажда и прилипла к дряхлым, растрескавшимся от зноя губам. Под скалой, с которой капала вода, Сянь-е увидел озерцо величиной с половину расстеленной на земле циновки, до него оставалось всего несколько шагов, озерцо пряталось в зарослях размером с циновку, и зелень наползала на него, словно рама на зеркало.
Сянь-е хотел было бросить ведра и вдоволь напиться, как вдруг остановился. Сглотнул затопившую рот слюну и застыл без движения. На той стороне озерца в зарослях травы стоял бурый волк размером со Слепыша. Глаза волка пылали зелеными огнями. Увидев старика, он удивился, потом понял, что значат ведра на коромысле, с ненавистью посмотрел на Сянь-е и слегка припал на передние лапы, явно готовясь к прыжку.
Сянь-е стоял, будто его пригвоздили к земле, и не мигая глядел на волка. Он понимал, что волк до сих пор не ушел с хребта, потому что рядом был источник. Сянь-е осторожно прищурился и увидел в траве серые, белые и бурые клочья. Клочья шерсти и перьев. Значит, волк караулил у водопоя свою добычу, холодея, догадался Сянь-е. Вон как исхудал, наверное, дня три провел без еды, а то и больше. На гальке в паре шагов от того места, где стоял волк, Сянь-е заметил подсохшие пятна крови и целую россыпь обглоданных серых костей и крысиных голов, напоминавших гнилые финики или орехи. Только тут Сянь-е сквозь прозрачный запах свежей травы учуял мутно-белый душок протухшего мяса. Сжимавшие коромысло ладони вспотели, колени дрогнули, и в этот самый миг волк подался вперед. И когда волк подался вперед, а его лапы с сизо-белым шорохом переступили в густой траве, Сянь-е одним махом сбросил ведра на землю и выставил перед собой коромысло, целясь волку промеж глаз.
Волк отступил на полшага в заросли, зеленая ненависть пылала в его зрачках, отбрасывая желтый отблеск на землю.
Старик не мигая смотрел на волка.
И волк не мигая смотрел на старика.
Их взгляды с треском столкнулись, и по безмолвному ущелью покатилось раскаленное, желтое, ослепительное эхо. Стук капель оглушал взрывной синевой. Солнце почти скрылось. Время табуном лошадей неслось по застывшим в воздухе взглядам старика и волка. Багряные отсветы на скалах бледнели, с гор в ущелье заструилась прохлада. На лбу Сянь-е выступила испарина, усталость поднималась от ступней к голеням и дальше, к бедрам. Он знал, что долго так не простоит. Он весь день шагал по горам, пока волк отдыхал, лежа в траве. С самого утра Сянь-е ничего не пил, а волк мог утолить жажду водой из озерца. Сянь-е украдкой облизал потрескавшиеся губы, словно провел языком по терновому кусту. Волк, а волк, подумал старик, тебе эту воду все равно одному не выпить. Подумал так и сказал: слушай, уступи мне пару ведер воды, а я взамен принесу тебе миску похлебки из кукурузного толокна. Еще не договорив, Сянь-е крепче сжал в руках ивовое коромысло, так что даже крюки на его концах неподвижно застыли.
Но яростный свет в зеленых глазах смягчился. Волк наконец моргнул, правда, тотчас снова уставился на старика, но Сянь-е ясно видел, что его сизо-каменный взгляд подернулся бархатистой влагой.
Из-за гор палым листом прилетел шелест закатившегося солнца. Сянь-е медленно отвел конец коромысла от волчьего лба и опустил его на траву.
Завтра я приду, сказал он волку, и принесу с собой чашку похлебки.
Волк переступил передними лапами, затем вдруг развернулся и неторопливо побрел вдоль озерца к выходу из ущелья. Немного отойдя, он коротко оглянулся на старика и двинулся дальше, а мягкое молчаливое эхо его шагов летело по длинному ущелью, медленно затухая. Сянь-е глядел ему вслед, пока волк не скрылся за поворотом, и тогда наконец выпустил коромысло, в изнеможении опустился на корточки, вытер испарину со лба, передернул плечами и тут заметил, что его белое исподнее насквозь промокло от пота.
Сянь-е тяжело вздохнул, у него не осталось сил даже подняться на ноги. Сидя на корточках, он подобрался к кромке воды, лег ничком и стал хлебать родниковую воду, словно истомленный жаждой вол. Прохладная влага мигом разлилась по телу и добралась до самых пяток. Вдоволь напившись, Сянь-е умылся и взглянул на небо: красное зарево над скалой сделалось тонким, словно бумага. Он наполнил ведра, поставил их на землю и стал снимать исподнее.
Сянь-е решил искупаться.
Волк, а волк, забравшись в воду, говорил Сянь-е. Ты уступил мне два ведра воды, но где же я раздобуду кукурузную похлебку? Принесу-ка я завтра пару крысиных тушек, я знаю, ты любишь мясо. Совсем я состарился, подумал Сянь-е, силы уже не те, придется уступить. А вот попадись ты мне лет десять назад, да чего там, даже пару лет назад, ты бы судьбу благодарил, что живым остался. Сянь-е молол языком, оттирал с себя грязь, мутил прозрачную воду. Искупавшись, вылез на берег и справил нужду, тем временем тонкое алое зарево над скалой побледнело, оставив по себе только светло-красную тень.
Сянь-е накрыл ведра двумя пучками травы, повесил их на коромысло и стал медленно пробираться к выходу из ущелья. Под тяжестью ведер коромысло гнулось дугой, ведра покачивались в такт шагам, но трава не давала воде расплескаться. Хриплый скрип коромысла бился о скалы, убегая к выходу из ущелья. Я и правда состарился, думал Сянь-е, надо идти потише. Доберусь до тропы, пока совсем не стемнело, а там можно не бояться, луна выведет меня к склону. Приду, побрызгаю на кукурузу водой, и белые пятна перестанут шипеть да расползаться во все стороны.
Сянь-е неторопливо пробирался к выходу, не подозревая, что ему навстречу идет целая стая волков.
Тот бурый волк размером со Слепыша шел впереди, указывая дорогу. Увидев Сянь-е, стая резко остановилась. Но в следующий же миг бурый волк оглянулся на сородичей и смело повел их прямо на старика.
Сянь-е словно громом поразило – он понял, что угодил в ловушку. Зачем же я полез купаться, думал старик. Зачем я так долго сидел у воды. Лучше бы поскорее выбрался из ущелья, шел бы сейчас по тропе, а волки остались бы ни с чем. Крутя в голове эти мысли, Сянь-е принял невозмутимый вид, медленно опустил ведра на землю, снял их с крюков, развернулся и пошел с коромыслом прямо на стаю, будто в грош не ставит таких соперников. Шел он неторопливо, крюки на коромысле покачивались в такт шагам. Стая и Сянь-е двигались друг на друга. Два десятка шагов между ними быстро сократились до десяти, но Сянь-е, по-прежнему спокойный, размашисто шел вперед, словно собирался нырнуть в самую гущу волчьей стаи.
Его выдержка напугала волков, они сбавили шаг и остановились у входа в ущелье.
Сянь-е шел им навстречу.
Два волка во главе стаи отступили на шаг назад. От этого шага сердце у старика немного успокоилось, он уже не чувствовал прежнего смятения и двигался еще быстрее и резче, шаги его так грохотали по ущелью, что со скал посыпались мелкие камешки. Волки бесстрастно следили за приближением старика, наконец Сянь-е дошел до того места, где ущелье сужалось, словно бутылочное горлышко, окинул глазами отвесные скалы и замер на месте. Между скалами здесь было не больше двух шагов, и Сянь-е занял это место, чтобы волки не могли зайти ему за спину и взять в кольцо.
Теперь кто кого перестоит.
Сянь-е до отвала напился воды и не чувствовал ни голода, ни жажды. Главное не отступать, думал старик, если устою на ногах, как знать, может, выберусь отсюда живым. Солнце забрало с неба последние красные тени. Потемневшее небо сделалось одного цвета с волчьими шкурами. В ущелье с тихим шорохом спускалось безмолвие горных сумерек. Пока волки не догадались, что у него на уме, Сянь-е пересчитал их – в стае было девять волков, три больших, четыре размером со Слепыша и два совсем волчонка.
Сянь-е стоял на месте, словно дерево, вросшее в землю.
Бирюзовые глаза волков походили на горящие бусины, развешанные в темноте. Над ущельем нависла черная гора тишины. Сянь-е не шевелился. И не издавал больше ни звука. Наверное, волки поняли, зачем он так бойко шагал им навстречу – чтобы первым занять теснину между скалами. Матерый волк взревел прерывистым сизо-красным воем. И стая снова двинулась на старика.
Сянь-е взмахнул коромыслом и со всей силы ударил им по земле.
Волки остановились.
До них было не больше восьми шагов, в последнем свете сумерек Сянь-е разглядел, что у одного из трех матерых порвано левое ухо, а еще он немного хромал. Сянь-е пристально разглядывал этого волка. Какое-то время они смотрели друг на друга в упор, а потом матерый снова взревел хриплым воем, и стая двинулась на старика. Когда между ними осталось не больше шести шагов, старик перехватил коромысло и замахнулся, целясь в середину стаи, целясь в голову вожака.