Дни нашей жизни — страница 10 из 47

– Это что, пиписька? – фыркнул Игорь, глядя на шедевр брата.

– Нет, это танк! – шикнул Кирилл.

– А у тебя что? – спросил я у Игоря.

– Автомат Калашникова. – Он взял пластилин в руки и сделал вид, что прицеливается и стреляет. – Бах-бах!

– А твой папа служил? – Это Кирилл спросил.

– В смысле? – Я почувствовал, как опять оказываюсь самым глупым.

– Ну, в армии.

Армия… Я знаю это слово. Красная армия участвовала в войне. Но это ведь было очень давно?

– Наш не служил, – сказал Игорь, не дожидаясь моего ответа. – Он ногу под поезд положил.

– Зачем? – не понял я.

– Чтобы отрезало. Тогда можно не служить.

Шокированный этой новостью, я снова повернулся за свою парту.

Служили ли мои родители? Ноги у них на месте. Если ты с ногами, можно ли не служить? Или это обязательно: служи или отруби ногу? А мне тоже придется отрубить? Проклятый русский выбор!

Ко мне подошла Юлия Юрьевна.

– Почему ты ничего не делаешь? – спросила она.

Я посмотрел на нее снизу вверх. Сказал:

– Мой папа не любит танки и автоматы.

– А что он любит?

Я задумался.

– Рисовать… Розы… Игрушки из «киндер-сюрпризов»… – Заметив на себе странный взгляд учительницы, я объяснил: – Ему нравилось собирать коллекцию бегемотиков. Шоколад он не очень любит, поэтому я его всегда сам съедаю, а игрушку отдаю.

– Нужно сделать что-нибудь военное, – мягко перебила меня Юлия Юрьевна.

– Почему?

– Потому что такой праздник.

– Но это же подарок. Он должен нравиться.

– О-о-о-о, просто слепи ему дурацкий танк! – Это взвыл Игорь позади меня.

– Правильно, – кивнула Юлия Юрьевна и пошла дальше по классу.

Я слепил ему дурацкий танк. Правда дурацкий. Я не знал наверняка, как он должен выглядеть, потому что меня это никогда не интересовало. Получился какой-то кусок смятого пластилина с торчащей трубкой. А когда я приделал к нему колеса, он вообще стал напоминать бесхвостого муравьеда.

– С Днем защитника отчества! – сказал я Славе, вручая ему этот шедевр после уроков.

Я так и сказал – «отчества». Думал, речь в названии праздника именно о нем, поэтому поздравляют пап – отчество же берется от них.

– Спасибо, – вежливо ответил Слава.

По дороге домой я спросил, почему мы раньше никогда не отмечали этот праздник.

– Потому что это праздник военных. Среди нас таких нет.

– Значит, ты не служил?

– Нет.

– И папа не служил?

– Нет.

– А как же ваши ноги? – не понял я.

– Что?

– Папа Игоря и Кирилла отрезал себе ногу поездом, чтобы не служить, – объяснил я будничным тоном. На самом деле мир уже казался мне таким странным, что я ничему не удивлялся.

А Слава, кажется, удивился.

– Есть более простые способы этого избежать, – сказал он. И, хитро улыбнувшись, заговорщицки проговорил: – Для этого надо просто тусоваться с врачами.

Я улыбнулся в ответ. Раз Лев – мой папа, значит, я тоже с ним тусуюсь и мне не придется отрезать себе ногу!

Третьим мучительным праздником стало 8 Марта. Про «женский день» я и раньше знал – в этот день мы поздравляли бабушку. Но в школе по этому случаю были свои правила.

Одно хорошо: на 8 Марта не принято отрезать себе конечности. На этом плюсы заканчиваются.

Сейчас, с высоты своего возраста, я понимаю, что Инна Константиновна совершила тогда чудовищную вещь. Но, будучи маленьким, я просто ничего не понимал и чувствовал себя гадко.

Вообще, фразой «я не понимаю, что происходит» можно емко описать весь мой первый год в школе.

За несколько дней до праздника учительница выстроила мальчиков у доски. Пока девочки сидели за партами, мы по очереди должны были назвать имя той, кому хотим сделать подарок и с кем будем учить парный танец на концерт для мам.

Девочек, конечно, никто не спрашивал. Каждая из них боялась, что ее выберет Антон.

Мальчики называли имена друг за другом, в той последовательности, в которой стояли в шеренге. Я был предпоследним. Честно говоря, мне тоже было страшно, что Лену выберет Антон. Не знаю, за кого я больше боялся: с одной стороны, Лена бы очень расстроилась, с другой – она бы его убила.

Но Антон выбрал Алю, тут же закрывшую лицо руками.

Когда дошла очередь до меня, оставались только Лена и кудрявая Таня с брекетами на зубах.

Я с надеждой посмотрел на учительницу и сказал:

– У меня нет мамы, можно я не буду участвовать?

– У тебя есть бабушка, – ответила Инна Константиновна. – Она придет и тоже захочет посмотреть на твое выступление.

– Я попрошу ее не приходить.

Тогда она прикрикнула на меня, чтобы я не тянул время и не болтал глупости, а выбирал.

И я выбрал Таню.

Если бы я выбрал Лену, нас бы опять назвали женихом и невестой, а это ее расстраивает.

Но Лена странная. Когда нас отпустили, она ударила меня пеналом (она всех мальчиков била этим пеналом, но мне тогда досталось впервые).

– Ты чего? – не понял я.

– Почему ты меня не выбрал? – возмущалась она. – Из-за тебя мне придется танцевать с Борей! А у него изо рта воняет!

– Я думал, ты не хочешь, чтобы я тебя выбирал…

Почти зарычав, она крикнула:

– Капец ты тупой!

От восьмимартовского позора меня спас только случай: я простыл, слег с температурой под сорок, и мне не пришлось ни с кем танцевать. Наверное, Таня в итоге танцевала с Борей, потому что Лена отказалась в этот день идти в школу. Она дулась еще неделю, даже не хотела меня навещать. Все-таки она странная.

Но самое страшное праздничное испытание было еще впереди – мой собственный день рождения.

Мистер Восьмилетний

Когда я встречал свой пятый день рождения, за окном была метель. Когда встречал шестой – стояла жара почти под тридцать градусов. Я родился в самое непредсказуемое время года – в конце марта.

Мой восьмой день рождения выпал на дождливую пятницу. За несколько дней до этого родители спросили меня, кого я хочу позвать.

– Куда? – не понял я.

– На день рождения, – объяснил Слава. – Отметишь с другими детьми, как Лена.

– Никого не хочу, – честно признался я, вспомнив, как меня достали на Ленином празднике.

– Да брось, будет весело. Ты будешь главным. И у тебя будет много подарков, а не только от нас и бабушки.

Звучало заманчиво. Я согласился.

Но, когда сел составлять список гостей, понял, что дальше первого пункта с именем «Лена» дело не идет. Кого еще звать? Я же ни с кем больше не общаюсь.

Тут на помощь пришел Лев.

– Позови Антона, – сказал он.

Лучше бы не приходил…

– Не буду! – возмутился я.

– Почему?

– Все будут смеяться надо мной, если узнают, что я его позвал!

– Он что, изгой?

Я не знал, что значит «изгой», но звучало слово неприятно и вполне подходило Антону, так что я сказал, что да.

– Тогда тем более позови, – настаивал Лев.

– Зачем?

– Затем, что его никто никуда не зовет. И дома бьют. Не сочувствуешь?

– Не сочувствую! – жестко ответил я.

– Ну, очень жаль, что ты такой, – просто ответил Лев и вышел из комнаты.

Я его терпеть за это не мог. За эти фразочки, которые заставляют чувствовать себя прескверно. Лучше бы он кричал или ругался.

Когда я не смог решить задачу по математике, он сказал: «Хорошо. В конце концов, не всем людей лечить, кому-то надо и заборы красить». И точно так же спокойно вышел. А я до сих пор, спустя много лет, чувствую себя абсолютным тупицей.

Около часа я пытался заключить сделку с совестью, убеждая себя, что совершенно ничего Антону не должен. Я слышал, как Слава вполголоса говорит Льву то же самое:

– Ты вынуждаешь его подставить самого себя.

Куда больше мне хотелось согласиться со Славой. Я что, Иисус Христос, чтобы за других мучиться? Про Иисуса мне, кстати, бабушка рассказала.

Лев отвечал Славе, что Антон может оказаться очень интересным человеком, с которым захочется дружить. Он это так громко говорил, что, наверное, обращался не к Славе, а ко мне.

В конце концов я составил список из четырех гостей: Лена, Антон и близнецы Игорь и Кирилл. Последних я добавил, потому что, во-первых, хотел побольше подарков; во-вторых, они, как и я, никогда Антона не трогали; и, в-третьих, они забавные, и мы болтали целых четыре раза.

Мой день рождения выпал на пятницу, но ребят мы позвали на субботу. В пятницу я получил от родителей книгу про капитана Врунгеля, радиоуправляемую машинку и постер Queen (увидев его однажды в каком-то ларьке в метро, я разнылся, что хочу такой себе). Как позже оказалось, этот постер стал первым в моем импровизированном иконостасе с Queen, который я обустроил на стене в своей комнате.

Праздновать в субботу мы решили потому, что Льва не было дома: в этот день он дежурил в больнице. Мы украсили мою комнату шариками и бумажной гирляндой с надписью: «С днем рождения», а потом я наблюдал, как Слава убирает с полок наши совместные фотографии со Львом. От этого зрелища мне стало совсем тоскливо.

Еще Слава забрал с моего стола радужный флажок.

– А его зачем? – возмутился я.

– На всякий случай. Вдруг кто-то из детей или родителей прошарен.

Я не понял, в чем «прошарен», но смирился.

Первым из гостей пришел Антон. Его привел тот самый отец-психопат. Папа Антона оказался похож на байкера: с длинными волосами, в татуировках и косухе. На самом деле вид у него был довольно пугающий.

Ступив на порог, Антон снова натянул свою наивную улыбку. Посмотрел сначала на Славу:

– Здравствуйте…

Потом на меня:

– Здравствуй, Мики…

Он всегда говорил «здравствуй», а не «привет».

Он тоже подарил мне книгу – «Дикая собака Динго». Сказал:

– Думаю, ты любишь читать…

А я ответил:

– Конечно. Спасибо.

Когда мы пошли в комнату, он вообще учудил. Сказал:

– Выражаю тебе благодарность за приглашение.

Я ответил ему в тон:

– Это честь для меня – провести праздник с тобой.