– Да и не верю я в эту ерунду.
– Я тоже.
Еще с минуту я лежал тихо, делая вид, что продолжаю спать. Потом пришел Слава, и я решил «очнуться».
Пока я надевал в вестибюле верхнюю одежду, Лев рассказывал Славе, что случилось и как я перепугал всю школу.
– Ты и меня перепугал, – вдруг признался мне Лев.
– Почему? Ты же врач.
– Это с другими людьми я врач. А когда что-то случается с теми, кого я люблю, я чувствую себя очень-очень беспомощным.
Было неожиданно услышать от него такое. Но я уловил, что он хотел сказать. Ответил:
– Я тоже тебя люблю. – И прибавил: – Возвращайся домой.
Агент социализации
Случившееся ненадолго принесло мне популярность в школе. В медицинскую карточку я получил диагноз «бронхиальная астма», а в аптеке нам бесплатно выдали ингалятор. Целую вечность я слушал подробные инструкции от родителей, что отныне и навсегда я должен иметь его при себе и использовать сразу, как почувствую, что мне становится плохо.
Когда я пришел в класс, ребята с некоторым почтением выдохнули: «О-о-о-о…» А Игорь, один из близнецов, сказал:
– Классно ты вчера чуть не умер!
Я только снисходительно улыбнулся в ответ, чувствуя себе супергероем, вышедшим живым из огня.
Со всех сторон посыпались вопросы:
– А что с тобой было?
– Тебя на настоящей скорой увезли?
– Ты лежал в больнице?
– Что тебе сказали врачи?
С важным видом я веско произнес:
– Да так, ерунда. Бронхиальная астма…
Ребята снова протянули: «О-о-о-о».
– А что это значит? – спросил кто-то.
– Это значит, что я могу задохнуться и умереть в любой момент, – хвастался я.
– Даже сейчас?
– Даже сейчас.
Рассказывая это, я чувствовал себя настоящим мучеником, живущим под постоянным риском смерти и готовым принять ее в любой момент. Но, конечно, никакого приближения смерти я на самом деле не ощущал.
Вытащив из рюкзака новенький ингалятор, я продемонстрировал его остальным:
– Это на случай, если начну умирать.
– Кру-у-уто, – протянули все вразнобой.
Даже Илья смотрел на меня с некоторым уважением. Надо же: всего-то надо чуть не умереть, чтобы сразу всем понравиться!
Со мной начали общаться сразу много-много человек, а девочки – почти все. Они сочувственно смотрели на меня и называли «бедненьким».
Я получил приглашение на три дня рождения, но сходить смог только на самый первый – к Эвелине. В этот раз я не допустил прошлых ошибок и подарил имениннице куклу, потому что бабушка сказала, что все девчонки любят кукол. И оказалась права: схватив куклу, Эвелина радостно побежала показывать ее маме.
А на следующий день я простыл и на остальные дни рождения не попал. Думаю, мой организм мне подыгрывал. Я не хотел быть на этих праздниках, уже через пятнадцать минут от всего уставал и начинал звонить домой, чтобы меня поскорей забрали. Я всегда умудрялся заболеть в подходящий момент – когда мне чего-то очень не хотелось.
Но впереди опять замаячила череда февральско-мартовских праздников, которые увенчало мое девятилетие. Бабушка сказала, что раз все эти ребята позвали меня к себе на день рождения, то я должен сделать ответный жест вежливости и пригласить их. А это значит в два раза больше гостей, чем в прошлый раз! Ведь мне снова придется позвать Игоря и Кирилла, потому что они иногда со мной общались, и Антона, потому что его всё еще никуда не звали. До чего же трудно быть социально активным…
Слава был главным агентом моей социализации. В то время я не мог влиться в компанию мальчиков во дворе. Они часто играли в футбол, и однажды Слава предложил мне попроситься к ним в игру вдвоем. По плану мы оба должны были начать с ними играть, чтобы он потом по-тихому свалил, но я оказался абсолютно бездарен в футболе. Я уворачивался, когда в меня летел мяч, или, что еще хуже, подставлял руки. В итоге я ушел на скамейку и тоскливо оттуда наблюдал, как раз за разом Слава пытается выйти из игры, а дети ноют: «Ну, пожалуйста, пожалуйста, не уходите, с вами так весело!»
На самом деле я был даже рад, что Слава всем нравится. По крайней мере, это очень полезно на детских праздниках: я получаю подарки, гости получают Славу, и все счастливы!
На мои дни рождения мы со Славой обычно ходили к маме. Там я оставлял цветы, рисунки, конфеты, иногда игрушки, рассказывал о своей жизни, а потом мы уходили. Слава никогда ничего не рассказывал, но всегда на прощание дотрагивался до памятника. Мама на памятнике была очень красивая. Жаль, что я совсем не помню ее вживую.
А мой девятый день рождения выпал на субботу и совпадал с приходом гостей. Слава сказал, что к маме мы пойдем завтра, чтобы сегодня успеть подготовиться к празднику. Прийти должны были шесть человек – в тыщу раз больше, чем в прошлый раз!
Я расплакался и заявил, что к маме надо приходить день в день, а не потом, потому что ей будет обидно. Слава отвечал, что он не может разорваться. А Лев сказал:
– Я съезжу с ним, не разрывайся.
Вот это ого! Лев со мной никогда к маме не ходил!
Я собрал все самое ценное, что собирался оставить у мамы, и начал торопить Льва, как будто мама может нас не дождаться.
Кладбищ я никогда не боялся. До того как впервые там побывал, я думал, что они выглядят так же страшно, как в фильмах и мультиках. Но на самом деле они не такие мрачные, потому что тут и там оставлены цветы и покрашены ограды. Если светит солнце, то здесь бывает даже уютно.
Я был главным в нашем походе и вел Льва за собой, потому что он не знал дорогу до маминой могилы.
– Ты здесь первый раз? – спросил я.
– Нет, я был на похоронах, но уже не помню, куда идти.
– А я был на похоронах?
– Нет.
Ну и хорошо. Кладбищ я не боялся, зато боялся мертвых. Однажды я видел из окна дома, как из соседнего подъезда вынесли гроб. Слава сказал, что люди собираются пронести его через весь двор, кидая гвоздики, – такая странная церемония прощания. Я наблюдал за приготовлениями до тех пор, пока один мужчина не подошел к гробу, чтобы открыть его. Мысль, что тот, кого я там сейчас увижу, совершенно и бесповоротно мертв и представляет собой не более чем бездыханное тело, испугала меня настолько, что я отпрянул от окна раньше, чем крышку успели поднять. Сердце у меня бешено скакало. Я не был готов увидеть труп. Хотя в школе некоторые ребята видели и говорили, что это не страшно – как будто человек спит. Но я ведь боюсь не зрелища, а собственного пугающего осознания того, что он не спит…
– Ты был знаком с моей мамой? – спросил я у Льва.
– Совсем немного.
Пока мы шли, я расспрашивал его, какой она была. А он рассказывал все то же самое, что уже по десять раз рассказали мне и бабушка, и Слава, но я все равно каждый раз интересовался, потому что хотел слушать снова и снова.
– А где твоя мама? – решил поинтересоваться я.
– Она в другом городе.
– А папа?
– Он умер.
– От чего?
– Не знаю. Наверное, от стыда, – грустно усмехнулся Лев.
Я удивленно поднял голову.
– Так бывает?
– Я бы хотел, чтобы так бывало, – ответил он. – Должна же существовать в мире справедливость.
Я не понял, о чем он, но спросил:
– Как думаешь, он встретился с моей мамой?
– Только в том случае, если за пределами этого мира есть какой-то еще.
Мы как раз подошли к могиле. Но меня заинтересовали его слова.
– Ты считаешь, что на небе ничего нет? – спросил я.
– Этого никто точно не знает, – вздохнул Лев.
Я нахмурился.
– Бабушка знает!
– Нет, Мики, она тоже не знает. – Он опять грустно улыбнулся. – Она просто верит.
– В смысле «верит»?
– Верит, что после смерти есть другая жизнь. Многие люди в это верят. Ты тоже можешь верить, если тебе хочется, но мы никогда не будем знать наверняка.
Я посмотрел на мамину фотографию на памятнике. Так что, может быть, она вовсе не наблюдает за мной с небес? Она просто перестала существовать, растворилась в вечности, превратилась в ничто? И я тоже стану ничем? И родители, и бабушка, и все-все люди на планете будут поглощены этой огромной и пугающей пустотой?
Я медленно сложил перед памятником сначала цветы, потом свой рисунок (я нарисовал себя девятилетнего), потом плюшевого мишку. Помолчал некоторое время.
– Ладно, пойдем. – Я взял Льва за руку.
– Уверен?
– Да. – И я коснулся памятника на прощание.
Мне вдруг расхотелось рассказывать что-либо маме. Даже как я чуть не умер от астмы и стал самым популярным в классе. Может, я взрослею? Ведь мне уже девять.
Когда мы вернулись домой, до прихода гостей оставался еще час. Я переоделся, помыл руки, поправил трубочки во всех стаканах, посидел на стуле за сервированным столом, походил вокруг него, подергал гелиевые шарики, снова поправил трубочки во всех стаканах. Так час и прошел.
Ко мне пришли три девочки, которые звали меня к себе до этого: Эвелина, Вилена и Евангелина. Все они сокращали свои имена до «Лины». Иногда родители так жаждут назвать своих детей необычно, что в итоге называют их одинаково.
Мальчики остались в том же составе, что и в прошлом году: Игорь, Кирилл и Антон.
В этот раз Слава ожидал, что мой интроверт снова даст о себе знать и я попытаюсь свалить с собственного праздника уже через полчаса. Поэтому он оказался неожиданно к этому готов. Неожиданно – потому что даже я не видел, как он готовился.
Он принес нарисованную карту ближайших дворов, на которой были обозначены стратегически важные места (качели, деревья, лесенки). Карта выглядела как древняя реликвия, и на ней даже красовался засохший воск от свечей. Все мы превратились в настоящих пиратов в поисках клада: по карте передвигались от одного тайника до другого, где находили подсказки для выполнения следующего задания. В некоторых точках мы обнаруживали небольшие подарки: шоколадки или игрушки, которые делили между собой.
Но настоящий клад был впереди – самый главный подарок. И принадлежал он мне.