Ребята неизбежно разбились на две группы: мальчиков и девочек. И если девочек пришлось развлекать чьим-то мамам, то мальчики были вполне довольны предоставленностью самим себе. Мы играли в прятки, догонялки и казаков-разбойников на детской площадке возле кафе, а потом возвращались и пили молочные коктейли.
Все шло мирно, пока Антон не отошел в туалет. Тогда Илье пришла в голову новая игра. Он так и сказал:
– Давайте новую игру.
Мы все оживились. Он подвинул на середину стола пока нетронутый молочный коктейль Антона и предложил:
– Давайте все плюнем туда по очереди, а дебил это потом выпьет!
«Дебил» – это Антон, в классе у него будто бы и не существовало нормального имени. Ребятам понравилась идея Ильи, а я запаниковал. Я не знал, что мне сделать, как их остановить, если я один против всех. А если я позову взрослых, завтра сам окажусь на месте Антона за то, что наябедничал.
Но затея с плевками была только цветочками. Грузный Юра, правая рука Ильи, вдруг сказал:
– Я вообще туда нассать могу.
Это всем понравилось еще больше. Наверное, на моем лице отразился ужас, потому что Илья вдруг успокаивающе мне сказал:
– Да ладно, мы же не будем заставлять его это пить, может, он и сам не станет.
Я чувствовал себя ответственным за то, что вот-вот должно было произойти, ведь я понимал, что поступать так – дико и неправильно, а другие, видимо, нет.
Я попытался внести каплю здравого смысла в эту «игру»:
– Ему же потом плохо станет.
– Не станет, – легкомысленно ответил Илья. – Он же колготки носит.
Не знаю почему, но всем показалось, что аргумент про колготки – прямо то, что надо, будто они какие-то чудодейственные.
С внутренним смятением я наблюдал, как Юра берет молочный коктейль Антона в руки, ставит его перед собой, поднимается на стул и собирается туда помочиться.
Я не двинулся с места. Да что со мной? Почему я позволяю этому случиться? Я ведь никогда никого не обижал.
Я посмотрел на Игоря и Кирилла, которые тоже не пытались ничего предпринять. А ведь и они никогда никого не обижали. Наоборот, они выхаживали бродячих котят. И Илья – разве такой уж он жестокий? Он как-то раз возле школы подобрал и отогрел голубя со сломанным крылом.
Тогда почему все мы сейчас смотрим на эту нечеловеческую жестокость, позволяем ей случиться, радуемся ей?
Детство так прекрасно и бездушно одновременно.
Они поставили коктейль на место, будто и не трогали. Антон вернулся со своей вечной блаженной улыбкой, сел на свое место, пододвинул стакан поближе.
Я думал, что такое невозможно не заметить. Наверное, этот стакан ужасно воняет, и сейчас Антон скажет что-то типа: «Ребят, че за фигня, зачем вы туда нассали?» Но он ничего не говорил.
Я вдруг подумал, что не знаю, чего хочу больше: посмотреть, как он будет пить, или отговорить его от этого.
Антон вдруг поправил трубочку в стакане и отпил. Ребята замерли с каменными лицами. Сам же Антон в лице никак не изменился. Все запереглядывались.
– Как коктейль? – первым спросил Илья.
– Вкусно, – кивнул Антон и опять улыбнулся.
Это невозможно. Невозможно не понять, что случилось. С ужасом я осознавал, что он нам подыгрывает.
Он вдруг заглянул мне в глаза своим очень умным взглядом и снова отпил, намного больше, чем в первый раз. Меня затошнило. Я смотрел на него в ответ и силой мысли пытался докричаться: «Антон, зачем ты это делаешь? Просто откажись, скажи, что это гадость, и они от тебя отстанут».
– Вкусно, – снова повторил Антон.
Я не выдержал: сделал вид, что неаккуратно откинул руку, и сбил стакан Антона на пол. Никто меня за это не осудил, все ребята следили за Антоном испуганными, уже не веселыми взглядами. Наверное, каждый тогда был рад, что я разлил этот дурацкий коктейль.
Антон после этого собрался и ушел. Сказал, что ему нужно к какому-то репетитору. Соврал, наверное.
Я до конца праздника не вставал со своего места за столом. Несколько раз ко мне подходили Игорь и Кирилл.
– Успокойся, – убеждал меня Кирилл. – Мы ничего не сделали.
– Вот именно, мы ничего не сделали. – От желания заплакать у меня дрожал голос.
– А если бы сделали, то до конца школы уже нам бы ссали в чай в столовой, – хмыкнул Игорь.
Я не ответил.
– А я считаю, что Юра и Илья тоже ничего такого не сделали, – пожал плечами Кирилл.
– Смеешься? Они ему в коктейль… – Я даже не смог это произнести, горло перехватило.
– Да совсем немного, – оправдывал их Кирилл. – Что ему будет-то? В войну люди вообще свою мочу пили и песок ели, когда больше нечего было. И все нормально.
– Сейчас не война, – хрипло возразил я.
Или война?
Это было на весенних каникулах. Через неделю началась учеба, и Антон ходил в школу как обычно. Я до сих пор не знаю, имела ли для него та ситуация какие-то последствия.
Но постоянно, всю школьную жизнь я ловил его взгляды на себе, глаза в глаза, и чувствовал, будто он ждет моих действий. Будто весь Антон существует и позволяет над собой измываться, только чтобы я однажды проявил себя как настоящий человек – и заступился за него. А я все не мог и не мог.
Я и не особо-то думал о нем раньше. Он существовал для меня словно предмет мебели в классе – этакое дополнение к стулу и парте, а после того случая вдруг резко превратился в живого человека.
Этот дурацкий возраст…
Мои десять лет не запомнились мне ничем выдающимся. Разве что я начал отвечать на выпады Ильи, но триумф этот был недолгим.
Мы тогда шли с Кириллом по этажу, а Илья был дежурным – тем, кто стоит и командует всеми остальными, чтобы они не бегали, ходили спокойно и кланялись ему в ноги. У дежурных, будто знаки на военной униформе, были нашивки на рукавах: «ШД» – типа «школьный дежурный».
В общем, этот школьный дежурный к нам и пристал. Сказал:
– Ходите помедленнее, идиоты.
После случая в кафе я почему-то стал бояться его немного меньше. Но противная дрожь при его приближении все равно оставалась. Я вяло огрызнулся:
– У тебя синдром вахтера.
Это была слишком сложная фраза для его понимания, но, чтобы не оставлять последнее слово за мной, он сказал про Кирилла:
– А что ты все время с ним ходишь? Это твой парень?
Я тоже не смог промолчать. Указал на нашивки:
– А как расшифровываются эти буквы? «Доставучий шакал»?
Тогда Илья толкнул меня к стене и скрутил мне руки – силы в нем было раза в два больше, чем во мне.
– Я и забыл, что ты папочкин боксер, – насмешливо произнес я. И добавил мстительно: – Илюша.
Он несильно стукнул меня об стену.
– Скажи: «Прости меня, Илья, ты самый лучший».
Долго пытать меня у него не получилось. Позади нас на полной скорости промчался первоклассник, а в Илье включилась функция «ШД» – он отпустил меня и с криком «Не бегать!» побежал за несчастным.
Я растирал запястья, чувствуя, сколько у меня внутри невыплеснутой злости. Мне казалось, у меня даже глаза от нее потемнели.
– Давай догоним и врежем, – предложил я Кириллу. – Нас двое, а он один.
– Сейчас один, а потом нам еще хуже будет, – беспомощно отозвался тот.
Этот ответ разозлил меня еще больше. Так всех нас в трусов превращает мысль…
Я вздохнул:
– Пойдем тогда.
И мы пошли дальше. Я растирал свои запястья даже после того, как они уже перестали болеть.
Что-то будто копилось во мне и вот-вот грозилось лопнуть.
А в пятом классе случилось неожиданное. Первого сентября я шел на линейку, как вдруг кто-то закричал:
– Мики! – и бросился на меня со спины.
Увидев обнимающие меня руки, я почему-то сразу понял, кто это, будто почувствовал.
– Лена? – радостно уточнил я.
Рот у меня сам по себе растянулся в улыбке. А после случая в кафе это происходило довольно редко.
Она оказалась передо мной какая-то совсем другая. Выше на полголовы, с синей прядью в длинных волосах; руки в фенечках, ноги – в носках разного цвета, надетых под кеды. Кеды, кстати, тоже разных цветов – один фиолетовый, другой розовый. Выглядела она совсем не по-школьному, хотя и была в блузке и черной юбке.
– Ты что тут делаешь? – выдохнул я, не переставая улыбаться.
– Папу обратно перевели, – ответила она. – Снова будем вместе учиться!
Я вспомнил, как в первом классе идея учиться с Леной показалась мне пыткой. Теперь же у меня радостно скакало сердце в груди. Я даже ничего не мог сказать, только смотрел на нее, пытаясь запомнить, словно она опять может вот-вот исчезнуть.
– Прости, я потеряла твой номер телефона при переезде, – сказала она. – Но я звонила в школу…
– В школу?
– Да, днем звонила и просила, чтобы тебя позвали. Хотела уточнить твой номер. Но они не позвали.
– Сволочи.
Когда я это произнес, она приложила палец к моим губам.
– Не ругайся.
От нее сладко пахло какими-то тропическими фруктами. У меня даже голова закружилась.
Лена взяла меня за руку и повела к линейке, на построение. Как в первом классе, когда мы тоже так ходили по коридорам. Я тогда это ненавидел.
Ладонь Лены была очень теплой. И тепло разливалось по моему телу. Все мероприятие мы так и стояли, держась за руки, а я все пропустил: ничего не слышал и не видел. Только вдыхал запах фруктов и пытался запомнить ощущение ее ладони в своей.
После линейки Лена предложила мне сходить в парк аттракционов. Вообще-то я не фанат аттракционов, меня укачивает на всем, кроме колеса обозрения. Но я был в таком состоянии, что, предложи она ограбить банк, все равно зачарованно ответил бы: «Да, конечно». Так что Лена и представить себе не могла, какой властью надо мной обладает.
Когда мы дошли до парка, я все-таки признался ей, что не переношу большинство аттракционов. Тогда Лена сказала:
– Значит, купим пять кругов на колесе обозрения!
Мы так и сделали. Катались, катались, вспоминали старых учителей, говорили про книги (за прошедшее время Лена полюбила читать), про жизнь Лены в другом городе, про то, какой жизнь была здесь, про новые фильмы, про музыку