Queen, которую Лена, оказывается, тоже знала. Эти пять кругов подарили нам не меньше тридцати минут разговора.
Потом, прогуливаясь по дорожкам, мы ели сладкую вату – одну на двоих. И было досадно, что время нельзя остановить.
– Пойдем в кино? – вдруг предложила Лена.
– На что?
– На любой ближайший сеанс в ближайшем кинотеатре.
Мы пошли на «Девять жизней», которые я вообще не запомнил, потому что мысленно находился где-то в другом месте. Мне кажется, я весь фильм не переставал улыбаться, как дурак.
Когда мы выходили из кинотеатра, уже темнело – девятый час. Я предложил Лене проводить ее до дома.
– На случай, если встретятся бандиты? – с улыбкой уточнила она.
Я кивнул. А сам подумал: «Черт, и что я буду делать, если они встретятся? Лучше бы им, конечно, не встречаться…»
Пока мы с Леной шли до ее дома, я осознал страшную, просто очень страшную вещь. Я не предупредил родителей о том, что пойду гулять. И телефон оставил на беззвучном режиме.
Смотреть на экран мобильника было страшно. Я представлял, что там сейчас тысяча пропущенных звонков: от родителей, учителей, полицейских.
Но их оказалось всего шесть – от родителей. Впрочем, это уже достаточно страшно. Настолько, что перезванивать я не стал, а просто написал им сообщение с извинениями и объяснениями.
– Все в порядке? – уточнила Лена, глядя, как я нервно печатаю.
– Да, просто дела, – сважничал я.
Странно. Раньше я перед ней не важничал – говорил все как есть. В первом классе мог прямо сказать, что меня дома убьют, и мы вместе паниковали, а потом вместе радовались тому, что меня все-таки не убили.
Лена теперь жила в другом доме, не рядом со школой. Она пригласила меня пройти в квартиру. Было заметно, что въехали они совсем недавно: везде были неразобранные коробки и чемоданы. Ее родители узнали меня и, как это полагается взрослым, восхитились тем, как я «вымахал».
Лена предложила мне поужинать, а я не стал отказываться, потому что не хотел с ней расставаться.
Что мне всегда нравилось в Лене – она никогда не парилась над тем, как выглядит со стороны. Бабушка всегда учила меня, что нужно быть очень гостеприимным, всегда накрывать на стол, класть нож справа, а вилку слева, предлагать чай каждые пять минут. Лена же поставила на стол сковородку с жареной картошкой и предложила есть прямо из нее. Я был в восторге. Еще и жареное! Дома жареное полагалось мне крайне редко.
Мы ели, нарушая все правила этикета, и снова разговаривали обо всякой ерунде. Домой я потом возвращался как на автопилоте. Даже не заметил, как дошел.
Очнулся лишь тогда, когда на пороге, в прихожей, посмотрел на настенные часы. Почти одиннадцать вечера.
Родители встретили меня каменным молчанием.
– Лена вернулась, – только и сказал я в свое оправдание.
– Мы уже в курсе, – мрачным тоном сообщил Лев. – Учительница сказала, что ты со счастливой и влюбленной физиономией ускакал за ней.
– Вы что, ей позвонили?
– А что нам оставалось? Ты с нами разговаривать не хотел.
– Да просто телефон не слышал, – оправдывался я.
Лев веско пообещал:
– Еще раз придешь домой после девяти – будешь неделю ходить только в школу, туда и обратно, под моим личным надзором.
– После десяти… – попытался поторговаться я.
– После девяти.
Почувствовав в голосе Льва стальную непреклонность, я не стал больше спорить. Пристыженный, я пошел в свою комнату и вдруг услышал тихий голос Славы:
– Вот и наступил этот дурацкий возраст…
Десять лет
Я часто слышал от других детей, что их родители празднуют «годовщину свадьбы». Как выяснилось, годовщины эти бывают ситцевыми, бумажными, деревянными. Но у моих родителей свадьбы не было, поэтому не было и годовщин.
Однажды мы сели ужинать, и Слава вдруг спросил у Льва:
– Ты помнишь, какой завтра день?
– Что, опять ударился головой и потерял память? – отшутился Лев.
У него всегда была своеобразная реакция на слова и действия, которые считались романтичными или милыми. Даже я понял, что речь сейчас пойдет о какой-нибудь знаменательной дате, но Лев упорно хотел свести все к шутке.
– День, когда мы начали встречаться, – ответил за него Слава.
– Да? И сколько уже?
– Десять лет.
– Серьезно? Ты уже такой старый?
Ого! Десять лет – целая вечность. Это же наверняка какая-нибудь свадьба. Уж точно не бумажная. Какая-нибудь попрочнее, железная или каменная. Подумать только, на тот момент я был всего лишь на год старше их отношений.
– А как вы начали встречаться? – спросил я.
– Первый год он держал меня в подвале, а потом у меня развился стокгольмский синдром, и я остался добровольно, – ответил Лев.
Я засмеялся: в ответ на этот вопрос Лев каждый раз выдумывал новую историю. Были еще версии, где Слава брал его в заложники или отбирал у него паспорт. Слава во время этих рассказов всегда закатывал глаза и говорил:
– Вообще-то ты сам предложил встречаться.
Он и тогда так сказал.
– Серьезно? – делано удивился Лев. – А я был трезвый?
– Ну подождите, – остановил я их обмен колкостями. – Расскажите уже по-настоящему!
По-настоящему это случилось в 2005 году. Слава был первокурсником художественного колледжа, чуть ли не с кровью вырвавшим разрешение учиться по этой специальности. Его маму, мою бабушку, успокаивало только одно: там будет много девочек.
Так что, начиная с первого сентября, она постоянно спрашивала:
– Как с личной жизнью?
А Слава хмуро отвечал:
– Я об этом не думаю.
Но он, конечно, врал. Он думал. В семнадцать лет невозможно не думать о любви – она повсюду, даже если тебе нет до нее дела.
Много ли шансов у него было пересечься с хмурым старшекурсником из медицинского университета? Они имели разные увлечения, были из разных миров и даже из разных поколений, если хотите: в то время, когда один только вышел из детства, второй уже готовился ко взрослой жизни.
Общего у них было только одно: они оба никак не должны были оказаться на той вечеринке. Вообще никак, понимаете?
Вечеринка проходила в малоизвестном гей-клубе нашего города. Закрытое место на последнем этаже старого торгового центра, носившее на двери скромную вывеску «Просто клуб». Люди не из мира ЛГБТ не знали о его существовании, а его истинное предназначение было известно лишь избранным.
Славе там делать было нечего. Он так и сказал своей сестре, моей маме:
– Мне нет восемнадцати, меня туда не пустят.
Но она уговаривала его на эту авантюру как на шанс развеяться и перестать шататься одному.
– Я могу пойти с тобой, – сказала она. – Покажу документы, может, они тогда поверят, что и тебе восемнадцать.
Слава не очень хотел соглашаться, но кивнул. Его представление о гей-клубах ограничивалось сериалом «Близкие друзья» – темные накуренные помещения с полуголыми людьми и небезопасным количеством секса.
И Славу, и Льва затянули в гей-клуб девушки. Лев тоже не должен был там оказаться.
– Я ненавижу такие места, – говорил он своей подруге, когда та заявила:
– Я мечтаю побывать в гей-клубе, сходи со мной. Ну пожалуйста-пожалуйста!
– Твой муж вообще в курсе о твоих мечтах?
– Да мне просто интересно посмотреть!
– Я занят, у меня сессия.
– Не понравится – уйдешь. Хорошо?
Лев еще некоторое время отнекивался, но после аргумента «А вот когда тебе нужна была берцовая кость, я тебе ее достала!» пришлось согласиться.
Славу пропустили, когда он показал свой студенческий билет. К возрасту не пригляделись – решили: раз студент, значит, совершеннолетний.
И все-таки клуб был не как в сериале – по крайней мере, люди в основном были одеты, и даже прилично. Первое, что сделал Слава, – нашел место, куда чаще всего падал свет от мерцающих софитов. Но самым освещенным местом оказалась барная стойка – туда он и направился.
– А вот пить мы не договаривались. – Это моя мама его одернула.
– Я не пить. Я порисую.
Не желающий привлекать к себе внимание Слава в итоге оказался самым интересным и заметным парнем вечера. Когда кто-то приходит в гей-клуб и начинает делать там домашку по академическому рисунку, это очень даже привлекает внимание.
Вот и Льва это привлекло. Он увидел человека, который хотел находиться там не сильнее, чем он сам. И ему показалось, что если он не заговорит с этим парнем сейчас, то другого шанса просто не представится. Ясное дело, что парень тут в первый и последний раз, выйдет отсюда – и растворится в чертовом миллионнике навсегда.
Лев подошел к нему и устроился на соседнем сиденье. Чисто символически заказал какой-то коктейль. И спросил самое глупое и очевидное:
– Ты художник?
Слава поднял на него взгляд. Помолчал немного, будто думая, отвечать или послать. Решил ответить:
– Да.
Лев кивнул.
– Слушай, я в меде учусь, у меня завтра экзамен по анатомии. Можешь нарисовать мне непарную и полунепарную вены?
– А как они выглядят?
– Давай вскроем, посмотрим. – Столкнувшись с недоуменным взглядом, Лев пояснил: – Извини, у меня странный юмор.
Тогда Слава засмеялся:
– Мне как раз такой нравится.
– Может, свалим отсюда? – предложил Лев.
Он имел в виду – на улицу, погулять, куда угодно, лишь бы не торчать в этом шумном и душном месте. Но Слава понял его не так.
– Если ты меня на что-то развести пытаешься, то не получится, – хмуро ответил он.
Льва такой ответ задел: разве он похож на того, кто будет «разводить»? В тон Славе сказал:
– Не пытаюсь. Ты вообще не в моем вкусе.
– Да?
– Ага.
– Могу я тогда пойти познакомиться с тем блондином за твоей спиной?
– Нет, – ответил Лев, даже не обернувшись.
– А на каком основании ты мне запрещаешь?
– На том основании, что ты спросил разрешения.
Слава снова засмеялся: логично, даже не подкопаешься. Он захлопнул блокнот, в котором пытался по памяти вывести гипсовую статую. Сказал: