– Ладно, если просто погулять, то давай свалим. Ненавижу гей-клубы.
Лев довольно усмехнулся. Слава завертел головой в поисках моей мамы, чтобы предупредить об уходе.
– Ищешь кого-то?
– Сестру. – Он выцепил ее взглядом из толпы. – Она даже здесь умудряется быть в окружении мужчин… Я сейчас.
На улице было прохладно, шел мелкий дождь. Отражения фонарей на дорогах растекались как яичные желтки на сковороде.
Слава зябко поежился. Заметив это, Лев сказал:
– Я знаю одно кафе рядом, которое еще работает. Пойдем?
Они шли рядом и оба держали руки в карманах джинсов, но при этом слегка соприкасались локтями.
– Почему же ты не любишь гей-клубы?
– Они мерзко показаны в одном сериале – «Близкие друзья». Смотрел?
– Пару серий, – кивнул Лев.
– Сериал этот я тоже не люблю… Кстати, тебе, наверное, лучше знать: мне нет восемнадцати, меня сестра туда провела.
Лев засмеялся.
– Ты прикалываешься?
– Нет, почему?
– Тот сериал начинался точно так же.
Слава тоже улыбнулся.
– Точно, я забыл. Но все-таки ты узнал о моем возрасте при более благоприятных обстоятельствах.
Лев пожал плечами.
– Мне все равно. Я же сказал, что не собираюсь тебя ни на что разводить.
– Ага, я не в твоем вкусе.
– Какой ты злопамятный! – шутливо заметил Лев.
Они ненадолго замолчали, украдкой друг друга разглядывая. Пару раз заметив это, они смущенно отводили взгляды.
Решив, что ведет себя слишком по-детски, Слава снова заговорил:
– Кстати, меня зовут Слава.
– Лев.
– Лева, значит?
– Нет. Лев.
– А, все серьезно. Хорошо хоть без отчества.
– Ты не выпендривайся, а то на «вы» перейдем, – пригрозил Лев.
– Хорошо, Лев. Ты учишься на врача, значит. Местный или приехал?
– Приехал. Из Питера.
– Приехал из Питера сюда, чтобы учиться на врача? – вскинул брови Слава. – Это чертовски странная история.
Лев закатил глаза.
– Зато я не художник.
– А что плохого в художниках?
– Это банально. Сейчас все художники. Выйди на улицу и крикни: «Кто тут художник?» Пол-улицы обернется.
– Ой, да прям…
– Ага. А если кто не обернется – так это глухой художник.
Засмеявшись, Слава произнес, наверное, самые искренние и самые неожиданные слова за всю свою жизнь:
– Если ты не перестанешь шутить, я влюблюсь в тебя.
– Это угроза?
– Это – угроза.
В ту ночь Слава так и не смог уснуть. Все случилось, как он и пообещал: Лев продолжил шутить в кафе, по дороге домой и даже на прощание у самого подъезда. Вот Слава и влюбился.
Когда в третьем часу вернулась сестра, то тут же кинулась с расспросами: с кем, где, когда?
– Ничего интересного, – огорчил ее Слава. – Мы просто поговорили.
– А кто он?
– Медицинский заканчивает. Познакомились, потому что он попросил нарисовать ему какие-то там вены для экзамена по анатомии.
Моя мама снисходительно улыбнулась.
– Экзамен по анатомии на последних курсах? Ну да, конечно. Хотя повод для подката неплохой.
– То есть он подкатывал?
– А я тебе о чем. Он выдумал этот экзамен просто как повод заговорить.
– Типа я ему понравился?
– До тебя трудно доходит, я смотрю.
В этот момент в соседней комнате я разразился плачем. Мама пихнула Славу в бок.
– Подойди, а.
– Может, мама встанет? – лениво спросил он.
Они прислушались. Бабушка продолжала спать.
– Давай на «камень, ножницы, бумага», – предложила мама.
Она показала «ножницы», а Слава «бумагу». Ему почему-то хорошо запомнился этот момент. Наверное, потому, что он проворчал тогда абсолютно пророческую фразу:
– Вечно я за тебя отдуваюсь…
Еще несколько месяцев они со Львом просто говорили, просто гуляли, просто сидели в кафе. Слава нарисовал для Льва несколько легких, селезенок и костей, прежде чем сказать, что знает про отсутствие анатомии на последних курсах, а значит, не нужно выдумывать поводы для встречи.
– Можешь говорить прямо все, что захочешь, – объяснил ему Слава.
– Что угодно?
– Да.
– Тогда пошли ко мне.
Слава улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Я против связей на одну ночь.
– А на всю жизнь?
Возмездие
Когда я был маленьким, я думал, что люди договариваются встречаться: например, подходят два человека друг к другу и решают, будут они встречаться или нет, и при этом неважно, знакомы они были заранее или нет.
Но мы с Леной встречаться не договаривались – все как-то началось само собой. Весь пятый класс я провел с мыслями только о ней: просыпался и думал, что бы такого сегодня для нее сделать, а засыпая, вспоминал, как мы провели день. Осенью мы катались на колесе обозрения, пока парк не закрыли на зиму. Зато потом залили каток, и мы начали целыми днями пропадать там. Все было как в фильмах про первую любовь: после уроков я нес ее рюкзак и провожал до дома. В классе нас дразнили, но уже не очень охотно, а мы с Леной перестали обращать на это внимание.
На день всех влюбленных Лев дал мне денег и сказал:
– Купи Лене цветы.
Я удивился. Это что-то новенькое.
– Какие?
– Не знаю. Что там обычно дарят? Розы?
– Нет, – возразил Слава. – Розы – это банально.
– Это классика.
– Не слушай его, Мики. Купи лилии или герберы.
– Почему не слушать? – возмутился Лев.
– Ты зануда. Если бы ты был гетеросексуалом, у тебя бы никогда не было девушки.
Оставив родителей спорить на тему того, у кого и сколько было бы девушек в случае их гетеросексуальности, я незаметно покинул квартиру и направился в цветочный магазин.
У витрины я простоял не меньше получаса: лилии мне не понравились, герберы показались слишком яркими, орхидеи – слишком простыми. Помучив продавца расспросами обо всех цветах на прилавке, я выбрал… розы.
Слава меня потом за это отчитал:
– Что за банальщина, почему розы?
– Они выглядели приятнее всего, – оправдывался я.
– Ну все, – театрально возмутился Слава, глядя на Льва. – Мы его потеряли. Он становится похож на тебя!
– Но Лене цветы понравились!
– Да она бы изображала радость, даже если бы ты искусственные притащил, это же любовь!
Я подумал: «Если любовь, тогда не все ли равно?»
Когда в шестом классе на первое сентября мы с Леной пришли за ручку, нам умилялись все учителя и старшеклассники. Говорили, что отношения в пятом классе, которые продолжаются уже год, достойны какого-нибудь мирового рекорда по первой любви.
Я не знал, настоящая ли это любовь, и все больше предавался философским размышлениям о том, что мы с Леной друг друга не знаем. С одной стороны, это было глупо, ведь мы провели вместе часть детства и весь последний год, а плохо знать друг друга в таких обстоятельствах почти невозможно. С другой стороны, я переживал, что даже не могу рассказать ей о своей семье. Она верит в какую-то выдуманную легенду обо мне, смотрит и оценивает меня через призму этой легенды о несчастном мальчике с отцом-одиночкой и даже не догадывается, что на деле всё обстоит сложнее.
Но что будет, если я ей расскажу?
Если она и правда меня любит, то ничего страшного не случится.
Разговор состоялся в первый учебный день шестого класса. Я провожал Лену домой; она рассказывала мне про какой-то сериал, а я даже не слушал – думал о другом. Решался.
– Ты слышала, что Антона обзывают гомиком? – начал я издалека.
– Ну да.
– Думаешь, это плохо – быть геем?
– Ну да, – ответила она так, будто речь шла об очевидном.
– А что в этом плохого?
– Это же противно и неестественно… Зачем вообще таким быть?
– Они же это не выбирают.
– В смысле?
– Ты что, думаешь, любовь выбирают?
– Да.
– И на каком основании ты меня выбрала? – Я посмотрел на Лену, иронично улыбнувшись.
Она растерялась и не сразу нашлась, что ответить. Потом сказала:
– Ладно, я поняла.
Некоторое время мы шли молча, пиная перед собой пожухлые листья. Подходя к своему дому, Лена вернулась к этой теме:
– Я все равно этого не понимаю.
Я пожал плечами и вернул ей рюкзак. На этом мы и попрощались. Ничего я ей, конечно, не рассказал. О чем вообще там можно было рассказывать?
Когда мы говорили, мне казалось, что я спокойно выдержал этот разговор, что меня ничто не задело. Но чем больше проходило времени и чем чаще я прокручивал его в голове, тем сильнее злился.
Что-то внутри меня шаталось. Раньше я думал, что шататься оно стало после случая в кафе, но теперь мне кажется, что еще раньше. Может быть, когда я увиделся с отцом. Или когда меня ударил Лев. А может, еще раньше.
Я словно стоял на неустойчивой конструкции, которая не могла меня выдержать. И когда она рухнет – был только вопрос времени.
Я помню: это был вторник перед уроком технологии. Я такие уроки не очень любил: когда девочки и мальчики расходились по разным классам, мальчики будто бы резко опускались в развитии. Например, в отсутствие девочек Антону всегда доставалось сильнее.
Вот и тогда Илья с Юрой начали его задирать.
– Антон, а ты гвозди забивать умеешь? – покладисто спросил Илья. – Или тебе не нужно, потому что за тебя это будет делать твой парень?
Потом Илья и Юра захохотали так, будто это лучшая шутка на свете. А Антон лишь молча улыбался в ответ. Да что с ним?
Отдышавшись от смеха, травлю подхватил Юра и с неподдельным интересом спросил у Антона, кто он – актив или пассив?
Я не выдержал:
– Может, хватит?
– Че? – только и спросил Илья.
Они не ожидали, что я влезу.
– Какие-то проблемы? – Илья гаденько ухмыльнулся.
Признаться, от этой ухмылки я испытал противный страх. Но надо было продолжать, раз уж начал.
– Это у тебя какие-то проблемы. Почему тебя так волнует секс между мужчинами?
– Слышь, он меня никак не волнует. Я просто прикалываюсь.
– Избегай подобного юмора, – посоветовал я. – Он выдает в тебе придурка.