– Вот.
– На «парадной» – такой же? – спросил Андрей.
– Так точно… А вы, что же, будете запираться?
– Конечно.
– Уф-ф. – Петр, опешив, почесал в затылке. – Ну, тогда, если нам сюда надо будет, то мы – телефоном…
– Договорились, – кивнул Андрей.
Он закрыл за Петром дверь и, отчасти из любопытства, отчасти из-за того, что чувство душевного переворота, чего-то разрешившегося, не отпускало его, пошел пройтись по бункеру. Он грезил этими береговыми фортами с детства, рисовал их в альбомах и притом до сих пор лишь однажды был в крепости – в тот раз.
Бесконечные галереи, потолки с подвесными рельсами и застывшими на цепях крючьями талей, зёвы снарядных казематов, залы, уставленные пыльными пультами и планшетами во всю стену, многопалубный лабиринт отсеков, трапов и переходов главной башни, железисто-смоляной, как будто таящийся дух скованного по членам гигантского зверя, – все это мнилось ему слепком собственных треволнений, но выхода, объяснения того, что действительно было на душе, не подсказывало и близко. Включив в какой-то каморке свет и увидав лежавший манекен в мундире, он понял, что видит не то, что было перед ним, а то, что было в нем, свою темную комнату. Так он плутал больше часа, но достиг лишь того, что сильно ушибся плечом, а рукава и штанины схватились от солидола на сгибах.
Часа в два пополудни Петр зашел узнать, что привезти на обед. Андрей в ответ спросил, каждый ли день он ездит в город за обедом, потому что в противном случае это может вызвать подозрения. Петр сказал, что ездит каждый день, так как готовить еду в музее выходит очень хлопотно. Андрей дал ему денег, назвал свой размер одежды и попросил купить пару джинсов, какой-нибудь свитер и штормовку.
Потом они все вместе обедали в музее, бывшей бане, где теперь помещались выставка гарнизонного быта, пост охраны и квартира администрации. Грубо сбитый стол, где не оставалось живого места от вырезанных имен и допотопных дат, угловатые скамьи и алюминиевая посуда походили на декорации. Петр угощал гостей анекдотами про туристов. Историю грека, который на ночь спрятался в орудийной башне и умудрился к утру развернуть ее на тридцать градусов, он рассказывал так долго и путано, что в конце концов осталось не ясно, чем все кончилось. Старик, сидевший бирюком, ни с того ни с сего сказал, что в городе неспокойно. Вчера была стрельба в гостинице, сегодня подожгли казармы с каким-то спецотрядом, народ собирается на площади. Со смертью младшего великого князя Государыню хватил удар, и все это неспроста, Кристианс опять могут начать причесывать, и завтра паромом встречают какую-то шишку. Петр, только что вернувшийся из города и ничего такого не слыхавший, стал расспрашивать дядю, откуда это все ему известно. Старик отставил початый чай и ушел. Обед был кончен.
Андрей было направился с девушкой в бункер, но с полдороги она потянула его к морю. По выбитым в скале ступеням они спустились на галечный пляж. Шел мокрый снег. Громовой шелест прилива был так силен и ровен, что казалось, стоял в голове, а не окрест. Груды взморника ворочались на бурных мелях. Еще прежде, чем понял, что делает, Андрей подхватил из-под ног голыш и со всей силы, отчего штормовка хлопнула на плечах, запустил в воду. Он сразу опомнился, полуобернулся с видом мальчишки, желающего убедиться, что никто не заметил его проказы, и встретился глазами с девушкой. Щурясь от снега, та, как будто с затаенным снисхождением улыбалась. Он что-то растерянно сказал ей. Она молча кивнула. Андрей, то ли указывая на свет маяка вдали на мысе, то ли приглашая идти, взмахнул рукой. Они пошли дальше, но уже во всю прогулку он не видел и не слышал ничего, готовый поклясться, что эта взявшая его врасплох улыбка относилась не столько к нему, сколько к тому сопляку, который так запросто затмил его. Ему было и совестно за себя, и хорошо при мысли, что, так или иначе, все устраивалось.
Под утро он проснулся, как ему послышалось, от звонка будильника. Он сел на неразобранной постели и огляделся. В каземате горела ночная лампа. Девушка спала через две кровати от него, в дальнем от входа углу. Он вышел в тамбур. На полке трещал полевой аппарат с индукторной ручкой. Андрей подергал дверь в коридор и снял трубку.
– Алло.
В эфире раздавались трески помех и едва различимый, ходивший волной отзвук скрипки. За дверным косяком торчал календарик со всеми зачеркнутыми числами. Было начало шестого. Андрей уже хотел бросить трубку, но, перевернув ее, понял, что следовало нажать разговорный клапан.
– Ал-ло.
– Здравствуйте! – моментально, будто из открывшегося окошка, отозвался Шабер.
Андрей оперся на стену.
– Как… вы нашли меня?
– Долгая история, ваше сиятельство.
– Я кладу трубку.
– Стойте! – всполошился капитан-лейтенант. – Ну что вы, в самом деле! Разумеется: если я вас нашел, то другие и подавно. Но вы посмотрите – вас ведь не берут приступом? Да, скажите, если бы и собирались, стали бы предупреждать? Что же до того, как нашел, – вы извините покорно, но что прикажете думать, когда я узнаю о немытом типе, который заходит в дорогой магазин и берет одежду на размер больше своего?
– А вам повезло рядом стоять?
– Мне повезло, что я не забываю свои навыки.
Андрей прикрыл дверь каземата.
– Что вам нужно?
Шабер помолчал.
– Скажите… она – ну, она – с вами?
– Черт, вас это не касается.
– Полгода назад касалось. Правда, и дозвониться до нее было полегче.
Андрей отпустил и снова прижал разговорный клапан.
– Вы же говорите, она погибла.
– Я так сказал? В самом деле? – Шабер недоуменно прокашлянул. – Впрочем, может быть. Не знаю.
– Вы зачем звоните? – вздохнул Андрей.
– Минутку… Вы, может, помните – я упоминал про дочь. Она исчезла без вести после той операции в саду. Помните?
– И что?
– Я знаю, что покажусь параноиком, но мне было бы много легче, если бы я знал, что она – я имею в виду не дочь, конечно, ее, – что она сейчас хотя бы неподалеку от вас. Это ведь просто… – Шабер закряхтел, должно быть, пересаживаясь поудобней, потом повисла неспокойная, дышащая, подзвученная скрипкой тишина.
– Да, вы кажетесь параноиком, – отозвался Андрей. – При чем тут ваша дочь?
– Ну, что до паранойи… – Шабер шмыгнул носом. – …Вы еще не всё… а тогда я… Слово, знаете, не воробей. И вот сегодня, когда… то есть я подумал, представляете, что и хочу, и не хочу найти дочь. Как и ваш господин первый советник, кстати. Что оба мы боимся даже не того, что найдем трупы – к этому-то мы как раз давно готовы, – а боимся найти то, чего не знаем. Вы вот докапываетесь до отца. Его высочество вон уже докопался. Но точно вы знаете, что ищете?
– Можно конкретней?
– Можно. Пожалуйста. По линии комитета – впрочем, по линии Факультета тоже, да и по всем прочим, надо думать, – идет активный вброс насчет того, что нынче паромом, то есть через пару часов, прибывает эта ваша подруга, как ее…
– Зельда? – уточнил Андрей и, словно не мог поверить тому, что назвал это имя, уставился в черный от крестов календарь.
– Зельда, – вторил Шабер.
– И что?.. Ну, Зельда… Зачем?
– Ей будто бы сказали, что вы при смерти и хотите видеться.
– Нет – зачем им?
– Затем, что этот вброс идет вместе с другим.
– С каким?
– Что тут ее ждет снайпер. И угадайте с каких пор. И угадайте кто.
Андрей потер лоб.
– Со вчерашнего, что ли?
– Нет. Сразу за вами.
– Да кто же?
– Кто-о? – торжествующе ухнул и зафырчал, подражая барабанной дроби, Шабер. – Дамы и господа – антре! Наш стрелок! Собственной персоной!
Андрей навалился на стену.
– Откуда вы знаете, что это он?
– А я этого не знаю. Но что я знаю точно, так это то, что установить, он это или не он, можно будет запросто. Влет.
– Как?
– По выстрелу. …То есть вы понимаете, – продолжал Шабер, – это классическая, кондовая, избитая провокация?
– Так стрелок – кто-то другой?
– Нет. Стрелок наш.
– Но он не будет стрелять?
– Нет. Стрелять он будет. Дело в другом: любыми средствами, не мытьем так катаньем, выкурить вас из катакомб.
Андрей, сколько позволял шнур, стал прохаживаться по тамбуру.
– Так они все-таки знают, где я?
– Не цепляйтесь к словам, господи.
– …и какого черта им далась Зельда? – рассуждал он вслух на ходу. – Да и кому взбрело, что она мне… чепуха…
– Вот поэтому, – вставил Шабер, – они и придернули к ней стрелка.
Андрей остановился как вкопанный.
– Стоп. А как я найду его? Ведь я должен его искать? Ладно – я встречу ее. Но как я узнаю, где он будет?
– Ну, так это запросто. В порту он не сможет стрелять. По дороге – в машину или автобус – тоже. Остается одно – по месту пребывания. Но говорю вам: как только вы узнаете место, вы получите на блюдечке и его позицию.
– И что за место?
Шабер засопел, словно взялся за что-то тяжелое.
– А вы точно хотите знать?
Андрей перехватил трубку другой рукой и встряхнул пальцами, которыми, оказывается, давил на клапан до онемения.
– А вы звоните не поэтому?
– Я звоню, потому что не хочу, чтобы вы узнали об этом от какого-нибудь мужика.
– Так что?
– Но вы же сами видите, это провокация, – выходя из себя, растерянно выпалил Шабер, – и главное, чего они хотят, – вытащить вас оттуда, от нее!
– Так они знают, где я, – заключил Андрей.
– Да, знают. Чего там… А не знают, так догадываются. Но еще они знают, что было в порту и в гостинице. Но главное, знают, что после Ивана вы получаете равные, если не большие, права с его высочеством. Вот их диспозиция. И вы хотите знать то, что они хотят, чтобы вы знали. Но знайте и вот что: запираясь, Зельду вы, может, и спасете, а ее погубите наверняка.
– Ее они не получат ни в коем случае.
– Почему вы так уверены?