– Двинули.
Когда добрались до освещенных улиц, Стас уже с трудом наступал на ногу. Колено немилосердно хрустело, от пятки до затылка вставили стальной шипастый штырь, и, казалось, кто-то медленно поворачивал его из стороны в сторону. А иногда начинал вколачивать прямо в голову.
Шли долго – ни одного извозчика, вообще никого. Даже трактиры закрыты – после сегодняшних пожаров и заварушек хозяева благоразумно решили переждать. Выручка выручкой, но береженого боги берегут.
Наконец в темной арке глухо всхрапнуло, захрустел снег, и на улицу медленно выдвинулась лошадь, запряженная в извозчичьи сани.
Иван пронзительно свистнул и замахал рукой.
Загрузил друга, сел сам.
– Дык, а куда везти вас, господа хорошие? – повернулся извозчик.
Друзья переглянулись.
– А вези-ка нас на Измайловский остров, – глядя Стасу в глаза, скомандовал Иван.
Стас молча кивнул.
– Кудо-о-ой? На чертов остров? – вскинулся извозчик. – Ни в жисть не поеду!
Иван вытянул руку, сосредоточенно поводил пальцами. В воздухе повисла голубая капля. Чуть нырнула, поплыла и зависла у мужика над правым плечом.
– Отвезешь – твоя. На неделю, а то и дольше. Как ехать будем.
– Дак… Эта! Я ж это, завсегда! – Мужик засуетился, подобрал вожжи и звонко щелкнул кнутом. – Пошла, родимая!
Мужик знал дело – полозья свистели, сани шли ровно и ходко, извозчик только чуть трогал вожжи, когда надо было объехать выбоину или смерзшиеся глыбы, непонятно как оказавшиеся на дороге. Мчались по Садовому, свернули к Мертвой площади, где так и стояли оплавленные, с раззявленными провалами, здания старых вокзалов. Здесь извозчик подобрался, зачмокал-загукал, и – сани пронеслись мимо нехорошего места, ушли в темные улицы.
Мужик обернулся:
– Только, таво, господа хорошие, я вас у ворот высажу, а внутря не поеду, не невольте вы меня!
– Не поедешь, ты нас туда доставь, – успокоил его Стас.
Ногу все еще дергало, но уже не так сильно. Нагнувшись, он потихоньку растирал колено и беззвучно матерился. Решил молодость вспомнить, старый дурак. Еще бы колесом прошелся да вприсядку сплясал. Нога долго терпела, но такого издевательства не выдержала. Через теплые штаны колено прощупывалось плохо, но, похоже, начинало опухать.
Ох, как некстати.
«А когда такое кстати бывает?» – спросил он себя.
Вот то-то и оно.
Во время События вокруг Измайловского острова землю подняло да расшвыряло, полезла на берег пруда какая-то неимоверная дрянь, но долго не протянула и издохла, оставив на берегу черные щупальца, которые воняли так, что не спасали даже пропитанные уксусом повязки, которыми заматывали рот и нос. Во всяком случае, так рассказывали старожилы. Стас специально порылся при первой возможности в отчетах – не врали.
Образовавшиеся провалы и рвы заполнила черная вода, в которой не выживало ничего, кроме какой-то непонятной черной рыбешки с острым раздвоенным хвостом и гроздьями крохотных глаз на прозрачных стебельках. Рыб этих не ели даже местные кошки, которые тем не менее охотились на них с маниакальным упорством.
Кошки пришли на остров вместе со служащими Особого приказа Патриархии и быстро стали объектом поклонения местных жителей. Заполучить котенка от кошки «с острова» считалось величайшей удачей, кошек холили, лелеяли и слегка побаивались.
А молчаливых мужиков в черном просто боялись до судорог, хотя за все время существования Приказа ни одного столкновения с ними у островитян не было.
Прибывшие быстро привели в порядок основательно обветшавший собор Пресвятой Богородицы, обжили вросшее в землю здание, в котором в какие-то совсем древние времена, говорят, была богадельня для увечных воинов, и устроили там… что они там устроили, точно никто не знал, но слухи ходили самые жуткие. Стас считал, что их охотно распускают сами приказные дьяки. Чтоб лишних глаз не было.
Полозья прошуршали по мосту.
Извозчик ежился, поводил плечами – неуютно ему было от нависающей громады Мостовой башни, от молчаливой мощной силы, что исходила от высокой стены из почерневшего кирпича, от беззвездного ночного неба.
Не по себе ему было, и бедолага очень хотел побыстрее избавиться от седоков.
Остановились перед воротами.
– Посиди, Стас, я сейчас. – Иван метнулся к воротам, заколотил в холодное, стянутое темным железом дерево. При его приближении по железным полосам пробежала полоска синеватого огня и пропала.
В левой створке отворилась неприметная калитка, из нее выглянул человек в черном полушубке. Знакомый голос окликнул:
– Иван Николаич, ты чего грохочешь? Тащи болезного, идем.
Извозчичьи сани исчезли за мостом с такой скоростью, будто в них запрягли бегового рысака.
А друзья похромали к воротам. Стас все так же тяжело опирался на трость, но ногу дергало чуть меньше. Прилечь бы, и совсем хорошо будет. Но что-то ему подсказывало, что сделать это он сможет нескоро.
Захлопнулась калитка, Владимир – Круглов, кажется, вспомнил Иван – поманил их за собой.
– Идемте, отец Сергий уже ждет.
– Стас, ты чуешь? – тихо спросил Иван.
Хромой лишь молча кивнул.
Он почувствовал, как только закрылась калитка, что его окружила глубокая спокойная сила. Она разлилась в ночной тишине, поднималась к небу, накрывая остров невидимым покровом.
Сила очень древняя, поднимающаяся из глубин Земли, чуткая и мягкая – страшноватой мягкостью медвежьей лапы.
– Идем, Стас Григорьич, сейчас и ноге твоей облегчение сделаем.
– Ну? Что? – подался к столу полковник Левшов.
Несмотря на позднее время, полковник был бодр и возбужден, ни следа прежней апатии. Бодрость его была лихорадочной, нервической, глаза полковника блестели так, что любой полицейский заподозрил бы господина Левшова в употреблении чего-то из богатого арсенала модных среди столичной богемы бодрящих снадобий.
Над столом колыхалась голубовато-прозрачная сфера. Она плавала в воздухе, меняя размер, темнея то с одной, то с другой стороны. Временами из нее вырывались облачка оранжевой взвеси, их простреливали зеленоватые молнии-нити, которые, ветвясь, окружали, поглощали облака и снова прятались в подрагивающую, словно медуза, сферу.
Левшов умолк, неотрывно глядя на сферу, она гипнотизировала, не давала отвести взгляд, и полковник так и застыл в неудобной позе.
В комнате находился еще один человек, к которому и был обращен возглас полковника. Человек в черном неторопливо ходил вокруг стола, сунув руки в карманы свободных брюк. Комната плавала в тенях, которые казались лишь гуще от неяркого света ламп, расставленных по углам. Казалось, тени следуют за человеком, текут, поглаживают спину, ласково касаются лица. От этого человек выглядел размытым, неотчетливым. Он был, и его словно не было. Он то почти полностью проявлялся-проступал в комнате, то почти исчезал, укутанный тенью.
Остановившись, человек в тенях присмотрелся к сфере, протянул руку, дотронулся до зеленой молнии. Потрескивая, она коснулась его пальцев и со щелчком отпрыгнула. Человек, однако, не обратил на это никакого внимания, лишь потер указательный палец о большой и, склонив голову к левому плечу, задумался.
– Смотрите, как меняется рисунок, – он нежно коснулся сферы, и та отозвалась, потянулась к руке и теперь напоминала большую, чуть сплюснутую каплю.
Танцевали тени, неслышно ходил вокруг стола человек. Он, что-то напевая, касался сферы, и та наливалась синим, выстреливала все новые светящиеся облачка, их обвивали и пожирали молнии-щупальца, а в верхней части «капли» собиралось кроваво-красное пятно. Проявлялись и ползли вверх, к пятну, темные прожилки, напоминающие вены. Одни застывали, так и не добравшись до верха, другие вливались в кровавую кляксу, будто впрыскивали какое-то ведьминское снадобье.
– Вот! Вот здесь! – человек показал Левшову на участок, где две длинные прямые линии, пересекая прожилки, медленно, но неуклонно ползли к пятну.
– Вы скажете наконец, что это значит? – не выдержав, рявкнул полковник.
Человек смерил его взглядом, и Левшов непроизвольно вжался в кресло.
– Это значит, дорогой полковник, что в игре появились новые персоны, которых раньше не было. Либо возросла роль тех, кого мы не принимали во внимание. Вот они, видите?
Он указал ухоженным пальцем на ползущие к пятну линии. Те уже пересекли несколько ветвистых прожилок, и они распались коричневатыми хлопьями, осели в «брюхе» «капли».
– Вот это значит, что кого-то новые игроки уже вывели из строя навсегда.
– Так какого же черта я об этом узнаю только сейчас? – Левшов был взбешен настолько, что забыл обо всем. Он вылетел из кресла и подскочил к хозяину комнаты.
Тени за спиной безымянного человека вскипели, вздыбились, но полковник не обращал на это внимания.
Левшов до смерти боялся человека в тенях и поэтому хамил. Хозяин уютного особняка, в глубине которого пряталась комната со столом в центре, прекрасно это знал.
Пускай. Полковник был нужен. Пока нужен. А быть может, и потом понадобится.
Тени многое говорили ему.
Сейчас они тревожились, тревожилась и сфера, которую он вызвал и за которой внимательно сейчас наблюдал.
Линии и облачка таинственных сил менялись, их уже не получалось контролировать, появлялись новые силы, возникали из ниоткуда, и такого раньше не случалось.
Он всмотрелся пристальнее, будя в себе нечеловеческое зрение, полученное в жутком месте, в выжженных тремя разными солнцами развалинах среди степи. Там он впустил в себя тени – только так можно было избавиться от всепроникающего света голубого солнца. И от лучей красного.
Но черное! Черное солнце манило, оно обещало такое… Для этого не было слов в любом человеческом языке, но оно показывало. Образы поступали в сознание, и от этих видений человек трясся в экстазе. Он жаждал того, что обещало черное солнце, и получил все то, что оно обещало.
Достаточно было продолжать впускать в себя тени.