тянула свой хобот вниз, к явному миру. Но куда именно, не понять.
С одной стороны, это очень плохо – значит, все готово, чтобы открыть врата и принять Гостя. И найти его, если ритуал завершится, будет почти невозможно.
С другой – еще не началось. Смерч еще кружит, отскакивает, осторожничает.
Значит, тот, кто должен принять Гостя, еще не вошел в нужное состояние. Или его в это состояние не вогнали. Стас поймал только отголоски видений вязальщика и отвел взгляд от напарника, все больше уходящего отсюда – туда, оставляя Хромому заботу о реальности.
«Дитя», – сказали там, в доме. На душе стало совсем погано. Значит, купцову дочку решили использовать, сволочи.
Нелюди – они нелюди и есть. Нельзя ведь так.
Мысль споткнулась.
Нелюди… Почему это слово откликнулось, зацепило, Стас так и не понял, но именно оно поволокло за собой другие мысли причудливой цепочкой, которую он и сам не мог понять.
Сказал, не повышая голоса, не было уже на это сил:
– Ищите что-то совсем мелкое, на что внимания не обращали. Что-то такое, что мелькнуло, да в сторону отложили.
Ему не ответили, но бумаги на столе зашелестели громче, загудели голоса.
– Вот, смотрите, – это Старшой, – рапорт агента. Загорцев ему поручал за трактиром наблюдать по делу о фальшивомонетчиках. Он пишет, что видел вахмистра Трегубова выходящим из переулка неподалеку от трактира. Зачем Загорцев этот рапорт к секретным бумагам приложил?
Стас с усилием сконцентрировался. Чутье, из-за которого Старшой в свое время и дал ему под начало «бесову десятку», говорило: вот оно, то самое. Сергий перебирал бумаги, что-то искал.
– Я же вчера видел. Точно помню, видел. Вот оно. «Докладываю, что поручик Вахрушев был замечен мною выходящим из ворот дома, находящегося по адресу: Кривоколенный переулок, дом четырнадцать. Но по тому адресу три дома стоят, поскольку рекомый дом пребывает в разрушенном состоянии и граждане давно его для употребления на свои нужды…» Тьфу ты, как это читать-то можно?
– Кривоколенный переулок. А у трактира того какой адрес? – склонился над картой города Старшой.
Стас знал ответ еще до того, как он прозвучал…
– В Архангельском переулке он.
Все сходилось.
И все было очень плохо. У Мироздания отвратительное чувство юмора.
Как раз в тех переулках сгорел дом, в котором Загорцев встречался со своей барышней. Там они нашли бумаги, которые привели их к адресу в Кривоколенном.
Там сейчас творилась история.
Без их участия.
– Сколько нам до адреса? – не отрываясь от карты, спросил Старшой.
– Полчаса примерно, – отвечал кто-то из иноков, Стас не различал их по голосам.
– Вплотную подъезжать нельзя, клади еще время – пока подберемся поближе, пока развернемся…
– Кого разворачивать-то? – Голос Сергия был глубок и спокоен, и Стас знал, что он скажет, еще до того, как монах ответил на свой вопрос.
Стас и сам так поступал. Был, был случай. Хромой и сейчас его помнил, как будто вчера все случилось. Высокие ровные стволы сосен качались в синем радостном небе, приветствовали раннее летнее утро, а его десятка волчьим шагом уходила, оставляя за спиной полусотню, которая легла почти вся, бессмысленно атакуя засевших в древних бетонных коробках людей атамана со смешной фамилией Забава.
Десятка тогда свое дело сделала, ни один колдун, которыми Забава себя окружил, даже не почуял приближения порубежников. Умирали все, кого накрыли на перегоне, долго и страшно, и Стас даже не подумал останавливать тогда своих людей.
«Все повторяется, – с какой-то глухой тоской подумал Хромой, поднимаясь. – Парни снова будут гибнуть, не зная, за что, а Старшой – скрипеть зубами, потому что не имеет права сейчас объяснять, зачем он это делает. А я опять пойду туда, куда не надо бы ходить никому и никогда. Потому что не должно быть таких мест на земле, но они есть, а значит, должны быть те, кто сделает так, чтоб их больше не было. И Иван со мной пойдет. И этот его похожий на деда-дачника Шаман, в котором тьма настолько сплелась со светом, что я и не знаю, полагаться мне на него, как на последнюю надежду, или убить прямо сейчас. Но я его не убью. Он нужен Ване. И мне нужен. И девка эта с дурацким именем пойдет. Она уже все поняла, все решила, вон уже деловито проверяет свою саблю, застегивает на себе, как пояс. И сама она похожа на этот клинок. Такая же красивая, блестящая и опасная».
Казалось – прошли часы. Мысли вроде бы ворочались медленно, словно тяжелые речные волны на излете осени, а Сергий все еще не договорил, не ответил.
– Кого разворачивать? – повторил монах и кивнул, увидев в глазах Старшого понимание. – Именно. Нельзя нам здесь натиск ослаблять. Наоборот: покажем, что завязли, еще и новых людей в пекло кинем. Иначе – или они начнут спешить, и неизвестно, чем все кончится, либо, еще хуже, уйдут и затаятся. Мало ли глухих мест нынче вокруг Москвы. А то и куда-нибудь на Урал сорвутся, а там… – Сергий махнул рукой.
Старшой поймал взгляд Стаса, усмехнулся.
– Что, Стас Григорьевич, готов?
Стас потер глаза, поднялся и ответил:
– Десяток нужен, не меньше. Кроме Вани и этих, – он кивнул на Якута и Ниулу, – бойцов.
– Десяток дам.
– Федула дашь?
Федул был мужик надежный: и горячку пороть не станет, и, случись что, не сдрейфит. А что-нибудь обязательно случится.
Старшой кивнул.
Сергий подозвал двух иноков, как-то незаметно вошедших в комнату. Стас кивком поздоровался.
Старые знакомцы. Судя по потрепанным изгвазданным полушубкам, все это время они не на крылечке прохлаждались. И, гляди-ка, оказались здесь, когда понадобились монаху. Ох, до чего все-таки интересные ребятки…
«Не о том думаю», – пресек посторонние мысли Хромой.
– Делаете все, что он скажет, слушаете, как меня, – обратился Сергий к инокам. Всмотрелся в непроницаемые физиономии и с нажимом добавил: – Как меня. Без исключений. Ясно?
Иноки подтянулись и молча кивнули. Точнее, коротко опустили подбородки, совершенно офицерским жестом. Только что каблуками не щелкнули.
– Тогда пора, – Стас кивнул на дверь в соседнюю комнату. – Проверяем оружие, снаряжение и отправляемся.
Приказал инокам:
– Сани нужны. Открытые. Лучше, чтоб полозов запрягли. В одни сани – четверо бойцов.
Иноки исчезли.
В дверях кашлянул Федул, которого уже разыскал вестовой Старшого. Значит, не пустил Старшой опытного воина, в резерве держал вместе с лучшей десяткой.
– Собирай своих. Со Стасом Григорьевичем пойдете. Старший – он.
Федул вытянулся, кивнул и исчез.
В соседней комнате разложили на столе оружие, проверяли.
Стас внимательно осмотрел топорик – пойдет. Проверил меч. Рубиться наверняка снова придется в тесноте, но взять надо. Проверил «сбрую», меч удобно выходил из ножен, рукоятью за низкий потолок, если что, не зацепится.
Иван железо не особо любил, да и другое от него понадобится, но к оружию относился серьезно, а потому осматривал булаву, которой орудовал в доме. Присмотревшись, увидел трещины на рукояти, аккуратно отставил ее в угол. Выбрал из внесенного порубежниками снаряжения короткий тесак с широким лезвием.
Все равно, если он прав, холодное железо будет не главной его проблемой там, куда они отправляются.
Ниула подошла к нему. Не спрашивая разрешения, взялась за ремни, стягивающие нагрудник, затянула потуже, стукнула в середину груди. Ни слова не сказав, отошла.
Якут стоял в углу, полуприкрыв глаза. Как был – с пустыми руками.
– Все готовы? – осмотрел спутников Стас и сам ответил: – Все.
Ох, как плохо, что нет плана домов! И что нет времени хотя бы послать разведку, и даже из тонких миров не глянешь: нельзя раньше времени привлекать внимание, а вокруг дома в Кривоколенном наверняка сейчас вьются сторожа, готовые заорать, едва почувствуют мысленное прикосновение.
Во дворе уже ждали сани, около них стояли обманчиво расслабленные порубежники во главе с Федулом.
Стас глянул на них и почувствовал, как защемило сердце. Показалось на миг, что это его парни, его «бесова десятка» стоит.
Итого, шестнадцать человек.
Против…
Ладно, уже не важно.
Сани неслись по замершим сумеречным улицам. Полозья свистели по сухому снегу, полозы вскидывали вытянутые черные головы. В санях люди который раз проверяли оружие, скидывая рукавицы, искали обереги, оглаживали их, беззвучно просили заступничества у тех, в кого верили.
Готовились.
Иван и Якут сидели друг против друга, рядом; в тех же санях – Стас и Ниула.
Шаман откинулся на спинку, тихо загудел сквозь зубы.
Иван полуприкрыл глаза, нагнулся вперед, чуть слышно затянул почти беззвучную мелодию, сплетающуюся с гудением-биением призыва.
– Лис, чья шерсть серебро звезд, Сова, чьи крыла межзвездная тьма! Медведь, чьи когти – серпы неведомых лун! Придите ко мне, помогите мне. Придите ко мне, встаньте со мной, придите ко мне, бейтесь со мной!
Иван шептал беззвучно, не прекращая пения, выходя в тонкие миры, где уже ждали призванные.
– Духи ведомые и неведомые, предки ушедшие, потомки не рождённые, вас призываю я, к вам взываю я. Придите ко мне, соберитесь в едино коло, за руки возьмитесь, силой сильной соберитесь, силу мне дайте, на битву благословите. Дайте мне силу, чтоб биться смело, чтобы коло не разорвалось, чтобы роды наши не прервались…
Он протянул руку, и Стас подался ему навстречу, сжал руку друга. Сверху неожиданно легла горячая узкая ладонь. Тонкие сильные пальцы сплелись с их пальцами в едином пожатии.
Неизвестная темная и горячая сила влилась в вызванный ведунами поток, добавилась к призыву-прославлению. Узел рук наполнился теплом, которое потоками потекло выше, заполняя тела и души людей.
Иван ждал. Он должен был почувствовать Якута, но тот отгородился. Очень мягко, пытаясь не обидеть.
Иван открыл глаза, глянул на Якута. Тот грустно улыбнулся:
– Теперь это твой узел, Ваня.