Он послал Ко Слу и загонщиков вперед, а они с Элизабет обогнули поле и стали красться вдоль изгороди. Им приходилось двигаться, согнувшись вдвое, чтобы не спугнуть петуха. Элизабет шла первой. По лицу у нее струился горячий пот, щекоча верхнюю губу, а сердце сильно колотилось. Она почувствовала, как Флори тронул ее за пятку. Они оба распрямились и перегнулись через изгородь.
В десяти ярдах от них петушок, размером не больше вороны, энергично клевал землю. Он был прекрасен, с длинным шелковистым оперением на шее, зубчатым гребешком и изогнутым лаврово-зеленым хвостом. Рядом были шесть бурых курочек поменьше, с ромбовидными перьями на спинках, похожими на змеиную чешую. Все это Элизабет с Флори увидели в течение секунды, а затем птицы с пронзительными криками взмыли в воздух и пулями понеслись в сторону джунглей. Тут же, словно на автомате, Элизабет вскинула ружье и выстрелила. Это был такой выстрел, когда ты не целишься, не сознаешь оружие в своей руке, словно твой разум сливается с пулей и посылает ее в цель. Еще не нажав курок, Элизабет знала, что петушок не жилец. Он упал, рассыпав перья, в тридцати ярдах от изгороди.
– Хороший выстрел, – воскликнул Флори, – хороший выстрел!
Их охватило такое возбуждение, что они бросили свои ружья и, продравшись через колючую изгородь, бросились бок о бок к добыче.
– Хороший выстрел! – повторил Флори, не в силах сдержать волнения. – Ну и ну, я никогда не видел, чтобы кто-то уложил летящую птицу в первый день – никогда! Вы были точно молния. Великолепно!
Они присели на колени, лицом друг к другу, с мертвой птицей между ними. И внезапно осознали, что их руки – его правая и ее левая – крепко сомкнуты. Они бежали, держась за руки, сами того не заметив.
Их охватило смущение, предчувствие чего-то судьбоносного. Флори потянулся к Элизабет и взял ее за другую руку. Она и не думала сопротивляться. На миг они застыли на коленях, держась за руки. Под ярким солнцем их тела дышали теплом; они словно парили над облаками радостного возбуждения. Он взял ее за предплечья и собрался притянуть к себе.
Но тут же отвернул лицо и встал на ноги вместе с Элизабет. Он отпустил ее. В мысли его вторглось пятно. Он не смел поцеловать ее. Не здесь, не при свете дня! Он слишком боялся вызвать в ней отвращение. Желая скрыть неловкость, он нагнулся и поднял петушка.
– Это было изумительно, – сказал он. – Вам не нужно никакой учебы. Вы уже умеете стрелять. Идемте, продолжим охоту.
Едва они вернулись к изгороди и подняли свои ружья, с края джунглей раздались возгласы. К ним неслись со всех ног двое загонщиков, широко маша руками.
– Что такое? – сказала Элизабет.
– Не знаю. Увидели какую-нибудь живность. Судя по всему, что-то хорошее.
– О, ура! Здорово!
Они побежали через поле, продираясь через ананасы и колючие сорняки. Ко Сла и пятеро загонщиков сгрудились, что-то обсуждая, а двое других увлеченно подзывали Флори с Элизабет. Приблизившись, они увидели среди загонщиков старушку – она говорила, размахивая большой сигарой, а другой рукой придерживала обтерханную лонджи. Элизабет разобрала одно слово, то и дело повторявшееся: «чар».
– О чем они говорят? – спросила она.
Загонщики обступили Флори и затараторили, указывая в джунгли. Задав им несколько вопросов, он дал им знак молчать и повернулся к Элизабет:
– Однако нам, похоже, везет! Эта бабуля говорит, что шла через джунгли и увидела, при звуке вашего выстрела, как леопард перебежал дорожку. Эти ребята знают, где он может прятаться. Если поспешим, они могут успеть окружить его, пока он не улизнул, и выгнать. Попробуем?
– О, еще бы! О, до чего же здорово! Просто прелесть, просто прелесть, если нам достанется этот леопард!
– Вы понимаете, что это опасно? Мы будем держаться рядом, и вряд ли что-то случится, но охотиться с земли всегда небезопасно. Вы к этому готовы?
– О, конечно, конечно! Я не боюсь. О, давайте же скорей начнем!
– Один из вас пойдет с нами и покажет путь, – сказал он загонщикам. – Ко Сла, возьми Фло за поводок и иди с остальными. С нами она всегда лает. Нам нужно спешить, – добавил он Элизабет.
Ко Сла с загонщиками устремились по краю джунглей. Они намеревались обойти леопарда и погнать его в нужную сторону. Другой загонщик – тот юнец, что снял с дерева голубя, – юркнул в джунгли, и Флори с Элизабет последовали за ним. Он повел их короткими перебежками по лабиринту звериных тропок. Кусты нависали так низко, что иногда приходилось почти ползти, и лианы свисали поперек дорожки точно минные растяжки. Пыльная земля заглушала звук шагов. Увидев какой-то ориентир, загонщик остановился и указал на землю, давая понять, что здесь будет засада, и приложил палец к губам. Флори достал из карманов четыре дробовых патрона и принялся бесшумно заряжать ружье Элизабет.
Сзади послышался слабый шорох, и все вздрогнули. Из-за кустов возник невесть откуда взявшийся полуголый юнец с луком. Он взглянул на загонщика, покачал головой и указал вдоль дорожки. Последовал обмен знаками между туземцами, и загонщик, похоже, признал правоту лучника. Ничего не говоря, все четверо проделали сорок ярдов по дорожке и, обогнув поворот, снова присели. В тот же миг с расстояния в пару сотен ярдов раздались душераздирающие вопли, перемежаемые лаем Фло.
Элизабет почувствовала на плече руку загонщика, и пригнулась. Все четверо притаились за колючим кустом – европейцы спереди, а бирманцы сзади. Издалека доносился такой жуткий гвалт и треск дахов по деревьям, что казалось, там намного больше шести человек. Загонщики вовсю старались лишить леопарда желания броситься на них. Элизабет заметила больших, бледно-желтых муравьев, слаженно, как солдаты, ползавших по шипам куста. Один муравей упал ей на руку и пополз по предплечью. Она не смела шевельнуться, чтобы смахнуть его, и молча молилась: «Боже, пожалуйста, пусть придет леопард! О боже, пожалуйста, пусть придет леопард»!
Вдруг раздался шумный шорох. Элизабет вскинула ружье, но Флори резко покачал головой и опустил ствол. Через дорожку перебежала, взмахивая крыльями, дикая курица.
Вопли загонщиков как будто не приближались, и окружающая тишина действовала на нервы. Муравей больно укусил Элизабет за руку и упал на землю. Ее стало одолевать ужасное отчаяние: леопард не придет, он куда-то ускользнул, они его упустили. Она уже почти жалела, что они вообще услышали о леопарде – так жгла ее досада. Затем загонщик ущипнул ее за локоть. Он подался вперед, так что его гладкая, тускло-желтая щека оказалась в нескольких дюймах от лица Элизабет; она почувствовала запах кокосового масла от его волос. Его обветренные губы сложились словно для свиста – он услышал чье-то приближение. Вскоре и Флори с Элизабет услышали легчайший шорох, словно некое воздушное создание скользило по джунглям, едва касаясь земли. В следующий миг из-за кустов, ярдах в пятнадцати впереди, показался леопард.
Встав на дорожку передними лапами, он застыл. Все увидели его низко свешенную голову с пригнутыми ушами, пару клыков и мощную холку. В тени он казался не желтым, а серым. Он внимательно вслушивался. Элизабет увидела, как Флори вскочил на ноги, вскинул ружье и выстрелил. Зверя отбросило в кусты.
– Смотрите! – воскликнул Флори. – Он еще живой!
Он выстрелил снова, и пуля чавкнула, войдя в плоть. Леопард шумно втянул воздух. Флори открыл ружье и стал искать в кармане патрон, затем высыпал все патроны на землю и опустился на колени, шурудя их.
– Разрази меня гром! – воскликнул он. – Ни одной дроби. Куда, к чертям, я их девал?
Леопард между тем не лежал на месте. Он метался в кустах, как большой раненый ящер, издавая хриплые, влажные стоны, внушавшие жалость. Было похоже, что он приближается. Все патроны, что нашел Флори, имели маркировку 6 или 8. Крупнокалиберные остались в сумке Ко Слы. Хруст веток и хрипы раздавались уже в пяти ярдах, но непроглядные джунгли скрывали леопарда. Оба бирманца закричали:
– Стреляй! Стреляй! Стреляй!
Их крики стремительно удалялись – они припустили к ближайшим деревьям. Снова захрустели ветки, и задрожал куст перед Элизабет.
– Боже правый, он совсем рядом! – сказал Флори. – Мы должны отпугнуть его. Давайте стрелять по звуку.
Элизабет подняла ружье. Колени у нее тряслись как кастаньеты, но рука была тверда, как камень. Она быстро выстрелила раз, другой. Хруст веток стих. Леопард стал уползать, раненый, но все еще проворный и по-прежнему невидимый.
– Отлично! – сказал Флори. – Вы его напугали.
– Но он уходит! Уходит! – воскликнула Элизабет, приплясывая в нетерпении.
Она потянулась за ним, но Флори вскочил на ноги и остановил ее.
– Не бойтесь! Оставайтесь здесь. Ждите!
Он засунул в ружье два мелкокалиберных патрона и побежал на звук уползавшего леопарда. Какое-то время Элизабет не видела ни леопарда, ни Флори, затем они оба возникли на прогалине в тридцати ярдах. Леопард извивался на брюхе, хрипло дыша. Флори навел ружье с четырех ярдов и выстрелил. Леопард подскочил, как диванная подушка, перекатился, подтянул лапы и замер. Флори тронул его стволом. Зверь не шевелился.
– Порядок, ему конец, – сказал он. – Идите, посмотрите.
Два бирманца спрыгнули с дерева, и пошли с Элизабет туда, где стоял Флори. Леопард – это был самец – лежал, свернувшись в комок, закрывая голову лапами. Он выглядел гораздо меньше, чем живьем; вид у него был довольно жалкий, как у дохлого котенка. У Элизабет все еще дрожали колени. Они с Флори смотрели на леопарда, стоя бок о бок, но на этот раз не взялись за руки.
Почти сразу показались Ко Сла с остальными, радостно гомоня. Фло бегло обнюхала леопарда, затем поджала хвост и отбежала, завывая, на полсотни ярдов. Больше она к нему не приближалась. Все стали глазеть на леопарда, усевшись на корточки. Они поглаживали его прекрасный белый живот, мягкий, как у кролика, и сжимали широкие лапы, выдвигая когти, и оттягивали черные губы, чтобы изучить клыки. Вскоре двое загонщиков срезали высокий бамбук и подвесили леопарда за лапы, так что длинный хвост свободно болтался, и направились гордым шагом назад в деревню. О продолжении охоты никто и думать не хотел, хотя было еще светло. Все они, включая европейцев, были слишком взбудоражены и хотели поскорей вернуться домой и начать хвалиться.