С громким скрипом открылась дверь, в которой возникла окутанная паром госпожа Момоко и с удивлением посмотрела на меня. Без одежды она казалась еще меньше.
— Я присоединюсь?
— А… Да, конечно.
Не дождавшись моего ответа, она вошла внутрь.
— Эх, молодость! У тебя такая упругая кожа, Такако, — заметила госпожа Момоко, осмотрев меня, когда она залезла в ванну. Я смущенно отвернулась.
— Я уже достаточно взрослая.
— Ой, совсем нет. Смотри, линия шеи и плеч такая красивая. С возрастом тут все проседает. Как же я завидую, — с непристойной ухмылочкой заявила госпожа Момоко.
— Это похоже на домогательство! — возмутилась я.
— Да ладно тебе, Такако, — она громко рассмеялась. Ее смех эхом разлетелся по комнате.
Когда она вошла, я заметила, что из-под нижнего белья у нее виднеется хирургический шрам длиной где-то в десять сантиметров. Сама госпожа Момоко не особо его скрывала, но я подумала, наверное, это нечто, не предназначенное для чужих глаз, и отвела взгляд.
Я сразу вспомнила то, что она сказала днем. Мне стало тяжело разговаривать, потому что в горле как будто что-то застряло.
Омывшись водой, госпожа Момоко подошла ко мне и, зажмурившись от удовольствия, сказала:
— Ух, здорово!
Глядя на ее профиль, я вдруг захотела крепко обнять ее.
Я указала на окно со словами «ой, что там?», и, пока она смотрела туда, я набросилась на нее. Но госпожа Момоко ловко увернулась, почуяв опасность.
— Ч-что случилось? — взволнованно спросила она, с неприкрытым удивлением глядя на меня.
— Ничего.
Я пересекла ванну и, словно овчарка овцу, загнала госпожу Момоко в угол.
— Что такое, Такако? У тебя такой страшный взгляд.
Я снова набросилась на перепуганную тетю. И крепко обняла ее, зажмурив глаза. У нее были очень узкие и теплые плечи.
— Эй, погоди, чего это ты!
Тетя отбивалась изо всех сил, так что вода расплескалась. Водная гладь пошла волнами. Но я не ослабляла хватку.
Наконец она все поняла и осталась так стоять. Без сил она положила мне голову на плечо.
— Не знала, что у тебя такое хобби, Такако. Я удивлена, — пробормотала захваченная мной в объятия госпожа Момоко.
— Я была неосторожна.
Мы захихикали, еще долго так простояв в обнимку в углу ванны.
Глава 15
Следующая ночь прошла спокойнее предыдущей.
Предыдущим вечером обе группы, с которыми мы познакомились, уже уехали, а прибывшие утром новые туристы — мужчина и женщина — во время еды тихо о чем-то разговаривали. «Лучше бы поехали на горячие источники, где можно делать что угодно без посторонних глаз, чем в какое-то общежитие», — ворчали они.
Хозяйка, принеся поднос с едой, кажется, тоже это заметила, включила стоящий в центре старенький телевизор и ушла. Звук барахлил, поэтому доносящийся из кинескопа смех периодически прерывался. И я почувствовала, как пространство вокруг наполняется звенящей тишиной. Мне показалось это странно пугающим, поэтому я подошла к телевизору и выключила его.
В комнате я завернулась в два футона[20], выключила свет и погрузилась в мертвую тишину. Дождь тоже, судя по всему, уже прекратился, и его отдаленного шума не было слышно. «Может, завтра выехать чуть пораньше?» — предложила госпожа Момоко, на что я рассеянно кивнула.
Окруженная темнотой, я не отрываясь смотрела в потолок. Так как госпожа Момоко не могла уснуть с включенным светом, тьма была полная. И все же, лежа с открытыми глазами, постепенно я привыкла и уже могла различать очертания вещей.
— Тетя, вы не спите? — робко окликнула я ее спустя пару минут.
Похоже, она проснулась, поэтому ответила сразу:
— А?
— Можно вас спросить кое о чем? — прошептала я, продолжая смотреть в потолок.
— Да, я тоже хотела поговорить.
— Ну, это о том, что вы сказали днем…
— А что я сказала?
— О болезни…
— А, да, — через мгновение отозвалась госпожа Момоко.
— Все настолько серьезно? — на одном дыхании выпалила я, словно читала сценарий. В темноте мой голос прозвучал особенно уныло.
— Как сказать… И серьезная, и не очень, — поразмыслив какое-то время, тихо сказала она.
— А что с вами?
— Хм, — протянула госпожа Момоко. — Скажем, бывает же такое: кое-что случается, ты внезапно заболеваешь и, ни с кем не попрощавшись, исчезаешь? Думаю, в сравнении с этим мне повезло больше. Потому что у меня еще полно шансов.
— Это…
— Нет, не стоит так беспокоиться. Это не значит, что я умру прямо сейчас. Ранее я лежала в больнице, мне удалили матку, и сейчас я продолжаю наблюдаться у врача. И в дальнейшем мне следует быть начеку.
— Случайно не из-за этого вы вернулись к дяде?..
— У меня сначала и мысли не было возвращаться из-за болезни. Но, пока я в депрессии находилась в больнице, мне приснился сон.
— Сон? — я повернулась к тете лицом, но из-за темноты не видела ее.
— Да. Во сне я садилась на корабль, который вот-вот должен был отчалить из порта. А, нет, не так: я сама как будто была кораблем. В любом случае я собиралась плыть к горизонту, точно зная, что уже не вернусь. И, посмотрев назад, увидела на берегу мужчину, который махал мне рукой. С первого взгляда я догадалась — это Сатору. У меня возникло сильное предчувствие, что больше мы с ним не встретимся, поэтому я тоже в ответ изо всех сил стала махать ему. Но мой корабль отплыл уже довольно далеко, и Сатору становился все меньше и меньше. И потом я поняла: Сатору уже совсем не видно, а я одна посреди моря. Вот такой сон.
Госпожа Момоко начала ворочаться и тоже повернулась ко мне. Затем сдавленно посмеялась.
— Стыдно признаться, но когда я проснулась в палате, то, к собственному удивлению, расплакалась. Я понимала, что это всего лишь сон, но не могла остановить этот поток слез. Словом, урыдалась. До этого я даже и не помнила, когда в последний раз плакала, да и вообще я из тех людей, которые редко плачут, но тогда я не могла остановиться из-за переполнявшей меня боли. И решила во что бы то ни стало еще раз встретиться с ним. Странно, да?
— Нет.
Я отрицательно покачала головой, представив себе состояние тети в тот момент. Но она вряд ли это увидела.
— Конечно странно, — согласилась она сама с собой. — Но все же благодаря этому я хоть и с позором, но вернулась.
— Вот как… А вы расскажете дяде о болезни?
— Нет, — твердо сказала госпожа Момоко.
— Почему?
— Потому что не хочу быть для него обузой. Сатору не настолько слабый человек, но дело не в этом. Дело во мне. Нельзя больше наглеть.
— Но хотя бы попробуйте…
— Ты не понимаешь, — перебила меня госпожа Момоко. — Я все решила еще тогда, когда собиралась встретиться с ним.
— Но… но мне же вы рассказали.
— Думаю, я просто хотела выговориться кому-нибудь, — едва слышно прошептала она. — Я очень хотела рассказать кому-то и о том, почему я ушла, и о болезни. Знаю, Такако, если я попрошу тебя не говорить Сатору или кому-либо еще, ты так и поступишь.
— Это… — дрожащим от слез голосом начала я. — Это нечестно.
— Да. Прости, Такако. Я была невероятно счастлива, когда ты обняла меня в ванне. Правда. Ты очень добра. Именно поэтому Сатору так сильно любит тебя.
Завернувшись в одеяло, я, глотая слезы, повторяла только: «Нечестно, нечестно». Госпожа Момоко продолжала просить прощения. А я твердила лишь одно слово.
И так, обессилев от слез, я уснула.
На следующее, пасмурное, утро, простившись с хозяйкой и Хару, мы покинули гостиницу. Как и в день нашего приезда, госпожа Момоко почтительно кланялась, стоя в прихожей. Хозяйка, смеясь, говорила: «Ну, будет!» — но тетя не останавливалась. Хару помахала нам, весело крикнув: «До скорого!»
Госпожа Момоко снова была весела, как обычно, и при спуске с горы болтала без остановки: «Смотри, лилии цветут», «А там уже листья краснеют». Я живо отвечала ей, не зная, как иначе себя вести.
Вечером на станции Синдзюку мы разошлись. Госпожа Момоко поклонилась мне, стоя рядом с автоматами для покупки билетов.
— Спасибо, Такако. Было очень весело, — сказала она и расплылась в лучезарной улыбке.
Я участливо спросила ее:
— И что вы теперь делать будете?
— Поеду в магазин.
— Нет, я не об этом. Потом?
Тетя задумчиво скрестила руки.
— Ну, что-то буду делать, — ответила она, ловко развернулась и растворилась в толпе прохожих.
Я все равно продолжала стоять на месте, даже когда ее фигура пропала из виду. Меня переполняло невыносимое чувство от осознания того, что теперь может случиться.
Глава 16
Спустя два дня утром мне позвонил дядя Сатору. Увидев его номер на экране, я уже представила, по какому поводу он звонит.
— Прости, что отвлекаю от работы, — упавшим голосом начал он. — В магазине я нашел письмо…
Ах, я так и знала. Я глубоко и протяжно вдохнула. Не нужно было ее отпускать тогда. Но даже если б знала, что так и случится, что я могла сделать?
Но она действительно жестока. Очень. Сжимая телефон, я чувствовала, как закипаю.
— Такако? — окликнул меня дядя, потому что я все это время молчала.
— Я сейчас приеду.
— Что? Но ты же на работе, — пролепетал дядя, но я сбросила звонок, не дослушав.
«Жестокая, жестокая, жестокая», — повторяла я мысленно, сидя в электричке на пути в Дзимботё. Взрослые так не поступают. Конечно, я и ее понимаю. Не каждый решается вернуться после пятилетнего отсутствия и сообщить о своей болезни. Тем более что она все еще любит дядю Сатору. Но что теперь будет с ним? Когда она ушла в прошлый раз, ему было очень больно.
Я на стороне дяди. Все это время он был рядом со мной. Поэтому я никогда ее не прощу, если она вот так исчезнет. Я не могла совладать с переполнявшей меня яростью. Меня аж трясло от злости.