Вот Троицкий мост… Толпа увеличивается по мере приближения к крепости… На Каменноостровском, против длинных мостков, которые ведут через канал к крепости, – митинг… откуда взялись эти люди так рано? Подъехали к мосткам… Толпа все же не смеет еще проникнуть «туда». Она еще уважает часового… Мой спутник говорит, что надо «махать белым флагом».
Но я отлично вижу в том конце офицера, который явно нас ожидает… Я перед отъездом приказал позвонить из Государственной Думы…
Я иду по мосткам. Он радостно срывается нам навстречу.
– Мы вас так ждали… Ах, как хорошо, что вы приехали… Пожалуйте – комендант вас ждет…
Пройдя по бесконечным коридорам, мне до той поры незнакомым, я нашел коменданта, почтенного генерала. С ним было несколько офицеров.
Я сказал коменданту:
– Я прислан сюда для переговоров… от имени Комитет а Государственной думы… как вы смотрите на положение вещей, ваше превосходительство?
Старый генерал заволновался:
– Да вот, видите… Ведь вы должны нас понимать… Пожалуйста, не думайте, что мы против Государственной Думы… Наоборот, мы понимаем, мы очень рады… что в такое время какая-нибудь власть… Мы всецело подчиняемся Государственной Думе, вот я и п. офицеры… Но ведь, я думаю, для каждой власти, для всякого правительства необходимо сохранить то, что у нас под охраной?. У нас, вы знаете, во-первых, – царские могилы, потом Монетный двор, наконец Арсенал… Ведь вы же подумайте… Это же невозможно, чтоб толпа сюда ворвалась! Это же необходимо охранять для всех, для каждого правительства… Мы не можем то, что нам поручили… мы не можем… Мы должны охранять… Это наш долг… присяги…
Я перебил старика:
– Ваше превосходительство, не трудитесь доказывать то, что совершенно ясно для каждого… здравомыслящего человека… Так как вы изволили сказать, что признаете власть Государственной Думы, то я от имени Государственной думы – прошу вас и настаиваю…
Очень рад, что могу :по сделать в присутствии гг. офицеров… Крепость со всем тем, что в ней есть, должна быть охранена во что бы то ни стало… генерал просветлел…
– Ну, вот… Теперь все ясно… Теперь мы спокойны…
Теперь мы знаем, чего держаться. Но вы не согласны были бы оставить письменный приказ?
Я написал от имени Комитета Государственной Думы приказ коменданту Петропавловской крепости – охранять ее всеми имеющимися в его распоряжении силами и ни в коем случае не пускать толпу на территорию крепости.
Но меня беспокоила одна мысль… Ведь почему Бастилию сожгли? Думали, что в ней политические арестованные, хотя ни одного арестованного в Бастилии тогда уже не было. как бы не «повторилась история».
– Скажите, пожалуйста, у вас есть арестованные –политические?
– Нет… есть только одиннадцать солдат, арестованных уже за эти беспорядки…
– Этих вам придется выпустить…
– Сейчас будет сделано.
– Но я не этим интересуюсь… есть ли политические… освобождения которых могут «требовать»? Вы понимаете меня?
– Понимаю… Нет ни одного… Последний был генерал Сухомлинов… Но и он освобожден несколько времени тому назад…
– Неужели все камеры пусты?
– Все… Если желаете, можете убедиться…
– Нет, мне убеждаться не надо… Но вот те – там, на Каменноостровском – могут не поверить… И потому сделаем так: если от меня приедут члены Государственной Думы и предъявят мою записку, - предоставьте им взять несколько человек из толпы и покажи те им все камеры… Пусть убедятся сами…
– Слушаюсь, но только по вашей записке…
– Да, до свидания…
Мы стали уходить, но ко мне обратились с просьбой несколько офицеров – сказать речь гарнизону, который волнуется…
– Поддержите нас… офицеров… чтобы они знали, что Государственная Дума требует дисциплины… Во дворе был выстроен гарнизон… Раздалась команда: «Смирно!»…
Я сказал им речь… Я говорил о том, что в то время, когда происходят такие большие события, нужно помнить об одном, – что идет война, что все мы находимся под взглядом врага, который сторожит, чтобы на нас броситься, и, если чуточку ослабеем, – сметет нас…
И все пойдет прахом… И вместо свободы, о которой мы мечтаем, – получим немца на шею… А всякий военнослужащий знает, что армия держится только одним – дисциплиной… Нравится начальник или не нравится, это не имеет никакого значения… об этом про себя рассуждай, у себя в душе, а повинуйся ему не как человеку, а как начальнику… В этом и есть разумная свобода… «Повинуюсь потому, что люблю родину, и не позволю, чтобы враг ее раздавил». господа офицеры, с которыми я только что говорил, находятся в полном согласии с Государственной Думой; Государственная Дума в моем лице отдает приказ защищать крепость во что бы то ни стало!.. И так далее в этом роде…
Слушали, по-видимому, понимали и даже сочувствовали…
Когда я кончил, кто-то крикнул:
– «Ура» Товарищу Шульгину…
Но, уходя под это «ура», я очень ясно чувствовал, что дело скверно…
-Перейдя мостки, я видел, что толпа на Каменноостровском страшно увеличилась и возбуждена… Но тут сопровождавший меня офицер оказался как раз у места. Он вскочил на автомобиль и, стоя, разразился своеобразной речью, из которой можно было понять, что Петропавловская крепость «за свободу» и все вообще благополучно… Толпа кричала «ура!» и почему-то пришла в благодушное настроение…
В это время я увидел, что через Троицкий мост несутся к нам несколько грузовиков, угрожающе разукрашенных красными флагами и торчащими штыками… Бешено рыча моторами, они остановились перед мостками, рядом с нашей машиной… Люди были в большом возбуждении, щелкали затворами и кричали:
– Почему она (крепость) красного флага не подняла?
Открыть военные действия!..
Мой офицер перескочил с сиденья нашего автомобиля на мотор грузовика и завопил оглушительно:
– Дурачье набитое! Открыть ему «военные действия»! А какого черта тебе «действия»… когда она бездействует!.. Вот член Государственной Думы!.. Все уже там сделал. Крепость – за свободу, за народ… а ему –«военные действия»… Повоевать захотелось?. Не навоевались?!
Он сделал смешную, презрительную рожу. Толпа стала на его сторону…
– Ну, проваливай, «военные действия»! Тоже!
Те смутились. Мой офицер не дал им опомниться…
– Заворачивай…
Завернули и поехали…
Так я «взял» Петропавловскую крепость… Некрасов мог быть доволен.
Возвращаюсь в Государственную думу. Толпа стоит огромная, заняв не только двор полностью, но и шпалерную…
Наш автомобиль с трудом пробивает себе дорогу… Мой офицер кричит:
– Пропустите члена Государственной Думы… И пропускают. Теснятся… Мы продираемся сквозь это живое мясо. Я сидел прямо, глядя перед собой… Мне противно было смотреть на них… Бог его знает как – они это почувствовали… Когда автомобиль застрял в воротах, я разобрал насмешливое замечание:
– Какая величественность во взгляде…
Я предпочел «не услышать».
Все пространство между крыльями Таврического дворца набито людьми. Рыжевато-серо-черная масса, изукрашенная штыками. Солдаты, рабочие, интеллигенты… Революционный народ… Господи, чего им надо? Моя машина под протекторатом красного флага пробивается через эту кашу…
Слава богу, наконец я опять в Таврическом дворце… Слава богу? Да… да – там, в кабинете Родзянко, есть еще близкие люди. Да, близкие потому, что они жили на одной со мной планете. А эти? Эти – из другого царства, из другого века… Эти – это страшное нашествие неоварваров, столько раз предчувствуемое и наконец сбывшееся… Это – скифы. Правда, они с атрибутами ХХ века – с пулеметами, с дико рычащими автомобилями… Но это внешне… В их груди косматое, звериное, истинно скифское сердце…
Вышел из автомобиля… Пробиваюсь через залы Таврического дворца… Все то же. Все та же толпа, все тот же митинг, все то же завывание «Марсельезы»…
Но есть новое… За столиками, примостившись где-нибудь между обшарпанных, когда-то белых колонн, сидят барышни-еврейки, с виду – дантистки, акушерки, фармацевтки, и торгуют «литературой»… Это маркитантки революции…
В разных комнатах на дверях бумажки с надписями… какие-то «бюро», «учреждения» с дикими названиями… Очевидно, они прочно оседают… они завоевывают Таврический дворец шаг за шагом…
Пробиваюсь в кабинет Родзянко. Но что же это Tакое? И тут «они»! Где же – «мы»?
– Пожалуйста, Василий Витальевич. – Комитет Государственной думы перешел в другое помещение… Вот оно – это «другое помещение». Две крохотные комнатки в конце коридора, против библиотеки… где у нас были самые какие-то неведомые канцелярии…
Вот откуда будут управлять отныне Россией…
Но здесь я нашел всех своих. Они сидели за столом, покрытым зеленым бархатом… Посередине – Родзянко, вокруг – остальные… Керенского не было… Но не успел я рассказать, что было в Петропавловке, как дверь «драматически» распахнулась. Вошел Керенский… За ним двое солдат с винтовками. Между винтовками какой-то человек с пакетами. Трагически-повелительно Керенский взял пакет из рук человека…
– Можете идти…
Солдаты повернулись по-военному, а чиновник –просто. Вышли…
Тогда Керенский уронил нам, бросив пакет на стол:
– Наши секретные договоры с державами… Спрячьте… И исчез так же драматически…
-Господи, что же мы будем с ними делать? – сказал Шидловский. – Ведь даже шкафа у нас нет…
– Что за безобразие, – сказал Родзянко. – Откуда он их таскает?
Он не успел разразиться: его собственный секретарь вошел поспешно.
– Разрешите доложить… Пришли матросы… Весь гвардейский экипаж… Желают видеть председателя Государственной Думы…
– А черт их возьми совсем! Когда же я займусь делами? Будет этому конец?
Секретарь невозмутимо переждал бутаду.