Вечером приходила соседка Вера, принесла какой-то еды, пыталась Говорова кормить, ушла расстроенная. Потом притащился Васёк с бутылкой, поил угрюмого Никиту водкой, шарил глазами по участку и нелицеприятно комментировал увиденное.
Говоров с ним не спорил.
Да, хата старая, саманная, проще ее снести, чем до ума довести, отопление печное, вода колодезная, газ баллонный, удобства в будке на огороде.
Забор покривился, в проломы в штакетнике чужие куры и кошки шастают.
Фруктовые деревья старые, какой там с них теперь урожай, в общем, только земля чего-то и стоит, но официально тут всего четыре сотки, виноградник, малинник и половина огорода – самозахват, а там косогор, речная пойма, вешняя вода то и дело затапливает большую часть участка, и тогда сортирная будка на обрыве корабликом высится…
В общем, копеечное, в сущности, имущество. А возни с ним! Горожанину вовек не справиться.
Да и зачем оно горожанину, тем более урожденному столичному жителю, когда у него там, в его родной Москве, кругом международные аэропорты, а в кармане достаточно денег, чтобы летать на отдых в прекрасные дальние страны…
Но в наследство вступить, конечно, надо. Вот прям в ближайшие дни, чего тянуть, нужные бумаги подсобрать – и к нотариусу, он в поселке всего один, вернее, она одна – Марийка Багдасарян, тоже местная, можно сказать, подруга детства, хорошая баба, хоть и из армян – они тут давно уже все заполонили, что поделаешь, надо пользоваться связями… К Марийке вот можно прямо завтра пойти…
– А не пошел бы ты, Василий, вот прямо сейчас? – не выдержал Говоров и для пущей понятности – куда тому идти – запустил поверх пограничного малинника далеко на соседний участок не пустую еще водочную бутылку.
Васёк посыл и направление принял, смолк, засобирался и утопал восвояси, уже из-за забора пообещав наведаться завтра с утра и сразу после этого посула опасливо пригнувшись – Никита показательно взвесил в руке граненый стакан.
Выпитая залпом на пустой желудок водка Говорова как будто совсем не взяла, только вымылись и испарились из головы все мысли, кроме самых простых.
Некоторое время он сидел, бездумно глядя на две старые вишни за забором – и правда, кривым и худым, потом встал, пошел в хату и там переоделся.
Вышел снова во двор – в одних шлепанцах и новеньких семейно-спортивных труселях из сияющего черного атласа с хрусткими заломами на сгибах.
Открыл сарай, порылся там с грохотом, насторожившим соседа, – озадаченный Васёк возник и завертелся над малинником, как Петрушка в кукольном театре.
Найдя подходящие доски, топор, молоток и гвозди, столичный житель Говоров пошел чинить забор.
И день пришел, и час настал…
И я была права – народу в зал суда набилось больше, чем на ток-шоу Антона Халатова.
И, кстати, сам Халатов тоже заявился – прошествовал по проходу под аплодисменты публики и треск фотокамер и уселся на видном месте. А мне покровительно улыбнулся и кивнул: мол, начинайте, коллега!
Я тут же решила, что не дам превратить мой процесс в спектакль. Пусть у меня будет незрелищно, даже скучно, но я разберусь добросовестно и приму справедливое решение.
– А кто станет нарушать тишину и порядок в зале суда, будет выдворен из него, – предупредила я присутствующих, задержав взгляд на ведущем телешоу.
И поначалу все шло спокойно. Наверное, сам повод для разномастного собрания диктовал присутствующим определенный стиль поведения. Нельзя же вульгарно скандалить, когда решаются вопросы, имеющие огромное значение для мировой культуры?
Даже обычно бесцеремонные журналисты держались в рамках, публика не шумела, а на самовыдвиженцах в наследники и вовсе глаз отдыхал. Такие они все были чинные-благородные!
Анна Горлова демонстрировала безупречный вкус и превосходные манеры. Строгое платье идеального кроя, лодочки на невысоком каблуке, короткая нитка жемчуга, низкий элегантный узел волос на затылке – если выяснится, что Гуреев действительно был ее отцом, дочь не посрамит великого папу.
Вадим Петренко потел даже в белом льняном костюме и заметно нервничал. Это было видно по тому, как он сжимал и разжимал кулаки, забрасывал ногу на ногу, переваливался на стуле с боку на бок – и тут же, явно вспоминая о том, на кого хотел быть похож, садился ровно, распрямлял плечи, высоко поднимал голову и окидывал окружающих высокомерно-снисходительным взором.
А вот Андрей Христофоров, как мне показалось, ничуть не играл. Или же он прочно вжился в тот образ, в каком был на шоу, и теперь все мы видели интеллигентного молодого человека, утомленного неприятной ему суетой, не особенно заинтересованного в результате, вынужденно присутствующего там, где ему быть не хотелось…
Интересно, что заставило его заявить права на наследство Гуреева? Нуждающимся Христофоров не выглядел, его видимо простые черные брюки и рубашку явно сшил на заказ дорогой портной, стрижку выполнил хороший мастер, тонкую кожу на туфли пожертвовала не иначе как антилопа, а часы были сделаны в Швейцарии.
Я вспомнила, как на шоу он оговорился: «Мама и…» То есть в том, что он сын Гуреева, Андрея Христофорова убедили как минимум два человека – мать и кто-то еще. Кто-то близкий. Возможно, тот, кто и сейчас был с ним рядом.
Справа от Христофорова сидел немолодой мужчина, которого я не видела на шоу. И его личность интриговала не только меня: журналисты то и дело разворачивали камеры, снимая его и вместе с соседом, и отдельно. Их интерес был понятен: внешне мужчина походил на покойного Роберта Гуреева даже больше, чем Христофоров!
Неужели еще один прямой потомок? Тогда почему он не заявил о своих правах?
Кроме трех предполагаемых детей, на наследство Гуреева претендовал также специально созданный культурный фонд.
Его представитель – приятная немолодая женщина с наружностью и манерами строгой, но справедливой классной дамы – аргументированно высказалась за передачу имущества Гуреева фонду, который сможет сохранить и преумножить все ценное, в первую очередь – культурное наследие гения.
При этом из зала кто-то глумливо выкрикнул: «Да знаем мы эти фонды, вы все растащите!» – и голос показался мне знакомым. По-моему, я уже слышала его на ток-шоу. Похоже, Антон Халатов пришел со своей командой…
Интересно, телеведущего не задело, что для судебного разбирательства заявители сделали то, на что не согласились на его ток-шоу? Результаты ДНК-теста на отцовство представили все три возможных наследника – и Христофоров, и Петренко, и Горлова!
А я сделала то, от чего на телешоу безответственно уклонился сам Халатов: дала слово специалисту, который рассказал о сути и правилах проведения ДНК-теста.
– ДНК-тест – это современная и надежная методика установления родства, – сообщил приглашенный эксперт городского ДНК-центра, явно стараясь говорить, как просили, понятно и просто. – В хромосомах клеток содержится молекула ДНК. У человека 23 пары хромосом. Часть их ребенок получает от матери, часть от отца. Во время проведения теста выделяются определенные фрагменты участка хромосомы, отвечающие за передачу генетической информации. Это так называемые локусы – линейные участки молекулы ДНК, занимающие один ген. Специалисты изучают локусы, доставшиеся ребенку от отца, и те, что достались от матери. Образцы сравниваются с генетическим материалом отца…
Продолжая внимательно слушать эксперта, я оглядела зал – народ заинтересованно внимал, просвещался, – я заметила в углу Натку с блокнотом. Похоже, она конспектировала. Однако основательно моя систер подошла к вопросу, обычно такая академическая обстоятельность ей не свойственна!
– При наличии совпадений выносят заключение, согласно которому мужчина является отцом ребенка на 99,9 %. Если совпадений не обнаружено, то отцовство не подтверждается. – Эксперт закончил краткий ликбез.
– А где же взять генетический материал отца, если он уже умер? – поинтересовались из зала.
Вопрос был правильный, так что я не стала выгонять крикуна.
– В этом случае единственный надежный источник – тело, – коротко ответил эксперт.
– Так оно в могиле!
– А могила на кладбище!
– А кладбище в Париже! – загомонили в зале.
– Неужто детки выкопали папу?!
– Тихо! – Я постучала молоточком.
Мне очень хотелось постучать по довольной физиономии Халатова, который все-таки устроил в зале суда балаган, но пришлось действовать более традиционно.
– Никто никого не выкапывал, – поморщившись, объяснил адвокат, представляющий интересы Анны Горловой. – Мы получили информацию о ДНК Гуреева из его медицинской карты в парижском госпитале.
– А мы взяли образец пота со сценического костюма Гуреева, подаренного артистом своему балетному училищу, – сообщил адвокат Вадима Петренко.
– А мы использовали прядь волос Гуреева, подаренную им поклоннику, который бережно сохранил эту реликвию, – сказал представительный спутник Андрея Христофорова.
Я вопросительно посмотрела на специалиста ДНК-центра.
Тот кивнул:
– Да, все подходит, однако есть некие «но». – И он зачастил, перечисляя все эти «но». – В случае, если анализ проводится для предоставления в суд или иные государственные органы, необходимо идентифицировать всех участников экспертизы.
– Это как? – выкрикнули из зала.
На этот раз голос был женский. Мне даже показалось, что я узнала Натку.
– Личность каждого участника экспертизы устанавливается документально, – охотно объяснил специалист.
Видя неподдельный интерес публики, он оживился, заблестел глазами и разрумянился.
– Все документы копируют, заверяют печатью экспертной организации или лаборатории, участников экспертизы фотографируют. Непременно заполняют протокол забора проб, при этом указывают паспортные данные, время, место забора образцов. Эксперт, который его проводит, и два свидетеля ставят свои подписи в протоколе. Документ заверяют печатью лаборатории или экспертной организации, которая проводит забор материала. Только тогда идентификация участников имеет юридический вес. Если хотя бы один из пунктов не был соблюден, то судья не примет результаты экспертизы ДНК.