– Ты помнишь, о чем мы говорили? Если Силья отвлечется от твоих вопросов, дай ей знать. А так просто сохраняй спокойствие и постарайся не бубнить в микрофон, когда она будет говорить с Маргрет. Доверься нашим методам; поверь, что мы относимся к этому очень серьезно. О’кей?
Хюльдар просто пожал плечами, не глядя на Фрейю, будто был с ней во всем согласен. А может, был просто слишком уставшим, чтобы возражать.
– Да, хорошо. Можем мы начинать? – И отклонился на спинку стула, исчезнув за сидевшей рядом с ним Эртлой.
– Всему свое время.
Повернувшись к стеклу, Фрейя слушала, как Силья мягко расспрашивала девочку о снеге на улице. Маргрет молчала, ее губы были плотно сжаты. Ребяческим движением она отвела рыжую кудряшку за ухо, после чего сосредоточенно уставилась на свои розовые носки. Хотя чувствовала себя явно не лучшим образом, выглядела она тем не менее спокойной, чего нельзя было сказать о ее деде.
– Напоминаю, что мы с Маргрет уйдем отсюда ровно через час, ни на минуту позже. Она должна быть со своей семьей, с отцом и братьями. Время пошло!
Девочку, как и в прошлый раз, привел ее дед, что удивило Фрейю, но она не стала ни о чем спрашивать. Она ожидала, что с Маргрет в этот раз придет отец, но тот, наверное, был слишком расстроен и не уверен, что в состоянии вынести такое испытание. Также возможно, что ему не разрешили присутствовать на снятии свидетельских показаний дочери, поскольку он все еще числился подозреваемым.
Силья дала знак, что готова. Она повернулась к Маргрет и прикоснулась к ее руке, лежавшей на сиденье дивана между ними. Девочка отдернула руку и засунула ладошки под худенькие бедра. Силью это никак не смутило.
– Маргрет, я знаю, что ты неважно себя чувствуешь, и тебе, наверное, как можно скорее хочется вернуться домой. Так что давай не будем здесь долго засиживаться, да?
Девочка по-прежнему рассматривала свои мыски. Ее ноги не доставали до пола, но она не раскачивала ими – так же, как и многие другие дети, сидевшие на этом диване до нее.
– Ты очень важный человек, Маргрет. Ты, конечно, всегда важный человек, но сейчас больше, чем обычно. Ты можешь помочь полиции найти виновного в том, что произошло с твоей мамой.
Маргрет сидела неподвижно, как изваяние.
– На самом деле ты настоящий герой. Но, к сожалению, не бывает героев, не побывавших в трудных ситуациях. Вот, например, чтобы съесть мороженое, героизм не нужен. Или нужен?
Маргрет не отвечала ни «да», ни «нет».
– Я знаю, что тебе очень трудно вспоминать ту ночь, и для этого как раз нужно мужество. Если ты попробуешь вспомнить, что видела или слышала, и расскажешь мне об этом, то это очень поможет полиции выяснить, что произошло.
Фрейя и Силья договорились ни в коем случае не упоминать человека, проникшего в дом Маргрет. Его пол был неизвестен, и даже малейший намек на мужчину или женщину мог закрепиться в голове девочки как факт. Вести беседу нужно было очень осторожно, чтобы не внедрить в сознание девочки ложных идей, которые она могла бы принять за свои.
– Как думаешь, смогла бы ты рассказать мне, что случилось? Только то, что ты помнишь. Если ничего не помнишь, то ничего страшного. Просто скажи, что ты ничего не помнишь, и всё.
При этих словах Хюльдар болезненно сморщился, сидевший тут же представитель прокуратуры – тоже. Врача и медсестры, присутствовавших на предыдущей беседе с Маргрет, сейчас не было. Фрейя решила не приглашать их сегодня – вызов специалистов в выходной день стоил недешево. Комитет охраны детей также отклонил приглашение присутствовать при сегодняшнем опросе.
– Я зажала уши. – Тихий детский голосок звучал в динамиках жутковато. – Я зажала уши руками. Я не хотела слушать, как плачет мама.
Силья, не ожидавшая такого быстрого ответа, оторопела, но лишь на мгновение – никто, кроме Фрейи, этого не заметил.
– Я понимаю. Это было наверняка правильное решение.
Маргрет опять заговорила, но теперь она почти шептала:
– Я зажала уши руками. Я не знаю, что он сказал. Я не хотела слушать, что он говорит.
Все за столом разом подались к динамику в середине стола: Маргрет сказала «он»!
Силья тоже среагировала на слова девочки:
– Маргрет, ты говоришь, будто это был мужчина. Откуда ты это знаешь?
– Я его видела. Я проснулась, мне нужно было в туалет. Я видела, как он зашел в гостиную. Я сказала маме, но она мне не поверила и пошла посмотреть.
Маргрет высвободила из-под себя ладошки, сложила их на коленях и принялась заплетать пальцы в косичку.
– Значит, мама пошла в гостиную проверить? А где была ты в это время?
– Я была у мамы в комнате. Когда услышала, что кто-то идет по коридору, я спряталась. Под кровать. Я увидела из-под кровати, что это были мамины ноги, и хотела вылезти. Но потом увидела другие ноги. Ноги черного человека.
– Значит, он зашел в мамину спальню после того, как мама вернулась?
Силья замолчала, и Фрейя сообразила, что сидящий за столом народ слушал, в прямом смысле, не дыша. Когда Маргрет после короткого раздумья снова заговорила, можно было услышать, как каждый поспешно втягивал в себя воздух, и поэтому слабый прерывающийся голос Маргрет звучал словно издалека.
– Да, я боялась вылезать из-под кровати. – Она опять замолчала, глядя на переплетенные в косичку пальцы. – Мне надо было помочь маме, вылезти из-под кровати и убежать. И найти полицейского или пожарного, и он помог бы маме.
– Знаешь, Маргрет, очень хорошо, что ты этого не сделала. Ночью у вас на улице нет полицейских и пожарных тоже нет. Этот человек догнал бы тебя до того, как ты смогла позвать кого-нибудь на помощь. Твоя мама не хотела бы этого. Когда ты еще не взрослая, то лучше спрятаться. Иногда это и для взрослых лучше.
Маргрет сидела, опустив глаза; ее пальцы уже были неподвижны, но она уставилась на них, будто впервые увидела.
– Это был мужчина; я видела его и слышала, когда убрала руки с ушей, чтобы узнать, что это кончилось. – Она поерзала на диване. – Но это не кончилось. Он говорил, как мужчина.
Одно это слово уменьшило число подозреваемых наполовину – женская часть населения страны могла теперь дышать свободно. Силья немного помолчала, давая возможность следователям или прокурору добавить что-либо, но все молчали. Тогда она наклонилась к девочке и осторожно отвела кудряшки с ее лица, будто заглядывая за занавески.
– Маргрет, ты помнишь, что сказала мне здесь в прошлый раз? Ты сказала, что думаешь, что какая-то другая женщина может быть в опасности.
Девочка отвела взгляд и тряхнула головой так, что кудряшки вернулись на место, закрыв ее лицо.
– Я слышала чуть-чуть. Иногда мне нужно было убирать руки с ушей и закрывать рот, чтобы он не услышал, что я плачу.
– Я понимаю. Но иногда можно услышать и через ладошки, когда они закрывают уши. – Силья выглядела совершенно спокойной, ни одна нотка в ее голосе не выдавала волнения от понимания, насколько важна эта беседа; она будто говорила о погоде. – Хотя тебе, наверное, кажется, что это не так, но это очень хорошо, что ты что-то услышала. Особенно если это сможет помочь полиции не дать ему сделать больно другой женщине.
– Я не хочу об этом думать. – Маргрет проговорила это почти шепотом. – Я не хочу. Я хочу говорить о чем-нибудь другом.
– Помнишь, мы с тобой говорили о героях? Что нельзя стать героем, если не приложить усилий? – Маргрет кивнула; она сидела, наклонив голову, и волосы почти полностью закрывали ее лицо, но было нетрудно угадать на нем выражение отчаяния. – Если ты наберешься храбрости и скажешь мне, что слышала, то будешь настоящим героем. Это не займет много времени, зато потом тебе станет легче. Иногда очень полезно рассказать о том, что сидит там, в голове, и не дает покоя.
Маргрет принялась медленно покачивать ногами. Ее движения не были легкими и непринужденными; скорее выглядело так, будто она была заводной игрушкой, но у нее кончался завод. Наконец девочка сделала глубокий вдох и, подняв голову и легонько покусав нижнюю губу, снова заговорила. Ноги снова неподвижно застыли над полом.
– Мама плакала, потом спросила, хочет ли он сделать больно и нам тоже. Я закрыла уши, но слышала это. Потом открыла уши – я хотела услышать, если он скажет «да». Но он сказал, что не будет сейчас это делать, что есть другая женщина, которой он должен преподать наглядный урок. – Девочка, казалось, очень тщательно подбирала слова, стараясь как можно точнее передать услышанное; потом, подняв взгляд на Силью, спросила: – Почему «преподать урок»?
– «Преподать урок» – значит что-то объяснить… – Силья запнулась и, чтобы скрыть замешательство, сменила позу. – Не думай об этом, иногда взрослых трудно понять… – Она искоса бросила быстрый взгляд на стекло в надежде на помощь.
– Спросите ее: может, он сказал, что это за женщина и как ее зовут.
Хюльдар выпалил это слишком громко, Силья чуть заметно поморщилась и легонько дотронулась до уха, напоминая им об осторожности. Затем снова сосредоточилась на Маргрет.
– Этот мужчина, он сказал, что это за женщина или что-то еще о ней?
Маргрет потрясла головой:
– Нет, он просто сказал, что сделает с ней то же, что и с мамой. – На мгновение замолкла, потом, набрав в легкие воздух, продолжила: – Я видела маму, он заклеил ей глаза.
Силья осторожно откашлялась. Она была к этому подготовлена – ей показали фотографию тела Элизы на месте преступления, которую Хюльдар принес с собой. Они сочли это необходимым, на случай если Маргрет заговорит о чем-то, указывающем на этот кошмар. Фрейя тоже видела эту фотографию; ей потребовалось некоторое время, чтобы разобрать, что там запечатлено. Когда же ее мозг, просеяв изображение, расставил все по своим местам, она непроизвольно отвела от фотографии глаза.
– Ты вылезла из-под кровати?
– Нет, мама заглянула под кровать. Но она ничего не видела. Только погладила меня и сказала: «Тс-с-с…» А потом этот плохой человек дернул ее назад.
– Это было очень разумно с маминой стороны – она не хотела, чтобы этот человек знал, что ты была под кроватью. Вот видишь, мама вовсе не хотела, чтобы ты оттуда вылезала. Она хотела, чтобы ты сделала то, что ты и сделала. И после этого ты так и лежала там?