– Вычисляй!
– А?
Ее голос дрожал, но, к удивлению Аустрос, звучал скорее удивленно, чем испуганно. Что происходит? У нее ужасно болело горло, и она вспомнила удар. Все тело тоже ныло – видимо, что-то произошло, когда ее тащили на кухню. Вдобавок у нее раскалывалась от боли голова.
– Вычисляй! Ты же гений в расчетах, разве нет?
Это был мужчина. Ей показалось, что-то закрывало его рот, когда он говорил, хотя ей могло так слышаться из-за намотанного на ее уши материала. Низкий грудной голос был ей незнаком, но, без сомнения, принадлежал сумасшедшему – и почти вибрировал от ненависти.
Кровь стучала у нее в висках; казалось, что она вот-вот снова потеряет сознание. В голове вертелась единственная мысль: это закончится плохо, – и один вопрос: как быстро это может закончиться? Сколько было «достаточно быстро»? Двадцать минут? Десять? Пять?
Аустрос шмыгнула носом и попыталась как-то приободриться. Если она совсем скиснет, будет еще хуже.
– Вычислять? Что я должна вычислять?
Как можно что-то вычислять, ничего не видя? Может, попросить его снять с нее эту штуку? Нет, пожалуй, не стоит – лучше не видеть его лицо. Эта мысль наполнила ее надеждой; возможно, он замотал ей глаза именно потому, что не собирался ее убивать?
– Я вычислю все, что нужно, только скажите что?
– Вероятность. Вычисли для меня вероятность!
У нее кружилась голова. Что он имеет в виду? Какая вероятность? Может, он ошибся адресом?
– Я не математик. И не статистик. Я – учитель биологии, к тому же уже на пенсии. – У нее больно першило в горле, но просить воды, видимо, было бесполезно.
– Я сказал: вычисли вероятность!
– Вероятность чего? – Аустрос чувствовала, как слезы, пытаясь прорваться сквозь придавленные обмоткой закрытые веки, жгли ей глаза. – Я не могу рассчитывать просто какую-то абстрактную вероятность.
– Ты же такая умная! Покажи мне, как получается, что при наличии двух возможностей нужно концентрироваться на вероятности лишь одной из них, а о другой даже не думать. С такими расчетами у тебя точно проблем не возникнет.
Ей казалось, будто и сердце, и легкие превратились в крошечные комочки; дыхание участилось, сознание уплывало. Что он от нее хочет? Аустрос не находила ни малейшего смысла в том, что он говорил.
– Я не могу такое рассчитать, это не задача. Я вообще не знаю, что это такое. – Ее рука непроизвольно дернулась, и она испугалась, что, возможно, оставленный карандашом росчерк покажется ему непростительным…
– Да что ты говоришь?!
Аустрос молчала; она боялась сказать что-то, что разозлит его еще больше.
– Вычисляй!
Дрожавшие пальцы чуть не выронили карандаш. Сосредоточившись, она пыталась представить себе пространство на бумаге и то, как ложатся на него выводимые ею цифры; старалась, чтобы они не наезжали друг на друга, – не хотела получить за это тумак.
1/10 + 9/10 = 1
Ничего другого ей в голову не пришло. Аустрос перестала писать и попыталась облизнуть сухие губы, она отдала бы многое, чтобы снова видеть. Неопределенность, незнание того, где находится этот человек и что делает, готовится ли он ударить ее, было невыносимым. Она старалась сжаться в комок, стать меньше в размерах и в то же время напрячь тело, чтобы быть готовой для ударов, которых, видимо, уже недолго ждать.
– Что это такое? – Он не ударил ее, но со всей силы сжал ее руку выше локтя.
– Вероятность взаимоисключающих событий с коэффициентом один из десяти плюс девять из десяти составляет сто процентов.
Каждое слово усиливало боль в горле. Аустрос лелеяла надежду, что ей удалось объяснить все понятно.
– Взаимоисключающих? Что ты несешь? Я сказал тебе продемонстрировать, почему при расчете вероятности необходимо концентрироваться лишь на одной из двух возможностей. Я думаю, тебе это хорошо известно.
Слова прозвучали как-то знакомо, что-то шевельнули в ее памяти. Он вообще-то пришел в правильное место?.. Но все же как такая нелепица может звучать знакомо?
– Нет. – Она почувствовала, как что-то заструилось вниз из носа, и поняла, что плачет и что слезы нашли свой путь наружу. – Ничего такого мне не известно. Это неверное утверждение.
– Допустим, что вероятность негативного исхода – один к четырем. Разве это не означает, что вероятность того, что это негативное случится, составляет три к четырем? Так что же в таком случае вероятнее – плохое или хорошее? Один к трем? Три к четырем?
Он замолчал. Аустрос чувствовала его рядом, ощущала его движение у себя за спиной, поэтому для нее не было неожиданностью, когда он, зайдя сбоку, прошептал ей в ухо:
– Один к десяти? Или девять к десяти?
То, что стало для нее неожиданностью, так это его совершенно холодная кожа, когда он коснулся головой свободного от материала участка на ее лбу. Его шепот не сопровождало дыхание – ни холодное, ни горячее, никакое. Еще теплившийся в ее мозгу остаток здравого рассудка вытеснился вопросом: а может, он мертвый? Что еще могло объяснить ледяную на ощупь кожу и отсутствие дыхания?
Аустрос почувствовала, как он отошел куда-то в сторону, но то, что послышалось в следующую минуту, заставило встать дыбом волосы: знакомые уху звуки выдвигаемых ящиков и металлическое позвякивание натыкающихся друг на дружку столовых приборов. В этих ящиках таилось множество ножей, ножниц, щипцов и прочего, что могло быть использовано и в других, менее мирных целях…
Стальной перезвон усилился – похоже, он рылся в ящике в поисках какой-то особой нужной ему вещи. Из Аустрос вырвалось жалкое подобие вскрика, и вместе с ним улетучились последние капли мужества. Она была совершенно беззащитна, брошена на произвол капризов этого сумасшедшего маньяка. Как было глупо с ее стороны на что-то надеяться!
Аустрос услышала, как он швырнул на стол несколько предметов. Она старалась не думать, что это за предметы и для чего он собирался их использовать. Вместо этого лихорадочно перебирала в уме возможные ответы на его вопрос. Что же на самом деле могло означать это дурацкое утверждение о вероятностях?
– Вычисляй!!
Аустрос вздрогнула.
– Покажи мне наглядно, как у тебя получилось, что вероятность положительного результата ниже, чем вероятность отрицательного. Ты же эксперт в этом!
Пока она наобум выводила на бумаге какие-то случайные цифры, в голове у нее вдруг начали всплывать смутные воспоминания, наводящие на мысль, с чем все это могло быть связано. Может такое быть?.. Нет, на самом деле, неужели это возможно? Рука с карандашом застыла в воздухе. Если это так, возможно, она сможет его уговорить. Во всяком случае, надо попробовать… Дрожа от страха, Аустрос осторожно положила карандаш на стол. Голос прерывался, в горле пересохло, и говорить было больно.
– Один к четырем – меньшее число, чем три к четырем. Один к десяти меньше, чем один к девяти. Однако это не означает, что один к четырем или один к десяти равно нулю. Большая это величина или маленькая, зависит от контекста. При некоторых обстоятельствах вероятность одного к четырем может считаться очень высокой. Так же как и вероятность одного к десяти.
Раздался крик, и Аустрос непроизвольно вжала в плечи голову. Это не помешало ему попасть по ней чем-то тяжелым; удар отдался гулким звуком, затем все стихло. Она услышала, как удалялись его шаги, а затем – как он щелкал выключателями в гостиной. Ничего не видя, ей трудно было понять, включает он свет или выключает. Однако было совершенно ясно другое: он увеличил громкость в телевизоре. Видимо, для того, чтобы заглушить другие звуки. Заглушить ее крики.
Аустрос почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Но, может, это было его ошибкой? Что, если шум от телевизора разозлит соседей на нижнем этаже и они прибегут сюда ругаться?
Сквозь боль, темноту и страх забрезжила надежда. Соседи! Если б ей только удалось выбраться из квартиры, они бы ее спасли… Не нужно далеко бежать, чтобы дать знать о происходившем. Да даже если б она просто выскочила на улицу, то можно было бы спастись – она жила здесь много лет и могла найти дорогу с закрытыми глазами…
Аустрос встала и, прикасаясь к столешнице и ориентируясь по ней, устремилась к кухонной двери.
– Куда это ты направилась? А? Расчетный гений! Самозваный вероятнолог!
У нее перехватило дыхание; она вертела головой, пытаясь оглядеться, хотя знала, что ничего не увидит. Ей хотелось указать ему, что слова «вероятнолог» не существует, но она не успела. Он швырнул ее на стул, запрокинул голову назад, втиснул в рот обтянутые перчаточной кожей пальцы и разжал челюсти с такой силой, что, казалось, они вот-вот треснут и оторвутся одна от другой.
Затем она почувствовала во рту привкус стали. Стали, которую заталкивали ей в рот, в самую глотку. Аустрос боролась с позывами рвоты, когда он начал что-то наматывать ей на нижнюю челюсть и вокруг рта. Это был прочный широкий скотч, который должен был удерживать стальной предмет на своем месте.
Он на мгновение отпустил ее. Она лихорадочно пыталась вдохнуть, как вдруг услышала щелчок – будто в розетку вставили вилку. Когда он вернулся, то, прежде чем нажать на кнопку «Пуск», прошептал ей в ухо:
– Ты почти угадала. – Сделал небольшую паузу и добавил: – Все закончится быстро.
Но это была ложь.
Глава 15
У Хюльдара под глазами висели такие мешки, что, казалось, он видел их, когда смотрел вниз. Напротив него, на предназначенном для посетителей стуле, которым, впрочем, мало кто пользовался, сидел Рикхард. Он избегал смотреть Хюльдару в лицо; видимо, ему не хотелось с утра пораньше любоваться этим жалким зрелищем.
Сам он, по обыкновению, выглядел свежо и ухоженно, окутанный слабым ароматом зубной пасты и крема для бритья. Хюльдар не смог подавить чувство некоторого удовлетворения, заметив на щеке Рикхарда пропущенный во время бритья крохотный участок щетины. Это был уже второй раз за короткое время, когда его безукоризненность давала сбой. Раньше такого никогда не случалось. Возможно, Рикхард сделал это намеренно, так же как архитекторы в былые времена сознательно оставляли в идеально