низ по лестнице и нетерпеливо прыгала вокруг, с силой дергая поводок, пока открывалась дверь на улицу. Фрейя собиралась позволить Маргрет вести Молли на прогулке, но теперь решила не рисковать – ей не хотелось отдавать назад ребенка с синяками и ссадинами, хотя трудно было представить, как можно ушибиться во всех этих намотанных на нее одежках.
Фрейя старалась не идти слишком быстро по обледеневшему тротуару, хотя сопротивляться тащившей ее вперед Молли было практически невозможно. Не было видно никакой полицейской машины, да и вообще никакого движения – ни пешеходов, ни машин. Снежинки медленно опускались на землю, будто впитывая в себя все звуки. Редкие фразы, которыми обменивались Фрейя и Маргрет, звучали так, будто были обмотаны мягкой ватой.
Они спустились к берегу залива, и Фрейя спустила Молли с поводка. Та рванула с места и мгновенно исчезла, поглощенная снежной пеленой. Обычно Фрейя побаивалась, что Молли может потеряться или пристать к незнакомым, но не сегодня. Сегодня будто весь город сговорился сидеть по домам. И они с Маргрет стояли, молча наблюдая за медленно кружившимися, поглотившими Молли снежинками.
– Ты веришь в Бога?
Фрейя мысленно порадовалась, что Маргрет в этот момент не видела ее лица. Ей не хотелось бы объяснять, что она на самом деле думает по этому поводу, когда вера в рай на небесах и жизнь после смерти была для ребенка, возможно, единственной отдушиной. Но Фрейе также не хотелось врать, глядя ей в глаза.
– Иногда… А иногда нет. – Ответ получился несколько размытым, и она решила добавить: – А ты?
– Иногда. А иногда нет.
Они замолчали. Когда в кармане куртки пропиликал телефон Фрейи, это прозвучало почти как оскорбление воцарившейся тишине.
Достав телефон, она взглянула на светившийся в темноте экран. Сообщение было отправлено со скрытого номера, и Фрейя решила, что его прислал следователь Хюльдар. Ей пообещали, что он будет с ней на связи, но пока от него ничего не было слышно. Типичный Хюльдар. Она правильно его вычислила после того, как он исчез той ночью. Привлекательная оболочка, а внутри – пустота; так, красивый футляр.
Однако сообщение было вряд ли от Хюльдара: «ДУМАЛИ, Я НЕ СПРАВЛЮСЬ С СОБАКОЙ?»
Фрейя, похолодев, быстро обернулась, будто предполагала увидеть кого-то, стоявшего за их спиной, изо всех сил стараясь совладать с накрывшим ее смятением, чтобы не перепугать ребенка. Позади них не было ничего, кроме падавшего снега, который, казалось, стал еще гуще.
Фрейя непроизвольно схватила Маргрет за руку.
– Молли! Молли!
Девочка явно почувствовала: что-то вывело Фрейю из равновесия.
– Что случилось? – В ладони Фрейи нервно заелозили одетые в варежку маленькие пальчики.
– Ничего-ничего, нам просто нужно поторопиться, пока мы не увязли в снегу по колено. Тогда у Молли замерзнет живот. – Фрейя несла какую-то чепуху, что с ней случалось, когда она бывала сильно взволнована. – Молли! Ну, где же ты, собака?
Она вертела в руке телефон, раздумывая, стоит ли отпускать руку Маргрет, чтобы позвонить в полицию. Но прежде чем пришла к решению, они услышали, как где-то залаяла Молли, и сразу после этого раздался жалобный визг.
– Молли! Молли!
Она появилась так же внезапно, как и исчезла, и Фрейя облегченно выдохнула:
– Молли! Иди скорей сюда!
Собака, прихрамывая, медленно затрусила к ним; за ней по белому снегу тянулся красный след. Когда она подошла к ним вплотную, стало ясно, откуда взялась кровь: на задней поверхности бедра зияла огромная рана. На этом чертовом заброшенном берегу они мало чем могли ей помочь, и Фрейя, пристегнув поводок, поспешила к дому, шагая настолько быстро, насколько поспевала за ней припадающая на лапу Молли. Ее хромота оказалась счастьем во всем этом несчастье, поскольку иначе Фрейя понеслась бы отсюда на всех парусах, и тогда Маргрет без труда сообразила бы, насколько та была напугана.
Фрейе казалось, будто позади них в снежной тишине раздаются чьи-то шаги.
Глава 21
Молли приоткрыла глаза, но, видимо, ей не понравилось увиденное, и она снова медленно их закрыла.
– Вы можете оставить ее здесь, если хотите. Она у нас нормально отойдет от наркоза.
Ветеринар, женщина лет сорока, по всей видимости не привыкшая церемониться со своими клиентами, воззрилась на Фрейю в ожидании ответа. Ослепительно-белый халат, в который облачилась женщина, принимая их, теперь, после операции, был украшен россыпями мелких красных пятнышек крови.
Фрейя избегала смотреть на свою одежду – знала, что выглядит не лучше. Хотя предложение избавиться от Молли хотя бы на одну ночь казалось соблазнительным, она тем не менее отказалась, понимая, что не проедет и полпути домой, как совесть заставит ее вернуться. Брат смотрел на Молли как на собственного ребенка, и Фрейя должна была с этим считаться. Ей никогда и в голову не пришло бы оставить его дочь или сына одного в больнице, только потому что она устала. Ох, как не хотелось звонить брату, чтобы сообщить о случившемся! Она буквально молилась, чтобы тот не устроил крестовый поход против тех, кто поступил так с его собакой. Причем Фрейя была абсолютно уверена, что доказательства виновности потенциального мерзавца будут заботить его гораздо меньше, чем само наказание.
– Нет, спасибо, я заберу ее домой. Но, может, вы сможете помочь мне донести ее до машины?
Она не считала себя слабачкой, была в хорошей форме, но все же не решилась бы тащить тяжеленную Молли в одиночку. К тому же после этого от ее одежды мало что осталось бы. Весь бок Молли был матовым из-за облепившей его липкой полусвернувшейся крови и еще чего-то, вытекшего из раны, когда за нее взялась вооруженная скальпелем и иглой ветеринарша.
– А дома есть кто-то, кто мог бы помочь занести ее в квартиру?
– Нет.
Фрейя почувствовала, как ее щеки залились румянцем. Что с ней происходит? Это вовсе не стыдно – быть одинокой в ее возрасте. Масса женщин чуть старше тридцати были разведены или не замужем, как и она. Залитые кровью брюки Фрейи, спутанные волосы и наличие испуганного ребенка не вызвали у ветеринарши ни малейшей реакции, так что вряд ли она будет шокирована ее семейным положением. Да и вообще, с каких пор Фрейю стало заботить мнение окружающих? Это, наверное, просто нервное напряжение после всего случившегося. Она с удовольствием вымочила бы весь этот стресс в горячей ванне, но так как ей сейчас нужно заботиться не только о собственном самочувствии, то и хороший душ сошел бы.
Ребенок и раненая собака… Впервые с тех пор, как она ушла от своего бывшего, в ней шевельнулась тоска по их совместному житью. У них бывали и хорошие моменты, когда он не действовал ей нервы, ей нравилось быть с ним – даже больше, чем она готова была себе признаться…
– Может, Молли полностью придет в себя, пока мы будем ехать?
– Я рекомендую вам немного подождать. Раз она начала открывать глаза, значит, уже просыпается. Вы же не хотите, чтобы она пришла в себя и начала садиться на заднем сиденье в таком состоянии, пока вы будете вести машину? А я пока подберу для нее воротник, болеутоляющие, антибиотики и оформлю счет. Если она проснется за это время, заберете ее домой, если нет – останется здесь на ночь.
Фрейе ничего не оставалось, как согласиться. Хотя особого желания увидеть чек за операцию у нее не возникло – к услугам ветеринара, и без того дорогущим, плюсовалась немалая сумма за экстренный вызов в неурочное время. Когда ветеринарша спросила, застрахована ли собака, Фрейя чуть не прыснула, настолько дикой показалась ей мысль, что брат мог заботиться о таких вещах. Страховку он, конечно, мог купить, но лишь в том случае, если с ней можно было провернуть какую-нибудь аферу. А с собачьей страховкой это вряд ли возможно. Так что, скорее всего, ей все это влетит в копеечку. Но какой смысл теперь об этом переживать? Без врача такую рану было не зашить. У Фрейи, правда, возникла мысль попросить о помощи врача из Дома ребенка, но она вовремя одумалась. По ней, так лучше вытряхнуть весь кошелек, чем оказаться у кого-то в долгу.
Молли зашевелилась, открыла один глаз и дернула задней лапой, затем снова затихла и, казалось, уснула, хотя было видно, как под закрытыми веками двигались глазные яблоки. На побритом бедре красовались десять швов. По словам ветеринара, рана была нанесена острым лезвием и, скорее всего, это было сделано человеком. Разрез вряд ли был бы таким прямым и глубоким, если б Молли просто на что-то напоролась.
Врачиха объясняла это, пока чистила и зашивала рану, а Фрейя ей ассистировала. Она предпочла бы подождать в коридоре, но по правилам клиники во время экстренных вызовов в нерабочие часы владельцы животных должны были сами помогать в операционной. Ветеринарша поведала, что зачастую бóльшая часть времени уходила на транспортировку в смежную с операционной комнатку упавших в обморок владельцев. Фрейе едва удалось избежать такого унижения: она изо всех сил старалась не смотреть на рану, особенно когда перед ее глазами все начинало медленно кружиться. Когда во время операции ей в голову начинали лезть мысли о матери Маргрет и о том, как мог этот убийца лишить жизни другого человека, да еще таким ужасным способом, головокружение усиливалось, и тогда приходилось отходить от стола и, прислонившись спиной к шкафу, пережидать приступ дурноты.
Решив, что Молли проснется еще не скоро, Фрейя выглянула в коридор, где сидела Маргрет, разглядывая фотографии в журналах для собачников.
– Хочешь на нее посмотреть? Операция закончилась. Молли еще спит, но уже начинает просыпаться. Она точно обрадуется тебе больше, чем мне, когда откроет глаза. Только если тебя затошнит, когда ты увидишь швы, то лучше выйти; нельзя, чтобы тебя вырвало на Молли.
Маргрет осторожно положила на столик журнал и аккуратно его разгладила, будто хотела стереть все свидетельства того, что читала его. Фрейя пыталась разглядеть в ней следы их вечернего приключения, но их, казалось, не было – за исключением того, что лицо у нее оставалось неподвижным, словно окаменевшим.