Им удалось добраться до дома, не повстречав никого на своем пути и не заметив никаких преследователей. Пока Молли поливала кровью пол, Фрейя безуспешно пыталась дозвониться до Хюльдара. Видимо, у них там произошло что-то исключительно серьезное или важное, потому что в отделении, куда она в отчаянии позвонила, отказались связать ее с ним или сказать, где его можно найти. Как бы то ни было, Фрейя не могла найти этому оправдание, особенно потому, что ей было запрещено напрямую контактировать с общей полицией. Эта мера, насколько она понимала, была предпринята для того, чтобы как можно меньше людей знало, где находится Маргрет.
– Смотри – бедняжка, видишь? – Фрейя завела Маргрет в кабинет. – Ей наложили десять швов. – Она наблюдала, как девочка с осторожностью поглаживает собаку, и ей показалось, что собачья пасть искривилась в едва заметной улыбке. – Надеюсь, ей не будет больно, когда она проснется.
– А тетя-врач знает, что с ней случилось? – Маргрет поднесла пальцы к ране. Фрейя было собралась отвести ее руку, но это оказалось ненужным: девочка мягко и нежно погладила собачью кожу, не касаясь швов. – Она что-нибудь сказала об этом?
– Нет, она не может ничего сказать с точностью. Возможно, Молли поранилась, наткнувшись на что-то, засыпанное снегом; возможно, кто-то случайно наехал на нее на машине… Трудно сказать.
– Что бы ты сделала, если б узнала, кто сделал ей больно?
Фрейя вздохнула, Маргрет, видимо, хотела выяснить ее позицию – поэтому ответ нужно хорошенько продумать.
– Это будет зависеть от того, сделал он это намеренно или нет. Если это произошло нечаянно, я бы хотела, чтобы он попросил прощения – этого было бы достаточно. Но если человек сделал это намеренно, тогда извинений мало, тогда все гораздо серьезней, и поэтому я попросила бы полицию расследовать его вину, чтобы он понес заслуженную кару.
– Как это – «заслуженную кару»? – Маргрет недоверчиво прищурила свои зеленоватые глаза, словно считая, что Фрейя просто выдумала это словосочетание.
– Заслуженная кара – это когда люди получают наказание, которое соответствует тому, что они сделали. Очень важно не допустить, чтобы они продолжали плохо себя вести или чтобы другие последовали их примеру и тоже стали вести себя так же плохо.
Фрейя надеялась, что эта ее тирада сможет помочь Маргрет понять, как важно рассказать обо всем, что она видела и слышала той ночью, когда была убита ее мать. Следующее интервью было назначено на завтра, и если удастся ее разговорить, то это сэкономит и время, и силы всех, да и сократит душевные страдания самой Маргрет. Хотя, может, она уже сказала все, что знает…
– Если кто-то сделал Молли больно, он заслуживает, чтобы ему тоже сделали больно. Только больнее.
– Так было в старые времена, Маргрет. Только кое-где сейчас так еще происходит. – Фрейя погладила Молли по уху, и та начала подергивать кожей, будто в летний день на лужайке ее щекотали травинки. – Но сейчас выяснилось, что такие наказания не приводят к чему-то хорошему; обычные люди постепенно становятся плохими, если начинают поступать так же, как и те, кто нарочно причиняет другим боль.
– Нет, не становятся, если сделают так только раз.
– Возможно, нет. Но есть лучшие способы наказывать людей, которые причиняют другим зло.
– Какие способы?
Фрейя на мгновение задалась вопросом, куда вообще пропала эта ветеринарша. Она была бы не против избежать дискуссии о преступлениях и наказаниях с ребенком, ставшим свидетелем страшной смерти собственной матери. Фрейе подумалось о брате и о том, как бы Маргрет к нему отнеслась.
– Ну, например, посадить в тюрьму. Никто не хочет сидеть в тюрьме, Маргрет.
– Нет, хотят! Те, кто умер, кого убили плохие люди. Они хотели бы сидеть в тюрьме, а не быть мертвыми. – Маргрет помолчала, уставившись на собаку. – Я так думаю.
В этих словах что-то было. Теперь стало ясно, куда она клонит.
– Я думаю, ты совершенно права, но, к сожалению, у нас нет такого выбора. – Фрейя боролась с желанием провести ладонью по рыжим вьющимся волосам, наэлектризованным шапкой и стоявшим нимбом вокруг маленькой головы. – Но ты все равно просто попробуй поверить мне на слово, что сажать в тюрьму тех, кто совершает такие ужасные преступления, лучше, чем убивать их. Намного, намного лучше.
Фрейя чувствовала, что ее голосу не хватало убежденности. Если уж быть до конца честной, ей самой казалось, что без некоторых людей всем было бы только лучше, но определить, когда нужно перешагнуть эту тончайшую линию, не было дано ни ей, ни кому-либо другому. Пока она раздумывала, стоит ли объяснять Маргрет, что основным недостатком смертной казни, видимо, являлось то, что, если по ошибке за преступление будет казнен невинный человек, исправить это будет невозможно, открылась дверь и на пороге возникла ветеринарша. Она держала в руках два листка бумаги. «Видимо, чек», – решила про себя Фрейя и немного расстроилась, что список услуг к оплате не уместился на одном листке. Между тем ветеринарша, попросив Маргрет присмотреть за Молли, увлекла Фрейю за собой в коридор. Когда дверь за ними закрылась, она помахала листками перед ее лицом.
– Я наткнулась на это на столе регистрации. Это медицинское заключение после сегодняшнего приема другой собаки, и мне кажется, что описанный здесь инцидент до неприятного похож на тот, что случился с вашей собакой. – Женщина перевела взгляд с листков на Фрейю. – Вы живете в Граварвогуре? Согласно вашему идентификационному номеру, вы прописаны по соседству с владельцами собаки, которая тоже получила ножевое ранение.
– Нет, как уже говорила, я живу сейчас в центре, в районе Гранди.
Однако в Граварвогуре жил ее бывший, в той же квартире, где раньше они жили вместе. Если их соседи оттуда не переехали, то Фрейя знала, о какой собаке шла речь. Это был неугомонный, шумный пес, носившийся взад-вперед посреди их общего участка, как правило, привязанный к вбитому в землю колу. Он был огромным, как Молли, но казался совершенно безобидным.
От мысли, что это, возможно, совершил ее бывший сожитель, к лицу прилила кровь. На эту мысль ее навели слова брата. «Козлина» воспринял ее уход болезненно, и ей пришлось услышать в свой адрес немало гадостей. Но стал бы он нападать на Молли, чтобы только напугать ее? Да еще сначала попрактиковаться на соседской собаке? Мог он до такой степени разозлиться на нее? Жар в лице напомнил Фрейе, что она стоит перед врачом, залитая краской стыда, – и от этого она покраснела еще больше. Отчасти еще и потому, что ветеринарша, кажется, не верила ни одному ее слову.
– Я уже давно живу в другом месте, просто еще не переоформила прописку. В Граварвогуре живет мой бывший сожитель.
– Я понимаю… – Каково бы ни было это понимание, судя по взгляду ветеринарши, оно не поднимало Фрейю в ее глазах. – Может, это его собака?
– Нет, он к этой собаке не имеет ни малейшего отношения. Это не разборки, кому должна достаться собака, или что-то в таком духе.
– А что тогда? Не каждый день у нас нападают на собак. Два таких инцидента за короткий промежуток времени – это более чем подозрительно. Травмы настолько схожи, что я не удивлюсь, если это сделал один и тот же человек. А в данном случае еще одно совпадение, если учитывать вашу связь с обеими собаками. – Ветеринарша решительно скрестила на груди руки. – Я считаю, об этом нужно сообщить в полицию. Если это ваш бывший и он планирует заниматься этим в будущем, то лучше остановить его сейчас, в самом начале. Вы уверены, что не видели его там, где это произошло?
– Я его точно не видела. Поверьте, я ни за что не стала бы его выгораживать, если б он мучил животных. Пожалуйста, звоните в полицию. Вы мне этим только сделаете одолжение.
Донесшийся из кабинета слабый лай прервал разговор, но было ясно, что ветеринарша еще не сказала свое последнее слово.
– Я не мог ответить, но приехал сразу, как только увидел твое сообщение. Или почти сразу. Как только смог.
Хюльдар переступал с ноги на ногу у дверей квартиры – казалось, совершенно выжатый усталостью. Судя по лицу, ему совсем не было стыдно, будто ему было положено какое-то универсальное должностное извинение, и это раздражало Фрейю. Рядом с Хюльдаром стояла молодая женщина, представившаяся Эртлой. Она казалась не менее уставшей, но глаза ее еще сохранили живость, и поэтому она не выглядела такой изможденной, как Хюльдар.
Это была та самая сотрудница полиции, которая присутствовала с ним на втором интервью Маргрет, только теперь она была одета в гражданскую одежду. Из-за этого женщина казалась меньше ростом, а с лица ее исчезло сопутствующее форме начальственное выражение. Она будто прибыла сюда прямо из дома – судя по влажным волосам, только что вышла из душа. У Фрейи было такое чувство, что она почему-то настроена против нее лично, хотя, кроме единственного приветствия в Доме ребенка, пообщаться им не пришлось. Не желая ломать голову над тем, чем она могла не угодить этой Эртле, Фрейя решила сделать вид, будто ее вовсе не было, и сосредоточилась на Хюльдаре. Наверное, это был лучший способ не дать выбить себя из равновесия.
А Хюльдар продолжал рассыпаться в оправданиях:
– Слишком много чего произошло…
Фрейя не знала, какого ответа он от нее ожидал. Она дважды звонила на его мобильный, отправила одно текстовое сообщение и один раз позвонила в отделение. Поэтому глупо было делать вид, что это не имеет для нее никакого значения и что у них с Маргрет все было в полном ажуре. Однако дурацкая дань вежливости победила, и вместо того, чтобы бросить ему в лицо, что у других тоже может много чего произойти, Фрейя сухо отчеканила:
– Не волнуйся, все в конце концов закончилось хорошо.
Хюльдар не успел ответить ей, его опередила Эртла:
– Можно мне задать вопрос?
Она стояла, блуждая глазами по лестничной площадке. Жильцы должны были убирать подъезд по графику, но Фрейя еще не видела, чтобы кто-нибудь, кроме нее, брался за пылесос и тряпку. С ее последней уборки прошло уже три недели, и состояние площадки сигналило об этом из всех углов. У Хюльдара хватало деликатности не замечать этого – во всяком случае, не больше, чем когда он побывал здесь с более приятной целью. Но с Эртлой была совсем другая история.