Фрейе потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное. Что это значит? Что тот, кто напал на Молли, может оказаться убийцей матери Маргрет? Насколько он на самом деле опасен для ребенка? И для нее самой?
Внезапно слово «сталкер» зазвучало исключительно приятно. Она сто раз предпочла бы иметь дело со сталкером, чем с тем, кто имел на совести жизнь другого человека, тем более двух. Сталкеры способны на многое, но чтобы убить?..
– Вы уверены, что это один тот же человек?
– Абсолютно. Мы нашли записку, похожую на ту, что он оставил на месте первого убийства.
– Записку? Какую записку?
Вопрос вырвался случайно – ей совсем не хотелось знать, почему убийца оставлял какие-то записки; ей хотелось, чтобы эта парочка исчезла из ее дома и все стало как прежде. Ей вдруг понадобилось что-то нормальное, обыденное – например, чтобы позвонила подруга Нанна и посетовала на отит у своих детишек… С сегодняшнего дня Фрейя никогда не устанет выслушивать ее нескончаемые рассказы о будничных хлопотах.
– Что было в этих записках?
– Не думайте об этом, это наша забота. – Эртла, похоже, опять обрела свой настоящий голос, зазвучавший так же холодно, как и раньше.
Фрейе показалось, что Хюльдар скрипнул зубами.
– Мы обсудим это с тобой завтра, перед опросом Маргрет. Возможно, нам понадобится спросить ее об этом. Может, она слышала что-то, что поможет нам разгадать их. До сих пор прочесть эти записки не удалось. Ни ту, что нашли в доме Маргрет, ни новую. Если в них вообще есть какой-то смысл.
Довольное выражение от нанесенного Фрейе укола исчезло с лица Эртлы, и она шумно выдохнула, словно бык за секунду до нападения на тореадора.
– Хорошо. Если это все, мне нужно идти укладывать Маргрет спать.
Борясь с непреодолимым желанием вытолкать их из квартиры, Фрейя встала, с силой сцепив пальцы в побелевший узел. Это не осталось незамеченным.
После того как Маргрет уснула и все в доме успокоилось, Фрейя выглянула на улицу в окно гостиной. Снег перестал идти, укрытое белым покрывалом пространство казалось бесконечно мирным, и не верилось, что где-то там скрывается тот, кто хотел причинить вред маленькой девочке.
Из стоявшей у дома машины вылез полицейский и, прислонившись к двери, закурил. Увидев в окне Фрейю, он помахал ей рукой, но та, не ответив, быстро задернула шторы. Ни она, ни полицейский не заметили движения во дворе дома напротив – там едва виднелся темный силуэт, медленно отступивший в глубину сада и растворившийся в темноте ночи.
Глава 22
Звонок домашнего телефона раздражал своей громкостью. Карл, уставившись на определитель номера, поморщился от отдававшегося в ушах звона, не в силах решить, ответить ему или пусть себе трезвонит? Рука нерешительно зависла над телефоном – он знал, кто был на другом конце провода.
Карл пообещал себе, что больше никогда в жизни не будет разговаривать с братом, сколько бы тот ни названивал из своих Штатов. Нет, не отвечать! Но ему так хотелось поговорить хоть с какой-нибудь живой душой, даже если это был Артнар… Или, может, ответить? Оба варианта были одинаково заманчивы.
С самого утра, с момента пробуждения, его сковали тягостное одиночество и тишина. Теперь, когда он избавился от всех вещей, которыми окружила себя при жизни его мать, дом показался ему каким-то холодным и неприветливым, став похожим на недооформленную театральную декорацию. Окна без штор выглядели огромными, без тюлевых занавесок все снаружи представало грубым и каким-то замызганным.
Больше всего Карл тосковал по материным горшочным растениям, засохшим одно за другим, после того как их перестали поливать. Сейчас он чувствовал себя одним из них. Уродливая мебель теперь еще больше бросалась в глаза, а на стенах после висевших там картин и настенных украшений выделялись светлые пятна – как тени из прошлого.
Но жалеть и раскаиваться было поздно – сейчас у него осталась лишь эта унылая версия дома, и ничего с этим уже не поделать. Бóльшая часть безделушек, занавесок, картин, фотографий, старых электроприборов, цветочных горшков, узорчатых сервизов и другого ненужного барахла перекочевала в пункт переработки вторсырья. Всего у него получилось три ходки на заваленной до крыши машине. Работники пункта с удивлением наблюдали, как Карл выбрасывал одну за другой вполне пригодные вещи, и во второй его приезд вежливо указали на контейнер секонд-хенда. Залившись краской, он сгрузил остатки барахла туда. Однако, приехав в третий раз, настроил себя более решительно и выбросил все в переработку. Так было лучше – бесповоротнее.
Теперь все звуки внутри дома отдавались гулким эхом – голые стены создавали эффект стальной коробки. Впрочем, какие там звуки – радиоприемник матери и дурацкий телевизор последовали за всем остальным, разговаривать в доме было некому, и в нем воцарилась тишина.
Карлу не нравилось одиночество, хотя у него было достаточно времени, чтобы привыкнуть к нему. Все попытки дозвониться до Бёркура или Халли не увенчались успехом – Бёркур не брал трубку, а телефон Халли, видимо, был отключен.
Иногда Карл вздрагивал, и внутри него все сжималось, когда ему казалось, что из подвальной комнаты доносится какой-то стук, – но каждый раз, когда он смотрел вниз, не видел ничего подозрительного. В конце концов Карл перестал обращать на это внимание, уверив себя в том, что звук идет извне. Тем не менее проверить, что могло стучать снаружи о стену подвала, он так и не решился – видимо, в глубине души боялся, что ничего там не найдет.
Телефон опять разразился звонком, и теперь, казалось, еще настойчивей – наверное, это была последняя попытка Артнара, прежде чем тот сдастся окончательно. У Карла вспотели ладони; ему страшно хотелось услышать человеческий голос, и не просто какой-то голос, а того, кто хотел с ним поговорить. С незнакомыми Карл всегда мог пообщаться, спустившись в подвал и разыскав каких-нибудь радиолюбителей. Он наверняка сейчас там и сидел бы, если б аппаратура не напоминала ему о цифровых трансляциях. И еще этот чертов стук… Слышать его здесь, наверху, было неприятно, а внизу, в подвале, – невыносимо.
Телефон, казалось, испускал предсмертные трели, и Карл не мог больше вытерпеть их – он поспешил снять трубку.
Голос брата прозвучал удивленно, будто тот ожидал услышать в трубке кого-то другого.
– Алло, Карл?
– Да. – Карл старался говорить равнодушным голосом – он не должен казаться ни рассерженным, ни радостным. Его братец должен понять, что Карлу на него глубоко наплевать.
– Я уже собирался положить трубку… Это Артнар. Ты только что пришел?
– А?.. Нет, просто не слышал телефон.
Карл тут же пожалел, что не схватил протянутый братом спасательный круг и не соврал, что только что пришел. В доме негде было укрыться от звонка, и Артнар знал это не хуже него.
– Понятно…
Артнар замолчал, и Карл крепче прижал телефон к уху. Тишина в Америке была такой же, как и тишина в Исландии, – гнетущей. Но длилась она недолго.
– Я просто хотел узнать, как ты. Ну, после того разговора… сам знаешь…
Не было никакой надобности объяснять, о каком разговоре шла речь.
– И что?
– Ну, я просто хотел убедиться, что ты меня правильно понял. А то могло показаться, что я не хотел, чтобы ты приезжал.
Артнару было нелегко выдавить это из себя, он делал паузы длиннее обычного, его тон постоянно менялся, будто он не знал, как вести себя дружелюбно, и пробовал то один, то другой, пока наконец не подобрал подходящий:
– Я совсем не это имел в виду.
– Я не воспринял это так; я же сказал, что ты меня не так понял. У меня вообще не было желания тащиться в вашу сторону. – Это наигранное уверение звучало не убедительней, чем в прошлый раз. – Не волнуйся.
– О? Прекрасно! – Артнар произнес это с таким облегчением, что было почти неловко слышать это. – Слушай, один вопрос.
– Что?
Карлу хотелось бросить трубку; ухо под ней горело от бросившегося в лицо жара, когда он сообразил, что Артнар даже не попытался уговорить его приехать. Если б он не выбросил висевшее над телефонным столиком большое зеркало в золотой раме, сейчас бы таращился на свое пылающее лицо. Вместо этого Карл уперся взглядом в белое пятно, оставленное зеркалом словно в знак прощания.
– Ты уже перебрал мамины вещи?
– Да. – Лучше быть немногословным, чтобы не выдать, как он зол и обижен на брата.
– Нашел какие-нибудь бумаги или документы?
Карл молчал в нерешительности. Впервые в жизни у него в руках был козырь, какая-то власть над братом, и он хотел сделать правильный ход.
– Да, кучу.
– Кучу?
– Да, целую кучу всяких старых документов.
– Ты уже всё просмотрел?
– Да.
– Всё?
Артнар, видимо, не решался сделать последний шаг, задать свой главный вопрос – так много было поставлено на карту, что он хотел отсрочить возможное разочарование.
– Да, всё. – Карл не собирался облегчать ему этот шаг.
– И?..
– Что – и?.. – Карл прекрасно знал, что Артнар имел в виду.
– И… ты нашел какие-нибудь документы, касающиеся усыновления? Моего усыновления?
Опять эгоистичная натура Артнара вылезла наружу. Происхождение Карла его не заботило – только его жизнь имела значение.
Карл набрал в легкие воздух, улыбнулся и ответил:
– Нет.
– Нет? – Артнар не смог скрыть разочарования, а также смехотворной надежды хоть на что-то. – Но, может, что-то другое? Письмо, справка или что-то в таком духе? Не обязательно должно быть связано с самой процедурой усыновления.
– Нет, ничего. – Карл снова улыбнулся. – Ничего.
– Понятно. – Артнар помолчал; ему нужно было время, чтобы осознать свое поражение. – Ну, все равно пришли мне все это; я хотел бы сам все просмотреть, мало ли что…
Карл откинул голову назад и уставился в потолок. Какая удача, что он ответил на его звонок! Более приятного окончания всех дел с братом было трудно себе представить.