Девять, девяносто два, шесть, девятнадцать, тридцать девять, восемь, девяносто два. В этих семи числах не было системы: ни один алфавит не содержал больше девяноста символов, поэтому и невозможно, чтобы каждому из чисел соответствовала какая-то одна буква. Карл трижды выписывал алфавит и располагал последовательность таким образом, чтобы каждой букве соответствовали три цифры. Из этого ничего не вышло. Не получилось ничего и тогда, когда он просчитал все по новой, добавив специфические исландские буквы.
Сплошная ерунда.
Впрочем, это была не новость. Карл годами слушал передачи иностранных станций и ни разу не смог разгадать хотя бы одну коротенькую последовательность. Без ключа расшифровать их было невозможно. Так с чего ему взбрело в голову, что с исландской станцией могло обстоять по-другому? Но тем не менее его не покидало чувство, что именно так и было. Он должен узнать, что это за цифры и что они обозначают. Раз он смог прочитать идентификационные номера, а затем и именной номер, значит, может понять и остальное. Где-то в глубине души Карл был уверен, что эти послания адресованы ему. Поэтому он изначально в состоянии прочитать их, иначе непонятно, зачем все это затевалось.
На самом деле Карлу больше всего хотелось, чтобы эти цифры продолжали казаться ему абсолютной абракадаброй. Тогда было бы легче оттолкнуть все это от себя и забыть. Но его изводило дурацкое чувство, что он знает разгадку, что она где-то совсем рядом, буквально крутится у него в голове… Вдобавок ко всему, он почему-то был убежден, что эти сообщения очень важны для него.
Для него или для Артнара.
Карл таращился на слайды, которые с таким же успехом могли быть написаны иероглифами майя. Пока он не докопается до сути дела, ни о чем другом думать не сможет. Тем более о химии.
Карла снова охватило чувство, что разгадка шифра прорывалась наружу – просто зацепилась где-то за мозговую кору и болталась там. Слайды на экране замелькали с бешеной скоростью, препод говорил все быстрее и быстрее. Это означало, что лекция подходит к концу, а тот опять – и в который уже раз – запланировал пройти слишком много материала в один присест.
Однако сегодня, не в пример другим дням, Карл не испытывал облегчения при мысли о скорой возможности выбраться из аудитории. То, что мешало ему сосредоточиться, намертво застряло в голове, и было без разницы, где он в это время находился. Даже девушка, которая ему нравилась, не смогла сегодня овладеть его вниманием, хотя уселась прямо перед ним, вероятно, ожидая, что он всю лекцию будет восхищенно пялиться на ее затылок. Быстрым движением она отбросила волосы на спину – словно чтобы напомнить о себе. Обычно вспархивающие локоны и слабый аромат шампуня будоражили его воображение, но сейчас это не возымело абсолютно никакого эффекта.
На экране мелькнул последний слайд, и препод заскороговорил что-то о домашней работе и подготовке к следующей лекции. Это пролетело мимо ушей Карла не задержавшись, и он встал, последовав примеру других, хотя препод все еще тараторил что-то, уже не долетавшее до враз оглохших студентов.
Девушка, засовывая в сумку учебник, искоса бросила на него взгляд; она казалась немного обиженной за то, что он не обращал на нее внимания. Но даже этой маленькой победы было недостаточно, чтобы поправить его настроение.
Повесив сумку на плечо, девушка зашагала прочь. Кажется, она даже слегка покачивала бедрами, и Карл краем глаза увидел, как она оглянулась, чтобы убедиться, смотрит ли он ей вслед. Но сегодня он даже не взглянул в ее сторону, и походка девушки снова стала нормальной.
Следующая пара должна была начаться через четверть часа. Карл никак не мог решить, что ему делать: прогулять или посетить? Посетить или прогулять? Пока в его мозгу два этих варианта бились не на жизнь, а на смерть, тело спокойно делало свое дело. Ноги совершали шаг за шагом, не обращая внимания на то, что он еще не принял никакого сознательного решения. И прежде чем сообразить, что к чему, Карл оказался на улице – разум мучился вопросом, а тело молча взяло себе власть.
Снаружи ветер вздымал тучи нападавшего за утро снега. Он запорашивал глаза, и Карл шел к машине почти вслепую, проклиная себя, что не оделся получше. Когда зазвонил телефон, он ответил, даже не попытавшись разглядеть номер на экране.
– Ты заходил в инет? – Бёркур казался возбужденным.
На часах было не больше одиннадцати утра, а Бёркур не спал – одно это уже было великой новостью.
– Ты о чем?
Карл почувствовал на языке вкус залетевшего в рот снега. Он догадывался, о чем шла речь, но решил промолчать, на случай если Бёркур говорил о чем-то другом. Пускаться сейчас с ним в обсуждения вряд ли помогло бы ему навести порядок в собственной голове.
– Имя! Имя женщины! – Слышно было, что Бёркур здорово взбудоражен. – Она мертвая! То есть совсем! И говорят, что ее убили!
Карл не сразу нашелся что ответить. Он прочитал о смерти женщины утром в интернет-газете, сидя над тарелкой с полусухим завтраком – молока в холодильнике оставалось несколько капель. Кукурузные хлопья застряли во рту куском цемента, когда он увидел, что в заметке говорилось о женщине, идентификационный номер которой передала коротковолновая станция, – Элизе Бьяртнадоттир. С трудом проглотив, он углубился в заметку. В ней также давались ссылки на предыдущие новости о ее смерти, где имя женщины не указывалось, и Карл поэтому в свое время не обратил на них внимания и не следил за развитием событий. Полиция еще не давала сведений о задержанных в связи с убийством. Из написанного можно было почерпнуть лишь то, что в данный момент ведется расследование и что в ближайшее время ожидается официальное заявление. Ссылаясь на осведомителей внутри полиции, репортер утверждал: никто еще не находится под стражей и у следствия нет конкретных улик. Это утверждение косвенно подтверждалось обращением полиции к тем, кто в ночь между четвергом и пятницей находился вблизи от дома погибшей. Карл запомнил эту коротенькую заметку почти наизусть.
– Да, я знаю.
Он не стал упоминать об увиденной им другой заметке, еще более усугублявшей кошмарность происходящего. В ней тоже говорилось о какой-то женщине, погибшей насильственной смертью. Полиция не сообщала имени женщины и воздерживалась от комментариев. Карл решил не наваливать на Бёркура еще и это – тот и так взвинчен. Тем более что он понятия не имел, было ли как-то связано с ним лично и второе убийство.
– Я прочитал об этом сегодня утром.
– И что? Что это все значит?
Этот вопрос занимал мысли Карла с момента, когда он бросил почти полную тарелку с хлопьями в кучу немытой посуды в раковине.
– Не знаю.
Карл думал о браслете. Он внимательно изучил все фотографии Элизы в «Фейсбуке», в надежде увидеть его на ее запястье. Хотя, конечно, надеялся на обратное – и здорово обрадовался, не увидев ни на одном из снимков ничего похожего. Браслет все еще лежал на столе в подвале, рядом с компьютером. После всего прочитанного Карл так и не смог заставить себя прикоснуться к нему, хотя и знал почти наверняка, что он не принадлежал этой погибшей Элизе.
– Ты будешь звонить в полицию?
– Да… Нет… Не знаю! – Карл уже открывал дверь машины, прижав телефон плечом к уху. – Что я им скажу? Что слышал ее идентификационный номер по радио?
– Да! А почему нет? Они потом смогут узнать, кто отправил сообщение.
– Как? Как они это сделают? Это не шутка, найти такую трансляцию. Они не станут затевать розыск лишь из-за какой-то услышанной от меня чепухи. – Внутри машины было еще холоднее, чем на улице. – У меня нет записи трансляции, а Халли вообще спал, когда мы это услышали, так что свидетелей только двое: ты и я.
– Двое лучше, чем один, – потухшим голосом промямлил Бёркур, видимо, сообразив, что не был в глазах Карла особенно важной персоной. – А Халли по-любому не был бы надежным свидетелем. Сам знаешь…
– Да, знаю.
Может такое быть? Что Халли был сомнительным свидетелем лишь потому, что находился под следствием? Едва ли – ведь его арестовали не за ложные показания или лжесвидетельство. Незаконное скачивание и распространение музыки и фильмов – даже в значительных объемах – вряд ли считается таким уж серьезным преступлением. Карл был уверен, что все в конечном счете обойдется штрафом, хотя Бёркур и Халли, без конца обсасывая детали ареста, уже договорились до длительного тюремного заключения. Слушать их возбужденные обсуждения, где предстоящее наказание Халли становилось все тяжелее, а срок все удлинялся, было как наблюдать за аукционистами. Хотя, возможно, Бёркур был в чем-то прав; возможно, Халли действительно не относился к разряду свидетелей, которым можно было доверять.
– Слушай! – Бёркур, похоже, снова воспрял духом. – У полиции наверняка есть люди, которые могли бы прочитать послания. Спецы по криптографии или что-то в таком духе…
У Карла от холода уже зуб на зуб не попадал, и поэтому он едва смог выдавить из себя:
– Да вряд ли. Зачем полиции нанимать криптографов? Думаешь, исландские уголовники пользуются шифрами? По-моему, это больше по шпионским делам. А какой дурак будет шпионить в Исландии?
Карл вставил ключ в замок зажигания. От мысли о возврщении домой у него засосало под ложечкой, и он неожиданно обрадовался звонку Бёркура.
– Слушай, ты занят сейчас?
Вероятность того, что у Бёркура могли оказаться неотложные дела, была нулевой, и вопрос звучал глупо.
– Нет, не занят, – с готовностью ответил Бёркур, проявив необычную для него проницательность. – Хочешь, я к тебе подойду?
– Я буду дома через десять минут. Увидимся там.
Он завел машину. И хотя обогреватель гнал холодный воздух, Карл знал, что скоро в салоне станет теплее. Все потихоньку налаживалось.
Проторчав в машине возле дома десять минут, Карл сдался. Бёркур мог появиться в любую минуту или после обеда – невозможно предсказать, что может взбрести ему в голову, а Карлу было не по карману жечь бензин лишь для того, чтобы не окочуриться от холода.