Эртла откашлялась:
– Хм-м… Но разве преступник, который убивает, чтобы удовлетворить жажду истязательства, не делает это просто ради собственного удовольствия? Какая разница, кто страдает, если целью является само причинение страданий?
– Я должен согласиться с Эртлой. – Кровь бросилась Рикхарду в лицо, плотно сжатые губы превратились в розовую черточку. Не соглашаться со стоящими выше по служебной лестнице противоречило его раболепной натуре, но он также был неспособен идти против собственной убежденности. – Какая разница для такого человека, кого он мучает?
– Возможно, никакой – кроме той, что он, возможно, особо прется от определенного типажа. Но Элиза и Аустрос не были похожи ни внешне, ни по возрасту. Кроме того, что обе они – женщины, ничего общего между ними нет. Впрочем, оставим это сейчас. Я просто хотел сказать, что причина убийств – вряд ли одно лишь удовлетворение садистских потребностей. Он должен быть как-то знаком с ними, или же они каким-то образом впутались в его жизнь. Если б он просто хотел дать выход своим потребностям, почему не поглумился побольше и подольше? Не растянул удовольствие во времени, чтобы женщины помучались как следует? Согласно отчету о вскрытии Элизы, ее смерть наступила довольно быстро после того, как он включил пылесос. Немного дольше было с Аустрос – щипцам потребовалось обжечь глотку до такой степени, чтобы дыхательные пути закрылись и она задохнулась. Их было бы даже проще убить другим способом, медленным и более мучительным, если целью преступника были их мучения.
Хюльдар постарался отогнать от себя всплывший в памяти отчет о вскрытии.
– Ты имеешь в виду, мучить их дольше? Например, много дней? – Эртла, как обычно, схватила самую суть.
– Да! Именно это я и имел в виду. Естественно, как и вы, я нахожу эти методы убийства чудовищными, но я изучил много случаев зарубежных убийств, совершенных с целью удовлетворения садистских позывов, и ни одно из них не похоже на наш случай. Схема таких убийств чаще одинаковая: убийца похищает жертву, заманив либо в машину, либо к себе домой, и отвозит ее в отдаленное место, к которому у него есть доступ. А потом оттягивает ее смерть, как только может, а вовсе не торопится закончить поскорее, потому что находится в чужом доме, как в случае с Элизой и Аустрос.
– Можешь дать более подробный пример? – опять подала голос Эртла.
Хюльдар открыл было рот, чтобы начать перечисление, но не смог выдавить из себя ни одного. Ему хватило чтения об этом; так и казалось, что с монитора вот-вот засочится кровь.
– Слушай, там сплошной кошмар; я, честно говоря, даже засомневался, что какие-то моменты из того, что я прочитал, могут быть правдой.
Он посмотрел на наручные часы, которые ему подарил отец в честь окончания Школы полиции. Сейчас мало кто носил часы, но Хюльдар из уважения к отцу почти каждый день являлся в них на работу.
– Да, и еще послания, которые он оставил на местах преступлений… – Рикхард смог бы повторить наизусть то, что было связано с убийством Аустрос, но полез в карман за листочком с сообщением, найденным в доме Элизы. – 19, 79, 15 19, 79, 15, 16… И что скажешь теперь: 68 16, 33–16, 99–16, 3–53, 57 79–92, 110–16 32, 9, 89–6 63–92, 7 • 90, 53, 80–1, 106–16, J, 33–16. – Оторвавшись от чтения, он поднял на них глаза. – Может это указывать на то, что у него есть какие-то дела с этими женщинами? Ну, если можно так выразиться?
Рикхард поерзал на стуле, слегка расслабив при этом прямую напряженную спину, но, как только он нашел желаемую позу, снова стал выглядеть зажатым, как прежде.
– Мне кажется, эти сообщения какие-то подозрительные.
Эртла была настолько же скукожена, как Рикхард – идеально прям. Несколько месяцев назад шеф Эгиль пригласил в отделение эргономиста с целью создать в отделении более здоровую рабочую обстановку. Это закончилось лишь пустой тратой времени сотрудников. По крайней мере, многим было трудно сосредоточиться, пока вокруг без конца сновал некто, вооруженный блокнотом и измерительной рулеткой. Никакого толка от его расчетов и рекомендаций не было, и через два дня после его исчезновения все снова сидели как прежде: Рикхард прямой, как спица, остальные – сгорбившись, как знак вопроса. Коврики для «мыши» с гелевыми подушечками были заброшены в ящики столов, а подставки для ног зафутболены подальше под столы. Эртла даже два дня ждать не стала, несмотря на травмированное плечо, – или, может, как раз из-за него.
– Я имею в виду, зачем, черт возьми, ему вообще нужно было оставлять сообщения? Только не говорите мне, что в глубине души он хочет, чтобы его поймали. Я в это и на секунду не поверю.
– Может, ты и права. – Хюльдар рылся в бумажных завалах на своем столе в поисках копий посланий убийцы. – Может, он просто издевается над нами? Возомнил себя настолько умнее полиции, что делает это, считая себя в полной безопасности…
Эртла нахмурилась:
– Ты так думаешь? Я больше склоняюсь к тому, что он делает это из желания запутать нас. Вам это не приходило в голову?
– Фальшивые сообщения? – Рикхард скривился, будто почувствовал какую-то вонь. – По-моему, это уж слишком.
Хюльдар раздумывал. Ему казалось, что в словах Эртлы что-то есть.
– Хорошее наблюдение. Это больше соответствует осторожному убийце. С чего бы ему, после того как он приложил столько усилий, чтобы не оставить никаких следов, вывешивать на всеобщее обозрение письма, которые наверняка окажутся в наших руках? Вряд ли он думал, что мы их не найдем. Это было бы просто глупо. Но зачем их было вообще оставлять? – Хюльдар чувствовал, что начинает путаться в собственных рассуждениях. – Если сообщения связаны с причиной убийств, то они в конечном итоге помогут нам его пришпилить. В таком случае наш клиент совершил серьезную ошибку, которая совсем не вяжется с его стилем. Это очень хороший пункт, Эртла.
– Или верна другая версия. – Рикхард старался не смотреть на Эртлу – видимо, чтобы не видеть ее торжествующей улыбки. – Что он смеется над нами, считает нас полными идиотами.
– Если в ближайшее время у нас ничего не изменится, то он окажется не так уж далек от истины. – Хюльдар встал. – Мне нужно выпить кофе.
Он снова увидел выплывшее на экране сообщение – на этот раз уведомление о том, что он должен составить кадровый план на следующие шесть месяцев. Хюльдар потянулся к компьютеру и выключил его. Какого черта он не отказался от этого так называемого продвижения по службе? Ему казалось, будто его запихали в бочку, набитую формулярами.
– Я собираюсь на этом сегодня закруглиться. Просто не в состоянии больше думать, мне нужно отвлечься от всего этого. Вам, полагаю, тоже стоило бы уйти сегодня пораньше.
Идея не получила отклика, на который он надеялся. Напротив, и Рикхард, и Эртла смотрели на него так, будто он в чем-то их подвел, и Хюльдар почувствовал раздражение. Однако он понимал, что, если уж быть до конца справедливым, причиной его злости было скорее беспокойство о состоянии расследования.
– Ладно, увидимся завтра. Позвоните, если что-то случится. И сообщите, если придет ответ из Интерпола о расшифровке сообщений. Просто отправьте мне эсэмэску – не уверен, что отвечу на звонок.
Хюльдар решил заглянуть к Фрейе, но об этом ни Рикхарду, ни Эртле знать было не обязательно.
Глава 27
Не имело смысла и дальше проливать слезы – им было просто некуда деваться, и от них лишь жгло глаза. Попытки потереться головой о шершавый бетон не дали ничего, кроме царапин на не закрытом скотчем куске кожи. Халли не знал точно, во сколько слоев тот был намотан – перестал считать после шестого, когда голова была сжата уже с такой силой, что он потерял способность ясно мыслить.
Сейчас Халли уже понимал, что толстый слой скотча сидит слишком плотно, чтобы его можно было содрать с головы без помощи рук. Хуже всего обстояло с правым ухом – казалось, что его подожгли. Когда он выберется отсюда, ему, безусловно, понадобится пластический хирург. Если выберется…
Снова навернулись слезы. Мало того, что из-за них страшно щипало глаза, вдобавок нос постоянно наполнялся слизью, и ему приходилось без конца сморкаться. Рот был забит кляпом и замотан сверху скотчем, поэтому Халли мог дышать только носом. И ему не хотелось задохнуться из-за собственных соплей.
Ему вообще не хотелось задохнуться! Точка!
Хорошо было напомнить себе об этом как раз теперь, когда он вновь чувствовал подкрадывавшееся искушение заснуть, чтобы избавиться от боли. У него саднило во всем теле. Но в те несколько раз, когда он засыпал, боль чувствовалась еще сильнее, когда он просыпался. Поэтому нужно изо всех сил стараться не заснуть. Труднее всего было переносить жару – от нее боль становилась невыносимой.
Впрочем, в руках боли не было, он вообще их не чувствовал. Они были стянуты за спиной врезавшимся в запястья пластиковым хомутом так, что там и волосинка не пролезла бы. Для пущей надежности мужик обмотал чертовым скотчем еще и кисти, так плотно, что Халли не смог бы шевельнуть пальцами, даже если и нашел бы какой-нибудь инструмент.
Поначалу это даже наполнило его некоторой надеждой – видимо, в помещении было что-то такое, что он мог бы использовать для своего освобождения. Но после бесчисленных кругов по полу на саднящей заднице Халли пришел к выводу, что такая возможность исключена.
Тем не менее полной уверенности в этом у него не было. Он совершенно ничего не видел и не мог нащупать, поэтому поиск велся наобум. Пластиковые хомуты стягивали и его щиколотки, колени тоже были связаны или склеены.
Может, он что-то пропустил, может, стоило проелозить на заднице еще один круг? Но при мысли о сопутствующей движению боли по коже продирал мороз.
Халли энергично продул нос; сопли вылетели из ноздрей, и он почувствовал, как они шлепнулись ему на грудь. Но ему было все равно; единственное, чего он боялся, – это если какой-нибудь незнакомый человек вдруг открыл бы дверь и, увидев его в таком виде, ско