– В таком случае вполне возможно, что кто-то из твоей биологической родни страдал галлюцинациями или патологиями поведения, связанными с психическим заболеванием…
Карл пожал плечами:
– Не знаю.
– Я должен это выяснить. – Довольное выражение испарилось с лица адвоката, когда он увидел, что Карл вовсе не впечатлен. – Могу я сказать тебе кое-что, дружочек? – Не дожидаясь разрешения, адвокат продолжил: – В Исландии за убийство обычно получают шестнадцать лет. Это за одно убийство, обычное. Но, согласно Уголовному кодексу, возможно осуждение и на более долгий срок, в том числе пожизненный. У нас такого еще не случалось; за всю историю лишь один раз преступник получил больше шестнадцати лет тюрьмы – двадцать. Однако убийство этих трех людей может создать новый прецедент. – Адвокат многозначительно помолчал, глядя на Карла. – Предположим, что твою невиновность доказать не удастся. Тебе двадцать четыре года. В Исландии мужчины в среднем живут до восьмидесяти лет. Если ты получишь пожизненное, тебе придется провести в тюрьме больше полувека. Это более чем два твоих теперешних возраста. А если тебя приговорят к обычному сроку, то получишь шестнадцать, а освободишься через десять с половиной. Вот и считай: разница в сорок лет. Сорок! Так что все, что могло бы вызвать к тебе сочувствие, нам не помешает, если ты будешь признан виновным.
– Я невиновен.
Адвокат решил это проигнорировать.
– Мне нужно хорошенько изучить твою родню. Ты знаешь имена твоих биологических родителей? Возможно, это поможет скостить тебе сорок лет тюрьмы.
Аргумент показался Карлу убедительным.
– Гвудрун Мария Эйнарсдоттир и Хельги Йоунссон.
Он думал о своих родителях всю ночь, то сидя, то лежа без сна в камере. Будут ли они сожалеть о том, что отдали его на усыновление? Особенно когда услышат, что с ним случилось? Сейчас он сожалел, что не приложил никаких усилий, чтобы узнать побольше о своем происхождении и связаться с этими людьми. Неизвестно, когда ему теперь удастся добраться до компьютера, а в моменты, когда все вокруг рушится, полагаться можно только на поддержку родных. Хотя, конечно, было бы лучше установить связь с ними до ареста – если он позвонит им из тюрьмы, вряд ли они захотят иметь с ним какие-то дела.
Он был один. Совсем один на всем белом свете. Артнар наконец-то получит возможность отречься от него окончательно, уведомив всех и вся, что между ними нет никакого родства. Можно быть уверенным, что на суде он будет свидетельствовать против Карла. Головная боль на мгновение оставила его, когда он вспомнил, что выбросил все документы, где упоминались родители Артнара. Их именам нечего делать в официальных бумагах. Полиция, конечно, увидит на его компьютере, что Карл разыскивал этих людей в «Гугле», но он что-нибудь наврет об этом. У него достаточно времени, чтобы придумать что-нибудь правдоподобное.
Адвокат прервал его размышления:
– Хорошо, я посмотрю. Как знать, возможно, пригодится…
– Можете сказать им, что я невиновен, если найдете их?
– Хорошо, скажу… – Адвокат задумался. – Я правильно понимаю, что у тебя нет никого, кроме брата? Ну, не считая очень дальних родственников?
– Да. – Карл попытался сглотнуть, но пересохшее горло будто натерли наждачкой. – Он живет за границей и ничего не знает об этом. Вы не должны с ним об этом говорить. Я запрещаю!
– Не думаю, что это разумно. Полиция знает о его существовании и обязательно с ним свяжется. Твою фотографию, которую показали девочке, взяли с его страницы в соцсетях.
Боль в голове резко прыгнула вверх, и Карл помолчал, пережидая приступ.
– Я не понимаю, почему она говорит, что узнала меня по фотографии. Я никогда не видел эту девчонку, и она меня никогда не видела – ни во дворе, ни у нее в доме, как они утверждают.
– Я не стал бы сейчас слишком об этом беспокоиться. Ты слышал, как туманно они об этом говорили. Я предполагаю, что девочка, видимо, колебалась при опознании. Иначе они навалились бы более уверенно, а не ограничились намеками.
Карл слабо кивнул.
– Но я все равно не хочу, чтобы вы разговаривали с Артнаром.
Привыкший ко всему адвокат, видимо, решил больше не дискутировать на эту тему и снова уставился в свои закорючки.
– Хорошо, давай тогда снова вернемся к главному. Ты что-нибудь понял в этих «собачьих вопросах»?
– Нет.
«Собачьи вопросы» совершенно сбили Карла с толку. Его спрашивали, нападал ли он на двух собак, одну – в Граварвогуре, другую – в Гранди. А также проели всю плешь о том, откуда он узнал о местонахождении какой-то девчонки по имени Маргрет и о правильном адресе какой-то Фрейи. Вообще-то эти вопросы его обрадовали, поскольку звучали так дико и ни с чем не вязались, что должны были в конце концов показать им, что он не тот, кого они искали.
– Понятия не имею, что это за собаки.
– Именно. Мне тоже показалось, что они отреагировали немного странно, когда ты не смог ответить, – видимо, сами засомневались в своей версии. Впрочем, это не столь важно. Давай сейчас подумаем о другом. Попробуй вспомнить что-нибудь, что могло бы подтвердить твое алиби в ночь с четверга на пятницу, когда была убита Элиза. Может, ты кому-нибудь звонил или тебе кто-то звонил? Может, ты был на ногах ночью, когда развозили газеты? Хоть что-то. Если ты заходил ночью в Интернет, это можно отследить на твоем компьютере. Буквально что угодно. То же самое и с ночью, когда была убита Аустрос. Ты слышал, что они сказали? Ее смерть наступила, по всей видимости, вскоре после того, как, по твоим же словам, ты развез своих друзей по домам. Это выглядит не очень хорошо.
Карла не покадало ощущение, будто его рот набит ватой.
– Когда была убита Элиза, я спал.
Почему это так трудно понять? Спящий человек не выходит в Интернет, не общается с разносчиками газет, не висит на телефоне. Карл кашлянул – и боль резанула так, будто череп раскололся надвое. Впрочем, вскоре она стихла, а вместо нее по голове разлился странный ноющий жар. Карл старался не обращать на него внимания.
– После того как отвез Халли и Бёркура, я поехал домой и сразу лег спать. Я не выходил в Интернет.
– Хорошо. Но все равно попытайся получше вспомнить все, что было в тот вечер, – озабоченно протянул адвокат. – Не очень разумно с твоей стороны просто взять и брякнуть, что ты проезжал мимо дома Аустрос в то время, когда она была убита. Тем более про крик, который ты услышал. Они не поверили ни одному твоему слову. Лучше посоветоваться со мной, прежде чем говорить о таких вещах. Это также касается шифровок, которые они тебе показали. Не помогай их читать – они определенно связаны с убийствами, и не нужно показывать следствию, что ты понимаешь этот странный шифр.
Оба непроизвольно перевели взгляды на лежавший на столе лист бумаги. Там Карл преобразовывал цифры в буквы с помощью принесенной полицейскими распечатанной Периодической таблицы. По мере того как он медленно продирался через ряды головоломки, удивление на их физиономиях сменялось предвкушением, как у детишек, попавших в отдел самообслуживания, где продаются конфеты.
68 16, 33–16, 99–16, 3–53, 57 79–92, 110–16 32, 9, 89–6 63–92, 7 90, 53, 80–1, 106–16, J, 33–16?
Er S As – S Es – S Li – I La Au – U Ds – S Ge F Ac – C Eu – U N Th I Hg – H Sg – S J As – S? – Er sælla að gefa en þiggja?[26]
2, 116, 53, 22, 16 22, 19, 49 90, 49
He Lv I Ti S Ti K In Th In – Helvítis tíkin þín[27].
90, 92 68, 43–6 16, 92 11, 99, 73
Th U Er Tc – C S U Na Es Ta – Þú ert sú næsta[28].
75, 53, 19, 11, 66–39, 92 7, 92
Re I K Na Dy – Y U N U – Reiknaðu nú[29].
19, 79, 15, 19, 79, 15, 16
K Au P K Au P S – Kaup kaups[30].
Карл поднял глаза на адвоката:
– Я понял, что там написано, из-за коротковолновых радиопередач. Тот же шифр.
– Вполне возможно. Но ты же студент-химик, а ключ к этому шифру – химия, из чего они делают вывод, что ты являешься автором шифра.
– Но это не так.
Карлу нечего было к этому добавить. А что он мог сказать? Разве правды было недостаточно?
– По-моему, они убеждены, что листок с числами, найденный полицией у тебя в подвале, является сообщением, которое ты собирался использовать для следующего убийства.
– Там просто цифры, которые были зачитаны номерной станцией. Я записал их, когда сообразил, что за шифр использовался, – чтобы расшифровать послание.
Карл не понимал, почему его вынуждают снова и снова повторять одно и то же. Видимо, лучше просто заткнуться и молчать.
Адвокат скептически наморщился, видимо, не очень-то веря словам Карла, и тяжко вздохнул:
– Я также считаю, тебе не стоило говорить, что ты не выносишь кровь и насилие. У них, кажется, есть теория, что убийца страдает гемофобией или каким-то отвращением к крови.
– Я что, должен был соврать?
– Нет, ты должен был попросить у них разрешения поговорить со мной наедине. На что я тебе указывал. И не раз. Да что сейчас об этом говорить… – Махнув рукой, адвокат закончил просматривать свои записи, постучал карандашом по последнему листку и закрыл блокнот. – У нас еще будет время обсудить все это снова. Они должны скоро вернуться. Если сочтут, что ты не в должном состоянии для допроса, можно будет в следущий раз начать все ответы по новой, с чистого листа. Скажем, что у тебя была лихорадка. – Он с надеждой посмотрел на Карла.
– У меня болит голова.
Карл потянулся к стакану в надежде, что прохладная вода сможет ослабить это чувство жара в голове, но рука на стакан не попала – она вообще двигалась не в том направлении. Карл попробовал еще раз, но вышло не намного лучше, и он понял, что видит лишь одним глазом.