– Конечно. Мы все этого хотим.
– Плохой человек не хочет.
– Нет, плохой не хочет. – Фрейя поправила волосы. Она была с такой же прической, как и на последнем интервью; легкие светлые локоны свободно спадали ей на плечи. – Скажи мне, пожалуйста: поскольку ты так уверена, что это был не тот человек, который в больнице, кто тогда, по-твоему, сделал больно твоей маме?
– Человек в ботинках.
– Человек в ботинках?
Фрейя легонько постучала по спрятанному у нее на груди микрофону – видимо, чтобы привлечь внимание Хюльдара. Может, она боялась, что он заснул?
– А можешь описать его чуть-чуть подробней? Много людей ходит в ботинках.
– Он был у тебя дома и сказал, что был у тебя во дворе. Но он был и у меня дома. Я видела его из-под кровати. Я видела его ботинки. Я помню их.
– Маргрет, а ты помнишь, кто вытащил тебя из-под кровати? В тот день утром? Это был он?
– Да… – Девочка выглядела уже не такой уверенной, как раньше.
– Тогда прошло уже много времени после того, как тот человек, который сделал больно твоей маме, ушел.
– Да. – Маргрет, казалось, потеряла интерес к разговору; сняв с запястья браслет, она принялась крутить его и растягивать. – Но это тоже был он, тот, кто сделал больно моей маме. Он был в тех же ботинках. Я точно знаю, я видела их. – Она замолчала, но через минуту упрямо повторила: – Я видела их.
Хюльдар наклонился к микрофону:
– Можешь спросить, что именно мужчина сказал о ее отце? Это очень важно.
Хюльдар сделал вид, что не заметил, с каким ужасом уставился на него Сигвалди.
– Маргрет, а ты помнишь, что мужчина сказал о твоем папе, когда говорил, что это он во всем виноват?
Поначалу казалось, будто Маргрет вообще не хотела отвечать. Но затем, распрямив спину, она подалась поближе к Фрейе и зашептала. Ее губы находились как раз на уровне микрофона, и поэтому Хюльдар слышал каждое слово даже лучше, чем раньше.
– А ты никому не скажешь?
– Я не могу тебе этого обещать, Маргрет.
У Хюльдара вырвался мученический вздох – почти стон: ну почему она не могла просто соврать?
– Я не хочу, чтобы кто-то об этом знал.
– Иногда людям нужно знать о таких вещах, даже если это что-то плохое или неприятное. Иногда на деле это может оказаться не таким плохим, как мы думаем.
– Это очень плохое. Мой папа сделал что-то очень плохое. Но, я думаю, он сделал это нечаянно.
– Я тоже так думаю. И потом, может, всё не так, как сказал тот человек. Может, он просто всё выдумал. А если ты никому этого не скажешь, то никогда не узнаешь, правда это или нет.
После короткого раздумья Маргрет снова наконилась к Фрейе и зашептала – к счастью, достаточно громко, чтобы чувствительный микрофон донес каждое ее слово:
– Плохой человек сказал, что мой папа убил его ребенка и что из-за этого он хотел сделать больно моей маме, высосать из нее жизнь, как папа высосал его ребенка.
На лице Маргрет одновременно отразились печаль и отвращение.
– Это какая-то ошибка! Вам не кажется? – Из Сигвалди вырвался странный фыркающий звук, который никак не хотел обрываться.
Упершись в крышку стола сжатыми кулаками, Хюльдар подался вперед, закрыл глаза и сжал до скрежета зубы – все сходилось! Он распрямился так стремительно, что у него на секунду потемнело в глазах. Дрожащими руками выловив из кармана никотиновую жвачку, для верности затолкал в рот сразу две пластинки.
В отчете о пропаже вещдоков из хранилища Хюльдар наткнулся на кое-что, знакомое ему. Среди исчезнувших предметов числились черный мотоциклетный шлем, мобильный телефон и стеклорез с присоской. Также из хранившейся там же полной коробки со скотчем исчезли восемь рулонов. И телефон, и скотч были частью краденого, найденного при обыске. В телефоне стояла предоплаченная сим-карта, которую в свое время не стали отслеживать. О его пропаже никто не заявлял, а так как телефон был дешевый, не было сделано попыток найти его владельца. Также никто не заявлял и о скотче, а магазин, который поначалу сообщил о краже коробки с флэшками, не удосужился уведомить полицию, когда обнаружилось, что пропали вовсе не флэшки, а обыкновенный скотч, – видимо, чтобы не потерять страховые выплаты. Стеклорез с присоской был конфискован у вора, когда того застукали на месте преступления, а шлем фигурировал в старом деле, связанном с наркотиками, – его владелец все еще отдыхал за решеткой.
Когда Хюльдар поднял информацию о краже в доме матери Карла, его внимание привлек не сам инцидент – из дома была украдена какая-то незначительная мелочь. В рапорте было указано, что потерпевшая была расстроена, но в то же время вела себя несколько неадекватно. У полицейского, расследовавшего это дело, создалось впечатление, что она в основном интересовалась его персоной.
База данных полиции также содержала информацию об участии Халли в нелегальных скачиваниях. И опять внимание Хюльдара привлекло не само преступление, а личность офицера, принимавшего самое активное участие в деле. Это был тот же следователь, который занимался проверкой по факту кражи в доме матери Карла: Рикхард.
Поначалу Хюльдар был озадачен: не уведомить о своей связи аж с двумя персонами, фигурировавшими в деле об убийстве, – такое на Рикхарда было совсем не похоже, это противоречило всему, чему их учили, и поэтому здесь должна крыться какая-то ошибка.
Недолго думая, Хюльдар позвонил Карлотте. Та не особо обрадовалась его звонку, но, видимо, прочувствовав серьезность дела, перестала требовать разъяснений и принялась отвечать на его вопросы.
Прежде всего он спросил ее о бывшем супруге: имел ли тот какое-либо отношение к Аустрос, Элизе или Сигвалди. Оказалось, что Рикхард не знал никого из этих людей, чего нельзя было сказать о самой Карлотте. Аустрос преподавала биологию у нее в гимназии, а Сигвалди некоторое время был ее гинекологом.
Когда Хюльдар начал спрашивать, не произошло ли некоего конфликта с Сигвалди, не допустил ли тот какую-нибудь ошибку или причинил ей вред, так что она не могла больше иметь детей, Карлотта прервала его, поинтересовавшись, насколько важно ему все это знать – вопросы становились слишком личными. Но затем, после краткого молчания, призналась, что Сигвалди и был тем врачом, который обследовал ее, а затем одобрил и произвел по ее просьбе аборт, не потребовав указания причины. Так что ее последняя беременность не закончилась выкидышем, как они с Рикхардом всем говорили. Карлотта не хотела рожать этого ребенка и сделала аборт, а Рикхарду сообщила об этом лишь после того, как все уже было сделано.
После всего услышанного Хюльдар на какое-то время потерял дар речи, а Карлотта, не дожидаясь его вопросов, выплеснула на него объяснение своего решения. Оно прозвучало как гром среди ясного неба, и ошеломленный Хюльдар, слушая ее, даже подумал, не приснилось ли ему все это. Но Карлотта продолжала рассказывать и о письме, с которого все началось, и о том, как во всю эту историю были вовлечены Аустрос и мать Карла.
– Сигвалди, – пережевывая жвачку, обратился Хюльдар к отцу Маргрет, – передайте, пожалуйста, Фрейе мою благодарность за то, что она сделала для меня, и извинения за то, что я вынужден уйти не попрощавшись.
Сигвалди не смог скрыть, что был рад избавиться от компании Хюльдара.
– Хорошо, я все передам.
Хюльдар долго сидел в машине, уронив голову на руль и пытаясь очистить мозги от роившихся там мыслей. Только услышав стук входной двери, он завел машину и тронулся с места. Ему не хотелось прощаться с Сигвалди и Маргрет, причем Сигвалди наверняка удивился бы, почему Хюльдар еще до сих пор не уехал. В зеркале заднего вида он видел, как отец и дочь идут бок о бок вдоль дома; она не держалась за его руку.
Хюльдар не успел далеко отъехать, когда зазвонил телефон. Это была Фрейя.
– Мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Ты уже ушел, когда мы с Маргрет закончили, а я собиралась воспользоваться возможностью и признаться тебе кое в чем, как мне кажется, важном.
– Если это связано с отчетом или показаниями Маргрет, то в этом нет необходимости. Мы, похоже, пошли по ложному следу, так что у нас опять всё в подвешенном состоянии.
Это еще было мягко сказано.
– Нет, это не касается ни отчета, ни Маргрет.
Хюльдар не знал, что и думать.
– О’кей…
Никаких других слов ему в голову не пришло. Сейчас он был уверен лишь в том, что ему совсем не хотелось встречаться и разбираться с Рикхардом. Не говоря уже о шефе и всех остальных, кому он должен сообщить эту досадную новость. К тому же Хюльдар понятия не имел, в каком порядке или как все это должно произойти – как в отношении Рикхарда, так и руководства.
– Хорошо, я разворачиваюсь.
– Это не займет много времени. Я была бы очень благодарна за возможность все объяснить, просто мне не хотелось бы делать это у вас в отделении.
Хюльдар обдумывал ситуацию. Это немного отсрочит его гильотину. К тому же – как знать? – с ее образованием психолога Фрейя могла дать дельный совет, как ему лучше признаться в ошибках и собственной некомпетентности, не выглядя при этом полным кретином. Не обязательно выкладывать ей всю подноготную, он мог преподнести ей это как некий гипотетический пример.
– Я буду у тебя через две минуты.
Чтобы не вызывать подозрений, Хюльдар отправил Рикхарду сообщение, что немного задерживается. Его коллега ответил почти незамедлительно, спросив, есть ли еще какие-нибудь новости. Он заставил себя ответить отрицательно, хотя каждая буква отдавалась в нем почти физической болью. Потом дописал, что скоро будет в отделении. Экран погас и больше не загорался. Похоже, Рикхард был удовлетворен. Во всяком случае, пока.
Глава 35
– Все уже ушли домой. Я тебя долго не задержу. Я включила на верхнем этаже сигнализацию, так что нам придется поговорить здесь.
Фрейя открыла дверь в смотровой кабинет. На мгновение она засомневалась, правильно ли было тащить его сюда: Хюльдар выглядел не совсем здоровым, он был очень бледен, молчалив и рассеян. Она надеялась, что все бактерии, которые он, возможно, сюда притащил, погибнут за ночь, хотя, наверное, было бы разумнее перед уходом хорошенько протереть все, к чему он прикоснется.