Потребность в защите – основная причина нашего стремления держаться рядом с богатыми личностями. Очевидно, укрепление иерархического порядка можно объяснить и более прагматическими соображениями. Теоретически иерархия позволяет индивидууму действовать более эффективно. Именно поэтому в комитетах есть председатели. В противном случае пришлось бы непрерывно выяснять, кто главный. Проводились опыты на курах, в ходе которых ученые не вмешивались в очередность клева в одних стаях, но специально на протяжении длительного времени нарушали ее в других, где какая-то из птиц оказывалась наверху. Куры в стаях с нетронутой иерархией меньше дрались между собой, даже подчиненные особи в них лучше питались, быстрее набирали вес и несли больше яиц.
Определение рангов может оказаться опасным для всех. Поэтому, как только иерархия сложилась, становится выгодно избегать дальнейшего кровопролития, подтверждая ранг того или иного индивидуума ритуальными жестами господства или подчинения: богач самодовольно отпускает плоские шутки, его подчиненные вокруг от души смеются, шофер приветствует, поднося руку к фуражке.
Подчиненные лица часто находят свое положение удобным, а чувство границ и пределов – успокаивающим. Представьте садовника в старой Англии с ее жесткой классовой системой, которого ужасает мысль подняться выше своего положения. Благодаря тому что садовник считал своего хозяина едва ли не представителем другого вида, он мог всю жизнь заниматься прополкой лужаек и не чувствовать себя униженным. Кроме того, мы можем довольствоваться подчиненным положением, поскольку богатые и влиятельные люди вызывают в нас некий трепет, ощущение прикосновения к роскоши и чему-то значительному. Это несколько напоминает собаку рядом с хозяином, которая падает на спину, радостно демонстрируя покорность.
В мире животных подчиненные часто заявляют о своем зависимом статусе со счастливым видом. Среди шимпанзе, которых изучал Франс де Вааль в зоопарке города Арнем (Нидерланды), демонстрация подчиненного положения носила характер вежливого ритуала:
«Подчиненный занимает позицию, где он смотрит снизу вверх на особь, которую приветствует. Как правило, он производит серию низких поклонов, которые повторяются так часто, что напоминают танец. Иногда приветствующие приносят с собой предмет (например, лист или палку), протягивают своему лидеру руку либо целуют его ноги, шею или грудь. Доминантный шимпанзе, отвечая на это „приветствие“, вытягивается во весь рост, шерсть встает дыбом. В результате две обезьяны сильно контрастируют друг с другом, даже если на самом деле они одного роста. Один почти ползет по земле, а другой по-царски принимает приветствие».
В таких же выражениях де Вааль мог бы описывать поведение просителей при дворе Людовика XIV.
Среди людей, как это ни странно, даже богатые и могущественные иногда демонстрируют свойственную подчиненным любовь к иерархии. Культура знакомит нас с другими иерархиями, которые могут быть более древними или важными, чем наши собственные. Фабрикант может быть королем, например, в мире протезов, но если в его город приедет Уоррен Баффет, то король искусственных конечностей встретит короля инвестиций с почтением и попрощается с ним со свойственным подчиненному ощущением чужой значимости. Ничего подобного в мире животных не существует. Ни одна доминантная горилла не жаждет признания той, очень важной гориллы с другого склона горы Вирунга. Однако богачам это свойственно. Нэнси Митфорд, дочь барона, собственными глазами наблюдала за причудами людей своего класса. В романе «Любовь на холоде» Митфорд описала животный восторг, с которым обычно надменная леди Монтдор раскланивается перед королевскими особами:
«Ее реверансы, по причине тучности фигуры, отнюдь не походили на грациозное колыхание колоса на ветру. Она присаживалась, как верблюд, и поднималась, выпячивая зад, как корова. Можно было предположить, что данное представление доставляло исполнителю боль, однако выражение ее лица опровергало эту мысль. Ее колени трещали, словно барабан револьвера, но сама она при этом сияла ангельской улыбкой».
Уже дышать одним воздухом с такой величественной компанией было для леди Монтдор сущим блаженством.
Совокупный эффект всей этой беготни, поклонов и раболепия может быть очень сильным, и это возвращает нас к частому среди богатых людей утверждению о том, что они «просто обычные люди». «Богатство не меняет людей, – заметил Генри Николас из Broadcom. – Оно меняет отношение других людей к вам». Но правда в том, что ничто не меняет человека так сильно, как отношение.
Впоследствии Макгвайр приметит такую же связь между социальным доминированием и уровнем серотонина у людей. В одном исследовании, отчет о котором не публиковался в научных журналах, он установил, что у старших членов закрытых студенческих сообществ уровень серотонина, как правило, был выше, чем у их менее влиятельных собратьев. Можно предположить, что они не родились президентами «Дельта-каппа-эпсилон». Лидерами их сделал не повышенный уровень серотонина. Скорее это результат их доминантного положения. В некотором смысле уважение подчиненных обеспечивало их лидерство после получения должности.
По отношению к очень богатым людям почтение нижестоящих может быть абсолютным, даже подобострастным. Бывший глава медиагруппы Vivendi Universal известен своим работникам просто как J6M, то есть «Жан-Мари Месье moi même, mattre du monde». К Генри Фоку, гонконгскому магнату, любящему путешествовать на личном Boing 747 (со вторым таким же на хвосте, в котором летят его служащие), никогда не обращаются по имени, а называют не иначе как «лидер». Само по себе почтение, конечно, не гарантирует благополучия индивидуума. Так, общеизвестно, что Тед Тернер принадлежит к людям маниакально-депрессивного склада. Но в целом это почтение с биохимической точки зрения идет богачам на пользу.
Для некоторых видов животных социальная иерархия столь важна, что оставляет следы в самой физиологии как доминантных, так и подчиненных особей. Мышь, например, может буквально источать запах господства. Другие особи узнают метки самца, который ранее их победил. Как это ни странно, они не стремятся убраться подальше, а ложатся прямо поверх метки, как будто спрашивая: «А где сейчас этот альфа-самец, который меня побил? Может, если съежиться от страха, то больше он этого делать не станет?»
Существует ли нечто подобное у людей? Ранее в этой книге я писал, что богатые не такие, как вы или я, – они чаще метят территорию. Конечно, это была шутка. Такая же идея, видимо, пришла в голову Ирвингу Берлину, когда он писал песню «Slumming on Park Avenue» (о том, как приятно пройтись с надменным видом сноба по территории богачей). Берлин не говорит прямо, что богачи смачивают своей мочой подошвы ног, как это делают полевки и сенегальские галаго, чтобы каждым своим шагом как можно четче обозначить границы Верхнего Ист-Сайда, но, безусловно, подтекст – легендарный «запах денег» – был узнаваем, он присутствует в любой книге о богатых. Так, в своем романе «Рубеж столетия» критик и даже основатель маленькой империи СМИ Курт Андерсен описывает медиамагната, который пахнет «ежедневной стрижкой, свежими цветами, кашемиром, кожаным салоном BMW, кислородной смесью самолета бизнес-класса и чуть-чуть цитрусом. В общем, шикарно пахнет – как богач». Этот аромат оказывает сильное действие на обычно вялого подчиненного, делая его «вдруг взвинченным и возбужденным, как тинэйджер» и заставляя его принимать любое предложение босса. Иначе говоря, он делает его покорным, как бета-мышь.
Учитывая ничтожную остроту нашего обоняния, было бы абсурдным предположить, что люди могут постоянно источать запах, ассоциируемый с социальным превосходством и (тем более) богатством. Но доминантное положение может действовать на нас иными способами, о чем наиболее ярко свидетельствует гормон гидрокортизон. Выделяемый корой надпочечников, он оказывает сильное влияние на настроение, кровяное давление, формирование мускулов и иммунных клеток, протекание воспалительных процессов и работу пищеварительного тракта. Высокий уровень гидрокортизона также необходим для того, чтобы справиться с серьезным физическим или психологическим стрессом. У доминантных особей уровень гидрокортизона растет с возникновением опасности, а затем быстро спадает до сравнительно низкого значения. Индивидуумы, для которых это справедливо, обычно легко игнорируют ложные тревоги и уверенно справляются с реальной угрозой. У подчиненных людей, равно как и у бета-мышей, картина, как правило, обратная: хронически высокий в состоянии покоя уровень гидрокортизона не сильно возрастает, когда это необходимо. Ложные тревоги пугают их, а справиться с настоящей опасностью они подчас неспособны.
Без сомнения, в реальности все не так просто. Например, недавнее исследование бабуинов показало, что есть по крайней мере два подкласса подчиненных особей: одни – пугливые и подавленные, а другие – честолюбивые и способные добиться высокого статуса в течение пяти лет. У этого второго подкласса наблюдался свойственный доминантным особям резкий всплеск уровня гидрокортизона. Но при этом они отличались высоким уровнем этого гормона в состоянии покоя, как и у остальных подчиненных особей, что, видимо, объясняется стрессом переходного этапа. Что касается людей, то ситуация здесь, вероятно, еще более сложная. Многое, например, зависит от того, подчинен ли индивидуум жестокому боссу вроде сопредседателя Miramax Харви Вайнштейна (который однажды заставил нерадивого помощника напевать: «Я резиновый член, Харви») или же более милому человеку.
Хронически высокий уровень гидрокортизона может иметь серьезные физиологические последствия, включая гипертонию, летаргию, депрессию и потерю мышечной массы (богатые здоровеют, бедные слабеют). Кроме того, гидрокортизон влияет на накопление брюшного жира. Недавнее исследование показало, что женщины, считавшие свой социально-экономический статус низким, не только имели повышенный уровень гидрокортизона, но и (видимо, как следствие этого) столь ненавистный избыточный вес. Напротив, женщины, считавшие себя богатыми и сильными, имели менее высокий уровень гидрокортизона и в основном были стройнее и лучше себя чувствовали.