[124]. Например, если вы узнаете, что кто-то совершил убийство, то у вас сложится крайне отрицательное мнение об этом человеке. Допустим, он впоследствии спас чужую жизнь, рискуя своей. Это исправит ситуацию? Нулевой баланс спасенных и отобранных жизней заставит вас посмотреть на этого человека более позитивно, как в случае с другими людьми при иных обстоятельствах? Скорее всего, нет: одно убийство перевешивает одну сбереженную жизнь. Сколько героических действий по спасению жизней необходимо совершить, чтобы загладить вину за одно убийство? Этот вопрос задали американским студентам. Оказалось, что потребуется спасти в среднем 25 жизней. 25![125] Моральная ценность одной спасенной человеческой жизни равна 1/25 унесенной жизни. Плохое действительно сильнее, чем хорошее.
В случае с генетическим тестированием психологический эффект преобладания негативного опыта особенно ярко выражен. Каждое заболевание, к которому у вас есть предрасположенность, приносит новое волнение, доводя до навязчивых состояний. Но испытать в той же мере облегчение от списка пониженных рисков не получается. Не могу сказать, что до этого момента я переживал по поводу болезни Лу Герига. Я никогда не слышал об этом заболевании, и среди моих родственников никто никогда не страдал от него. Оно было полностью вне моего поля зрения. Информация о невысокой вероятности развития болезни Лу Герига не избавила меня от переживаний просто потому, что я о ней вообще не беспокоился. Следовательно, если вы узнаете о повышенном риске развития тридцати заболеваний, а после этого получите сведения о пониженной вероятности развития других тридцати, ваши волнения вряд ли сведутся к нулю. Возросший риск развития первых болезней все равно будет тяготить. Вы неизбежно столкнетесь с информацией, связанной с этими рисками, например о заболевании члена семьи или о каком-то отклонении в вашем теле, которое похоже на симптом одного из заболеваний. И в этих ситуациях ваш уровень тревожности будет резко возрастать.
Почему мы боимся генетического тестирования: ошибочные предположения
Я описал свою реакцию на результаты генетических тестов. Но как их воспринимают другие? Сейчас психологические последствия генетического тестирования активно изучаются. В рамках различных исследований с людьми, получившими результат, связывались спустя некоторое время (от нескольких месяцев до года), чтобы расспросить об их реакциях. Испытывали ли они панические атаки, которых ожидали мои коллеги? В общем и целом – нет. Типичные реакции людей на итоги тестирования включали гораздо меньше тревоги, чем ожидалось[126]. Совсем немногие проявляли на протяжении длительного времени признаки повышенной тревожности из-за результатов тестирования. Тем не менее большинство информация о генетических рисках, казалось, совсем не задевала[127].
Вопреки моему эмоциональному опыту и некоторым прогнозам, генетические тесты, по всей видимости, не сильно расстраивают и тревожат людей. Отчего же такое расхождение в ожиданиях и действительных реакциях? Вышеупомянутый оптимистичный вывод необходимо дополнить несколькими возражениями. Во-первых, в самом большом проведенном исследовании, хотя в среднем прошедшие генетическое тестирование люди не показывали многих признаков тревожности, небольшая группа (около 10 %) участников сообщила о своих переживаниях. При этом уровень расстройства зависел от уровня риска развития заболеваний[128]. Иными словами, самыми взволнованными оказались те, чьи результаты давали серьезный повод для волнений. Из этого следует, что, хотя большинство не испытает сильного стресса в результате прохождения тестирования (поскольку, скорее всего, результаты будут неплохими), все равно результаты могут показаться кому-то пугающими. Вдобавок люди, склонные к неврозам или сильнее обеспокоенные своим здоровьем, склонны больше других тревожиться из-за результатов генетического анализа[129].
Во-вторых, исследования проводились спустя как минимум несколько месяцев после получения результатов. Поэтому, вероятно, люди недооценивали уровень своих изначальных переживаний после их прочтения. Какое бы тревожное чувство участники ни испытали, оно было самым ярким в момент первого ознакомления с результатами. Я сам сильнее всего волновался в момент первого прочтения раздела повышенных факторов риска. Спустя несколько месяцев тревоги остаются позади.
Я утверждаю это на основе многих психологических исследований, доказавших: мы крайне плохо умеем предсказывать собственные эмоциональные реакции на предстоящие события. Психологи это называют аффективным прогнозированием. Представьте: с вами произошло что-то ужасное. Например, вы стали инвалидом вследствие автомобильной аварии. Как вы почувствуете себя сначала – едва узнав, что парализованы до пояса, – и впоследствии? Мы можем достаточно точно представить себе, насколько несчастными будем, как только обнаружим себя посаженными в инвалидное кресло. Что не получится сделать так же хорошо, так это предположить длительность этого чувства – обычно мы переоцениваем период ощущения несчастья после получения плохих новостей такого рода.
Одной из причин ошибочного суждения является то, что мы сфокусированы на происшествии, которое запустило эмоциональную реакцию[130]. Конечно, превращение в человека с ограниченными возможностями не радостное событие, но мы забываем о том, что оно случилось не в вакууме, – в жизни еще будет много всего, затрагивающего наши чувства. К счастью, люди, которые оказались в инвалидной коляске, не проводят остаток жизни, концентрируясь на своем параличе. Они также переживают, достаточно ли у них денег для текущего ремонта. Или волнуются, понравится ли гостям новое блюдо на ужине. Или постоянно прокручивают в голове критику их работы начальником. Эти мысли влияют сильнее на их эмоциональную жизнь, чем факт инвалидности. Мы боимся генетического тестирования из-за неверного предположения, что любые потенциальные плохие новости, такие как известие о повышенном риске развития болезни Паркинсона, будут в центре нашего внимания на протяжении всей оставшейся жизни. И не осознаем, что дальше жизнь пойдет своим чередом со всеми ее радостями и горестями[131].
Другая причина, по которой мы преувеличиваем длительность своих эмоциональных реакций на жизненные ситуации, связана с недооценкой силы адаптации. Когда что-то хорошее происходит с вами – выигрыш в лотерею, повышение, знакомство с партнером, – со временем вы адаптируетесь к новой реальности. Изначальная радость, которую вы испытали, рассеивается. Происходит возврат к уровню счастья, более или менее близкому к тому, который наблюдался до счастливого события. То же касается и плохих событий. Если вы оказываетесь в инвалидном кресле вследствие аварии, разводитесь или узнаете о тяжелом заболевании, то со временем адаптируетесь к новой реальности. И уровень счастья приближается к тому, что был до печального происшествия. Конечно, длительные изменения существуют: победители лотерей действительно счастливее, чем жертвы аварий, даже спустя годы после выигрыша. Но, по сути, разрыв в уровне счастья между двумя группами уменьшается по прошествии времени, потому что люди умеют приспосабливаться к новым условиям[132]. Психологи называют такую адаптацию гедоническим колесом, где наши ожидания поспевают за разворачивающимися жизненными событиями. Ключом к гедоническому колесу является тот факт, что можно приспособить свои надежды к новой ситуации только тогда, когда она совершенно ясна. Напротив, к неизвестному адаптировать свои ожидания совсем непросто. С точки зрения психологии неопределенность держит нас в возбужденном состоянии[133].
Проклятие неопределенности и его влияние на генетические тесты
Утверждение, что мы легче приспосабливаемся к точному знанию, нежели чем к неопределенности, как нельзя лучше подходит к случаю генетического тестирования. Анализ ДНК может как уменьшить, так и увеличить субъективное ощущение неуверенности в будущем. Во-первых, давайте выясним, как генетическое тестирование может снизить чувство неопределенности. Рассмотрим случай Аннеке Ван Кирк. Недавно вышедшая замуж Аннеке начала замечать все более странное поведение у своего мужа. Он стал чаще суетиться. Временами бродил взад-вперед по дому, иногда резко дергаясь. Нередко на его лице возникали странные гримасы. Мужчина постоянно жаловался на приступы головокружения и стал крайне невезучим, однажды даже случайно поджег себя. Будучи любящим мужем, иногда он становился необычайно грубым, разражался злобными тирадами и вслух принижал окружающих. Однажды супруг Аннеке изуродовал ее ценную коллекцию книг по непонятным причинам. Он надолго замыкался в себе и молчал. Потом мужчина перестал мыться и ухаживать за своим телом. Он стал настолько не от мира сего, что даже не посетил Аннеке в больнице после рождения дочери. Затем его состояние ухудшилось, его начало сильно трясти, и у него начались неконтролируемые мышечные спазмы. В конце концов, мужчина больше не мог контролировать свои мышцы и оказался прикованным к больничной койке, где умер спустя несколько лет в 55[134].
Муж Аннеке, легенда фолк-музыки Вуди Гатри, страдал от деструктивных симптомов хореи Гентингтона. Это страшное заболевание имеет очень простые и понятные генетические причины. В гене HTT, расположенном в четвертой хромосоме, есть серия из трех нуклеотидов, содержащих соответственно азотистые основания цитозин – аденин – гуанин (CAG). Аминокислота глутамин постоянно повторяется внутри гена (то есть CAGCAGCAGCAG). У большинства эта последовательность воспроизводится не более 35 раз, и для них число повторов, кажется, не имеет никаких биологических последствий. У других людей эта последовательность может быть повторена от 36 до более чем сотни раз. Если количество повторов настолько велико, ген производит мутированную форму бе