Например, антрополог Хелен Дэвис предложила пройти тест Равена представителям племени цимане, занимающимся сельским хозяйством и собирательством и живущим в глубине дождевых лесов Боливии. Каков результат? Чтобы дать вам общее представление, дети «среднего интеллектуального уровня» 11 лет правильно отвечали хотя бы на 78 % вопросов, а их «умственно отсталые» (устарелое обозначение плохо выполнивших задания, которое использовалось в руководстве к тесту) ровесники правильно отвечали хотя бы на 47 % вопросов[386]. Какая доля правильных ответов была у 11-летних детей цимане? Всего 31 % – настолько низкий показатель, что он не включен ни в одну категорию оценки теста[387]. Но другая группа племени цимане, которая проживала в деревне и посещала школу, показала гораздо лучшие результаты. В частности, те взрослые, кто имел школьное образование, правильно ответили на 72 % вопросов, а те, кто не ходил в школу, справились не лучше детей, дав всего 31 % правильных ответов.
Эти результаты указывают на два ключевых факта. Во-первых, тест Равена не является независимым от культуры, так как те цимане, кто живет в деревнях и посещает школу, справляются с тестом в два раза лучше, чем их соплеменники из поселений, в которых школы отсутствуют (это с учетом того, что школы там предлагают только элементарное образование). Опыт формального обучения среди цимане имеет огромное влияние на способность к абстрактному мышлению. Во-вторых, если предположить, что IQ является прямым отражением интеллектуального потенциала, то цимане, которые не получают школьного образования, являются в крайней степени «умственно отсталыми». Если буквально воспринимать эту оценку, то выходит, что целое общество совершенно неспособно позаботиться о себе. Следовательно, все племя необходимо поместить в лечебное учреждение. Конечно, такое заключение представляется абсурдным. При встрече эти люди не покажутся вам глупыми. У них феноменальные способности отслеживания добычи, они умеют создавать орудия и добывать пищу из окружающего леса. У них глубокие познания о сотнях видов флоры и фауны. Веками они выживали в очень непростых условиях. Иными словами, умственные способности цимане развились таким образом, чтобы позволять им быстро справляться с трудностями, возникающими в их окружении. Тест Равена просто неприменим для оценки этих способностей. Он не является отражением по-настоящему универсального интеллекта, а лишь показывает, как хорошо люди могут с ним справиться.
Не только методы измерения интеллекта связаны с культурным опытом. Похожие результаты прослеживаются и в случае с оценкой других умственных способностей, включая самые простые навыки. Взять, к примеру, исследование, которое проводилось с участием племени пирахан, проживающего в бразильской Амазонии и занимающегося охотой и собирательством[388]. Язык пирахан не содержит наименований чисел, помимо слов, обозначающих «около одного», «около двух» и «много», а представители племени не проходят какого-либо формального обучения счету. Как и цимане, они обладают удивительными навыками отслеживания и поиска пищи, которые позволяют им выживать в сложных условиях Амазонии. Несмотря на такое очевидное доказательство их развитого интеллекта, арифметические способности членов племени не дотягивают до уровня четырехлетнего американского ребенка. Вот что произошло во время одного из исследований: взрослому аборигену показали пустую банку, в которую экспериментатор положил шесть орехов, один за другим. Затем он наблюдал, как из банки по очереди достают пять орехов. Испытуемого спросили, остались ли орехи в банке. Ответ он дать не смог, так как не умел считать и не смог отследить точное количество орехов. Без таких культурных основ, как знакомство с числами, у представителей племени пирахан, по западным стандартам, отсутствуют даже зачатки умственных способностей.
Еще один более удивительный пример с племенем хадза в Танзании, занимающимся собирательством и охотой. Взрослым аборигенам выдали пазлы из шести элементов – такие часто собирают четырехлетние американские дети. Они никогда раньше не видели пазлов и были озадачены. Большинство не смогло составить картинку, а те, кто смог, потратили на это несколько минут[389]. Взрослые представители племени с трудом справились с задачей, которую западные дети дошкольного возраста решают ради развлечения. А ведь хадза называют «собирателями с наиболее сложным сознанием на Земле»[390], и у них невероятно обширный набор умственных способностей, позволяющий успешно существовать в крайне непростых условиях.
Вышеперечисленные примеры демонстрируют, как интеллект не является врожденным, а формируется вследствие воздействия окружающей среды. Если бы вы воспитывались без школьного образования в каком-нибудь племени, то тоже вряд ли смогли бы выполнить простые задания из теста Равена или подсчитать количество орехов в банке, а детский пазл стал бы труднейшей задачей дня. С другой стороны, вы бы овладели массой знаний и способностей, необходимых для выживания в сложнейших природных условиях на планете, – навыков, которыми совсем немногие из читателей этой книги могут похвастаться. Предполагаю, что если бы меня оставили одного в дикой природе Танзании, то я бы, скорее всего, умер от жажды или голода. И то, если бы раньше не отравился ядовитыми ягодами или не угодил в логово гиен. В конечном счете мы приобретаем разные интеллектуальные способности, которые позволяют нам соответствовать требованиям окружающей среды. А наш мозг, в свою очередь, меняется на протяжении всей жизни в ответ на наш опыт.
Итак, интеллект нисколько не похож на сущность. Но из-за эссенциалистских предубеждений мы подспудно ожидаем, что групповые различия в любой сфере, включая IQ, являются результатом разницы в генах между популяциями, не замечая влияния опыта на умственные способности. Херрнстайн и Мюррей не устояли перед соблазном таких неверных, но интуитивно понятных эссенциалистских рассуждений, как и многие другие, кто выдвинул схожие расистские теории развития интеллекта.
В евгеническом движении начала ХХ в. представление об интеллекте как о сущности было сопряжено с интересом к сущности другого человеческого качества – склонности к совершению преступлений. Ключевой заботой евгенического движения были так называемые слабоумные – широко используемое понятие, которое распространялось и на тех, кто плохо учился в школе, и на носителей криминальных наклонностей. Опасения были связаны с тем, что они превзойдут по количеству здравомыслящих сограждан и постепенно «заразят» всю человеческую расу.
Криминальные гены
Бродвейская пьеса 1954 года «Дурное семя» рассказывает историю о любящей и самоотверженной матери по имени Кристина и ее замечательной восьмилетней дочери Роде. Но вскоре становится ясно: Рода не так невинна, как кажется на первый взгляд. Однажды девочка позавидовала своему другу Клоду, который получил медаль за чистописание, опередив ее. Рода встретилась с мальчиком на причале у озера, сняла туфли, в которых танцевала чечетку, и била его стальными носами, пока он не отдал ей медаль. Вдобавок девочка столкнула приятеля в озеро и каждый раз, когда он пытался зацепиться за край причала, била его по пальцам теми же туфлями до тех пор, пока он не утонул. Подобным образом дочь Кристины избавлялась и от других людей, которые доставляли ей неудобства. При этом окружающие считали ее милейшим созданием. Как Рода могла оказаться способной на такие невыразимо ужасные поступки? Пьеса дает вполне правдоподобный ответ: мама девочки Кристина с раннего детства воспитывалась в приемной семье и никогда не видела свою биологическую мать, которая, как выясняется, была серийной убийцей. По всей видимости, маниакальные гены матери Кристины перескочили через поколение и проявились в маленькой милой Роде. Как говорится в пьесе, «некоторые люди – плохое семя: они просто испорчены с рождения, и это никак не изменить»[391].
Пьеса резонирует с извечным вопросом: как можно понять, почему люди иногда совершают чудовищные преступления? Самые жуткие действия настолько сильно выходят за пределы логически объяснимого, что нам естественным образом хочется сосредоточиться на сущности преступника. Самым удовлетворительным ответом на вопрос, почему Рода совершила свои ужасные преступления, являлось объяснение, что в ней было что-то, что сгнило до самого основания. Именно злобная сущность девочки побудила ее совершить такие поступки.
Английский психиатр XIX в. Генри Маудсли дал простое объяснение: «Злодеи становятся таковыми не по доброй воле… а в силу своих природных наклонностей». Такое видение влечет за собой массу последствий. Например, если корень зла лежит в природе человека и дурное поведение не является результатом опыта, то возможно ли вообще предотвращать преступления? Маудсли дальше описывает криминальность как «неизлечимую болезнь… Пес съедает свою рвоту, а свинья всегда будет валяться в грязи… Каким образом то, что формировалось на протяжении поколений, можно переделать в течение одной жизни? Может ли житель Эфиопии изменить собственный цвет кожи, а леопард – избавиться от пятен?»[392]. По мнению Маудсли, проблема преступников лежала в их сущности, которая не позволяла им не совершать злодеяний.
Каким экстремальным бы ни казалось мнение Маудсли, оно не было редким для той эпохи. Криминология только зарождалась в то время благодаря итальянскому ученому Чезаре Ломброзо – ключевой фигуре в истории этой науки[393]. Ломброзо утверждал: несмотря на то что большинство преступлений совершается случайным образом людьми, попавшими в неблагоприятные условия, около 40 % преступников не имели другого выбора – их путь предопределялся с рождения. Сущность этих людей такова, что они предрасположены к совершению преступлений. Ломброзо посвятил б