Безмолвные слезы покатились по щекам сами собой. Без всхлипов и надрывов. Лим неловко уткнулся подбородком мне в макушку и прошептал, успокаивая, как маленького ребенка:
– Сколько ночей я молился, чтобы увидеть тебя вновь, хотя бы во сне.
В его словах не звучало ни упрека, ни осуждения, почему меня так долго не было, лишь печаль, что времени отпущено так мало. Я прижалась к нему еще сильнее.
– Ты моя вечность, судьба.
Все же всхлипнула и задрала голову. Наши взгляды встретились. Нежность и грусть смотрели на меня, и я ощутила, что эти глаза до последних моих дней – глаза любви и совести моей.
Лим поднял связанные руки и неловко стер слезы с лица.
– Даже во сне эти инквизиторские оковы, – мой голос осип.
– В реальности – это магические кандалы. После суда пришлось с ними сродниться.
– Меня не было неделю. Всего неделю в прошлом. Почему же в нашем времени прошло полтора месяца? – вопрос, обращенный, мирозданью, был полон отчаяния.
– Время… Оно слишком непредсказуемо. Обещай мне, что позаботишься о себе и малыше. Неважно где и когда, но ты должна жить.
Было такое ощущение, что он прощается со мной, и слушать эти слова не хотелось. Я жадно потянулась к его губам. Ничего он от меня не добьется. Никаких обещаний, что смогут примирить его с судьбой. Если на этом свете его будет удерживать одна мысль: его любимая и его ребенок в опасности – буду жестокой, не подарю Лиму успокоения, клятвы, что сбегу во временной поток, навсегда скрывшись от инквизиторов в прошлом.
В поцелуе мы были свободны, вне оков чужих наветов и лживых игр. Было ощущение, что мы воруем эти мгновения. Наши языки, без оглядки на цензуру, познавали друг друга, как в первый раз. Мы давали друг другу губы, делили один судорожный вздох на двоих, прижимались до боли и не думали ни о чем.
Лишь руки, лишь тепло наших тел в промерзшей насквозь ветхой сторожке.
Два любящих сердца, балансирующих на грани отчаяния и надежды. Судорожные вздохи и дрожь, рожденная внутри. Торопливые движения. Как же это сложно: надышаться друг другом, когда отпущено так мало – всего лишь сон.
Последний, увы, в отличие от яви, имел свойство прерываться мгновенно. В один миг черты Лима поплыли. Еще секунду назад осязаемый, он стал туманом. Пытаясь удержаться в грезах, я до боли зажмурилась. Не помогло. В уши настойчиво ввинчивались звуки ругани, треск дерева и звон разбивающейся посуды.
Еще не открыв глаза, я уже ненавидела всех, а когда отдернула одеяло и все же подняла веки, поняла, что разбудившая меня какофония родом из-за стенки, а точнее, из комнаты Пауля, что была по соседству с моей.
«Что же успел натворить за ночь этот неугомонный вампир?» – успела промелькнуть мысль, прежде чем раздался выстрел.
Я буквально выпрыгнула из кровати, лихорадочно ища взглядом одежду. Джинсы, партизанами заползшие под кровать, так, что виднелся лишь край штанины, рубашка, оккупировавшая кресло, сандалии, купленные вчера вечером, ибо антикварная обувка восемнадцатого века приказала долго жить аккурат в тот момент, когда мы выходили с пляжа.
Одевалась на автомате, пока не до конца проснувшийся мозг соображал, что нужно делать? По результатам сканирования местности торшеру с латунной подставкой выпала почетная честь стать оружием локального поражения. Именно с этим осветительным прибором в обнимку я решила штурмовать комнату Пауля. Выглянула в коридор. Из некоторых дверей любопытствующе высовывались макушки, а самые находчивые – и с телефонами, дабы не пропустить сенсацию местечкового разлива.
В комнату же Пауля проникнуть, как оказалось, можно было беспрепятственно: створка двери лежала на полу поверженным тамплиером. В качестве победителя-сарацина выступал грузного вида мужчина. Он стоял на попранной двери и экспрессивно размахивал пистолетом. Пауль, прижимая подушку к самому дорогому, стоял в углу, а на кровати, натянув одеяло на грудь, наличествовала премиленькая синьора, в чьей родословной отметились как азиаты, так и индейцы. О последнем свидетельствовали типично монгольский разрез глаз и красноватый оттенок кожи.
– Папа, это не то, что ты подумал! – пыталась убедить мужчину прелестница.
Мысленно усмехнулась: увы, избитое выражение, слетевшее с уст черноокой, может быть отнесено к любой ситуации лишь в том случае, если адресат – блондинка. Папочка красотки, увы, не подходил ни по одному из критериев. Во-первых, он сиял лысиной не хуже лампочки Эдисона, во-вторых, к женскому полу его нельзя было отнести даже с натяжкой. Поэтому перекись водорода ни в коей мере не могла повлиять на его мыслительные способности, как это происходит у некоторых красоток с пепельной шевелюрой.
Мне стало жутко любопытно, что придумает девица, ибо ситуация была весьма очевидна: чего только стоил Пауль в костюме Адама. Хотя, может быть, черноокой срочно понадобился сеанс массажа. Внутреннего.
Слова мужчины были созвучны с моими мыслями:
– Здесь и думать не нужно, – прорычал он. – Одевайся, Милана! И пусть этот жиголо тоже натягивает штаны! Мне уже надоели твои выходки. Соседи и так уже не только за спиной, но и в лицо называют тебя путаной и развратницей. Сейчас вы двое идете в ближайшую церковь. Хватит. Будешь замужней синьорой за этим…
Свои слова мужчина решил подтвердить еще одним выстрелом. Пуля, запечатлевшая свой поцелуй на плафоне люстры, послужила причиной дождя из осколков.
Вампир еще сильнее вжался в угол, девица с готовностью закивала, а я, поудобнее перехватив подставку торшера, поступила в лучших традициях неприятностей: подкралась незаметно и ударила в самый неожиданный момент.
В первый миг показалось, что действие эффекта не возымело и череп у отца красотки не иначе как из бетона, но потом грузное тело начало медленно заваливаться на бок.
Увы, по не зависящим от меня обстоятельствам насладиться зрелищем до конца не удалось. Организм решил, что утро – самое время для постижения прелестей беременности. Конкретно – токсикоза. Тошнота подкатила к горлу вязким комом горечи. Телу было наплевать на околопостельные страсти, бушующие вокруг.
Я же поняла простую истину: нет человека более целеустремленного, чем тот, кто ищет санузел. Его не отвлекают ни звонки, ни интересный пейзаж за окном, ни баталии, разворачивающиеся прямо перед носом. У него есть цель, и он к ней стремится, сметая все на своем пути.
Спустя несколько непередаваемых мгновений я смогла поднять голову над раковиной и ополоснуть лицо. Слегка пошатываясь, вышла из ванной.
Вернувшись в комнату, я застала влюбленных голубков уже частично одетыми. Не целуйся они в перерывах между натягиванием носков-футболок, были бы укомплектованы полностью. Ни красотку, ни тем более вампира наличие блюстителя дочерней нравственности, находящегося в отключке, не смущало.
– Ну, ребята, вы даете! – первое, что пришло на ум из цензурных выражений.
Нет, я, конечно, слышала, что экстремальные ситуации и зашкаливающий адреналин стимулируют инстинкт размножения, но чтобы настолько…
– Тебе нужно уходить, – страстно прошептала черноокая, прижимаясь голой грудью к торсу вампирчика. Тот, не будь дурак, предпочел еще раз убедиться, чем так привлекательны молочные железы для мужчин любого возраста и, применив метод пальпирования, приступил к исследованию. Девица выгнулась кошкой и застонала, однако нашла в себе силы прошептать: – Свидетели наверняка вызвали полицию.
Да, прелестница, несмотря на бушующие гормоны, все же рассудок отчасти сохранила. Пауль же, не имевший дела со стражами закона, не придал этому восклицанию особого значения. Мне, глядя на то, как блондинчик предается разврату на глазах у осмелевших соседей, чьи головы венчиком обрамляли дверной проем, осталось тяжело вздохнуть.
Я бочком обошла ненормально-любвеобильную парочку и подняла пистолет. Что-то подсказывало, что в ближайшей убегательной деятельности этот милый артефакт, развязывающий языки, поднимающий даже из самого глубокого обморока лучше нашатыря и заставляющий самых заклятых врагов быть доброжелательными, мне понадобится.
Повертев в руках пистолет, я обратилась к той, кто, как истинная дочь отца, должна была знать одну простую вещь: где у этой шайтан-штуковины предохранитель. Дева, услышав вопрос, сфокусировала взгляд на мне.
Пришлось еще раз озвучить свой интерес, после чего красотка соизволила провести ликбез по обращению с огнестрелом. Сводилась лекция по безопасности к одной фразе:
– Оттяни вот тот рычаг впереди, – и для пущей моей сообразительности ткнула наманикюренным коготком в верхнюю часть рукоятки пистолета.
Едва провела нехитрую манипуляцию, как в коридоре послышался крик:
– Всем встать лицом к стене, руки за голову! Это полиция!
Вампир ошалело замотал головой, переводя взгляд то на меня, то на пассию, то на громилу, все еще пребывавшего в отключке. Не иначе, Пауля пронял-таки властный крик блюстителей Фемиды.
Увы, вариант удрать через окно исключался по той простой причине, что с четвертого этажа пикировать на голую брусчатку не было желания ни у меня, ни у Пауля. Путь через коридор был отрезан бравыми стражами закона.
Спустя секунду мысленных метаний пришла к тому, что пора прибегнуть к самому надежному в России плану: «Авось пронесет!»
Подбежала к окну и, распахнув створки, глянула вниз. Земная твердь приветствовала нас безукоризненно ровно уложенной брусчаткой. Но кто сказал, что нужно приземляться на нее?
Окно третьего этажа находилось аккурат под нашим. Недолго думая, дернула штору. Увы, карниз был вмонтирован на совесть.
– Помоги! – рявкнула на Пауля.
Вампир, до этого замерший, словно печень тусовщика в страхе перед пятницей, получив простые и понятные указания, ринулся в бой с элементом декора. Схватил портьеру и резко потянул вниз, налегая всем весом.
Против таких страстных объятий текстиль устоял, а вот его крепеж – нет. Не мешкая, установила гардину так, что она встала поперек окна, ухватилась за край шторы и, мысленно перекрестившись, начала спуск.