Скок купил два эскимо и вместе с Леной стал чинно прогуливаться по фойе, любуясь на настенные барельефы, иллюстрирующие государственную политику первой половины тридцатых годов. Доминировала военная тематика. Здесь были представлены бегущие красноармейцы, несущиеся танки и летящие аэропланы, из которых сыпались бомбы, похожие на крупную картошку. Лишь один барельеф затрагивал мирную жизнь. На нем пионеры, словно невиданного зверя, разглядывали ушастого кролика. Впрочем, кролик скорее напоминал собаку породы спаниель.
Наша парочка полюбовалась на пропагандистские мотивы далекого прошлого, съела мороженое, а тут и в зал пригласили. Скок и Лена уселись; свет медленно погас, и на экране возник логотип киножурнала «Новости дня». Они, вместе с остальными зрителями, узнали об ударной работе бригады проходчиков шахты «Капитальная-бис» в Кемеровской области, о визите правительственной делегации в Чехословакию, о новом спектакле, идущем на сцене Большого театра.
– Хрень! – выразил вслух свои впечатления от просмотра Скок, за что Лена дернула его за рукав рубашки.
Зазвучала энергичная музыка, и на экране возникло слово «Фантомас». Зрители взволнованно вздохнули. Замелькали титры. Скок успел прочитать полузнакомую фамилию «Жан Марэ» и вовсе незнакомую «Луи де Фюнес». Начало сразу брало зрителя, что называется, за рога. Ограбление ювелирного салона, исчезающая подпись на чеке, хорошо одетый мужчина с каменным лицом, неожиданно стащивший с себя это самое лицо и оказавшийся чудовищем с зеленой рожей.
– Хрень, – вновь повторил Скок, но на этот раз еле слышно. Однако фильм постепенно увлек его. Действие развивалось стремительно. Фантастические трюки сменялись еще более невероятными. К тому же появился некий непомерно жестикулирующий и гримасничающий комиссар полиции по имени Жюв, на вид вылитый еврей. Этот персонаж чрезвычайно веселил публику, которая на каждую его реплику отвечала гомерическим хохотом. Скоро выяснилось, что чудовище с зеленой рожей и есть пресловутый Фантомас, вознамерившийся внести сумятицу и хаос в повседневную жизнь французского государства. Зрители ревели от восторга. Позади Скока сидел какой-то не в меру эмоциональный парняга, который в бешеном восторге непрерывно подпрыгивал в своем кресле и вопил: «Во дают, во дают!!!» Скок тоже взирал на экран с большим интересом, хотя и вел себя значительно скромнее. Головокружительный сюжет раскручивался то на фоне парижских улиц, то среди холмов сельской Франции, то переносился на берега лазурного Средиземноморья. Именно стремительная смена декораций больше всего привлекала Скока. «Живут же люди, – мысленно повторял он. – А тут…» В памяти всплывали только что слышанные речи продавщицы марок, сквозь карман рубашки сердце жгли гаитянские марки.
«А если и самому организовать нечто подобное? – кумекал Скок, следя за очередной проделкой Фантомаса. – Изготовить зеленую маску, напялить ее, и…»
О том, что будет дальше, Скок старался не думать, однако он верил: все пройдет на «отлично». Нужно только наметить объект и вооружиться.
Он завозился в кресле. Что-то мешало сидеть, впивалось в ляжку. Скок сунул руку в карман. Ключи. И монета… Именно она давила на ногу, мешая сосредоточиться на фильме. Скок достал ключи и сжал их в потной ладони.
Нечто подобное давно шевелилось в голове нашего героя. Хапнуть сразу и много! А потом? Там будет видно. Но почему он, карманник, вдруг собрался на грабеж, Скок и сам себе объяснить не мог. Хотя почему не мог? Никакой особой загадки тут не наблюдалось. Ему были нужны деньги. Много денег! Зачем? Все очень просто. Скоку надоело влачить жалкое существование, надоело считать рубли, которые просачивались меж пальцев, словно вода. Как только у него будет много денег, он первым делом купит Ленке шикарный подарок. Например, норковое манто. Или даже шубу! Нет, шубу, наверное, нельзя. Слишком заметно. Что-нибудь поскромнее. Серьги, например. Да, серьги! Причем с бриллиантами. Тысячи за полторы или за две. Хорошо. Купит он эти серьги, а она спросит: откуда деньги? Премию получил. Премию? Таких премий третьим подручным не дают. Тогда что? Выиграл на облигацию трехпроцентного займа! Но у него отродясь не имелось этих самых облигаций. Наследство? Какое, к черту, наследство?! От кого? Конечно, можно что-нибудь наплести. Типа: умер старенький дедушка в Костроме. Домишко от него остался. Домишко продали, вот и бабки. Ладно, там разберемся. Сначала нужно заиметь эти самые бабки.
Оружие у Скока имелось. Мы уже рассказывали про скрапную площадку, хоть и находившуюся на территории завода, однако в ту пору никем не охраняемую и бывшую в двух шагах от землянок Карадырки. Было время, Скок пропадал там целыми днями. Само собой, не просто так. У него имелось два пистолета. Немецкий «парабеллум» и «наган». «Наган» выпуска 1938 года так вообще был в смазке.
Пацаном Скок достаточно пострелял здесь же, на Карадырке, целясь в галок и ворон, но позже оружие припрятал. Карманнику пистолет ни к чему. Найдут – только срок добавят. Хотя прошло много лет, Скок прекрасно помнил, где он спрятал стволы. Под землянкой имелся погреб, куда мать ссыпала картошку и хранила запасы солений. Вот там, прямо под бочкой с квашеной капустой, он и устроил тайник. Выкопал в глиняном полу небольшую яму, засунул туда оружие, потом заложил яму доской, присыпал глиной и поставил бочку на место. Значит, придется идти на Карадырку.
На следующий день после смены Скок и отправился туда.
Вечерело. Небо над рекой порозовело. На западе огненный шар солнца медленно сползал за цепь далеких гор. Над головой заливался жаворонок. Пахло степным разнотравьем, нагретым за день камнем и пылью. Скок, посвистывая, поднимался в гору. Ему вдруг почудилось: добыча уже в кармане, и теперь нужно ее с толком истратить. Зачем куда-то ездить? Можно и здесь построить дом и зажить по-человечески. Жил же Федул…
«…пока его не убили», – язвительно заметил внутренний голос.
М-да. Скок остановился на пригорке и обернулся. Прямо перед ним до самой горы высились трубы. Некоторые изрыгали клубы разноцветного, в основном красноватого, дыма. И небо в той стороне было не голубым, а бурым. Словно неопытный рисовальщик размазал по листу бумаги коричневую и черную акварельные краски. Степной дух неожиданно сменился едким химическим запахом, от которого тут же запершило в горле.
Скок закашлялся и сплюнул. «Чад, копоть и окалина», – неожиданно всплыли в сознании слова продавщицы марок.
– Точно! – вслух произнес Скок. – Какие здесь могут быть дома! Только на Гаити!
Он вновь зашагал в гору. Появились первые землянки. Сейчас они выглядели еще более жалко, чем обычно. Скособоченные хижины скорее напоминали собачьи конуры, чем человеческое жилье. И тишина! Только ветер посвистывает в жалких оградках палисадов.
«Как на кладбище, – пришло в голову. – Тоска!»
Мать на этот раз была дома. Она лежала на кровати и, казалось, дремала. Услышав шум, она подняла голову:
– Это ты, Юрка?
– Точно, мамаша. Вот навестить зашел. Чего лежишь? Или заболела?
– Вроде того. Неможется чего-то. Вроде голова пухнет. Встанешь, качать начинает.
– И давно у тебя такое?
– Второй день.
– А ешь чего?
– Да какое там, ешь. Картошки вон третьего дня нажарила. Так и стоит. Поковыряю, поковыряю, а в рот не лезет.
– На больничку тебе нужно.
– Какая больничка?! Мы своими средствами лечимся. На плите кастрюлька стоит. Плесни-ка из нее в чашку. Теперь достань из шкафчика чекушку. Налей полстакана. Так. Давай сюда и то и то.
– Может, не надо?
– Я сама знаю, что надо, что не надо.
Она выпила водку и тут же запила ее остро пахнувшей жидкостью из чайной чашки.
– Что это? – спросил Скок, когда мать отдышалась.
– Лечебный отвар из семи трав.
– Дрянь какая-то…
– Сам ты дрянь! Всю жизнь мне помогало, и теперь поможет.
– Ну смотри.
– Смотрю, смотрю…
Скок открыл люк в полу и полез в погреб.
– Ты куда? – спросила мать.
– За капустой.
– Нет там никакой капусты. Зачем мне она?
Но Скок не слушал. В погребе пахло гнилой картошкой и прелью. Он чиркнул спичкой, зажег стоявший на притолоке огарок. Вот и бочка. Она и вправду пуста. Тем лучше. Он отодвинул бочку в сторону, нагнулся, вынул деревяшку и достал из тайника тяжелый сверток.
Вот они, родимые!
Оба пистолета были завернуты в промасленную ветошь и сами сплошь покрыты жирным солидолом.
– Ты чего там рылся?
– Игрушки искал.
– Какие еще игрушки?
Скок сел за стол и стал разглядывать оружие. На стальной поверхности не было заметно ни единого пятнышка ржавчины. Скок вытащил обойму из «парабеллума», затем оттянул раму затвора и спустил курок. Раздался сухой щелчок.
– Чего там у тебя?
– Говорю же: игрушки. С детских лет сохранились.
Мать привстала.
– А-а, пистолеты…
– Точно, мамаша.
– Зачем они тебе?
– Пострелять маленько хочу.
– Кончай эту дурь. Снова в тюрягу загремишь.
– Если с умом, не загремлю.
– С умом… Ты и раньше все делал «с умом», да у тех, которые тебя прихватили, видать, ума побольше твоего.
Скок засунул обойму на место и стал разглядывать «наган». В барабане имелось всего три патрона. Он вытащил их и нажал на крючок. Щелчок показался ему громче, чем у «парабеллума». Оба пистолета выглядели вполне исправно. Итак, он вооружен. Теперь нужно искать объект.
Скок встал из-за стола и взглянул на мать.
– Ладно, мамаша, пойду я… Ты давай выздоравливай. Я на днях еще забегу тебя проведать. И ешь, а то загнешься не от болезни, а с голодухи. За тобой хоть кто-нибудь присматривает?
– Маруся-соседка раз в день заходит.
– Вот и хорошо.
– А у тебя-то как дела?
– Помаленьку, мамаша. Пашу на мартене, живу в общаге.
– А пистолеты тебе на кой черт?
– Пока точно не знаю. Есть одна задумка…
– Ты уж осторожней, смотри.
– Постараюсь.
Теперь, ощутив в руках оружие, Скок окончательно созрел. Он по-прежнему ходил на смену, кидал лопатой раскислитель, шутил с товарищами по бригаде, случалось, выпивал с ними после работы, но голова его была занята лишь одним: где найти подходящий объект для нападения?