Через неделю, совмещая аффирмации с нестероидными противовоспалительными препаратами, хворь победили, и пациент убыл.
Наконец мой кабинет решили закрыть на ремонт, а мне выделить другой. Предложили большой кабинет на втором этаже, рядом с регистратурой. Его никто не хотел занимать, несмотря на размеры и наличие четырех окон. Причины открылись сразу: во-первых, это бывшая лифтовая, поэтому кабинет был, как кишка, вытянут, продувался всеми ветрами из щелей в окнах зимой и нестерпимо нагревался летом. Во-вторых, отсутствовала раковина, что осложняло осмотр пациентов. И главное – мебели не было и не планировалось в связи со скудным финансированием больницы.
Вечером на домашнем совете было принято соломоново решение. Как я говорила, родители у меня – чиновники, поэтому, подключив связи, больнице передали в безвозмездное пользование офисный стол, стул, шкафы, тумбы, жалюзи и даже горшки с цветами.
Уже на следующее утро к зданию больницы подъехал грузовик, груженный мебелью. Ее оказалось больше, чем требовалось для моего кабинета. Поэтому лишние шкафы перекочевали в отдел кадров, тумбы потом я видела у старшей медсестры, а стулья переехали к заведующему. Все это заботливо оприходовал и поставил на баланс больницы улыбчивый главбух.
Кабинет преобразился до неузнаваемости! Светлая мебель отлично гармонировала с яркими римскими шторами. Цветы, расставленные на подоконниках, стараниями санитарок обрели новую жизнь. А притащенная мной огромная ярко-оранжевая картина, изображающая бабочку, отвлекала внимание особо буйных пациентов на приеме, и они завороженно замирали, уставившись на нее.
Даже солнечный свет, который раньше испепелял все живое в данном кабинете, теперь наполнял его уютом и теплотой.
Через какое-то время меня, памятуя об опыте 1918 года, решили уплотнить: посадить второго невролога, терапевта или кардиолога. И только угроза уйти во внеплановый аспирантский отпуск на два месяца остановила порыв руководства. Кабинет был отбит, на дверь торжественно водрузили расписание приема.
Вальдемар появился спустя полгода с женой. Мне передали ее визитку, информация с которой гласила: все те же звания, только на ступень ниже. И еще она является замом самого главного среди самых главных. Имя – Миранделла. По паспорту – Галина.
У пациентки тоже болела спина.
Покидая мой кабинет, Вальдемар задумчиво уставился на бабочку на стене и сказал:
– Я же говорил, все дело в кабинете. Теперь аура у вас светлая. Но все равно приходите, я вам ее заряжу.
Пришлось отказаться.
После увольнения из больницы за мой кабинет развернулась нешуточная битва. Еще накануне я раздала цветы, книги и сувениры. Шторы ушли к терапевту, крутящийся стул забрал проктолог, а кулер – уролог.
Визитки магов уехали со мной в Москву как память.
Врачи не болеют
Бедные болеют от нужды, богатые – от довольства, работающие – от напряжения, бездельники – от праздности, неосторожные – от неосторожности, осторожные – от осторожности.
Я начал прямо по алфавиту. Прочитал об анемии – и убедился, что она у меня есть и что обострение должно наступить недели через две. Брайтовой болезнью, как я с облегчением установил, я страдал лишь в легкой форме, и, будь у меня она одна, я мог бы надеяться прожить еще несколько лет. Воспаление легких оказалось у меня с серьезными осложнениями, а грудная жаба была, судя по всему, врожденной. Так я добросовестно перебрал все буквы алфавита, и единственная болезнь, которой я у себя не обнаружил, была родильная горячка.
Считается, что у врача, как у чекиста, должны быть «…холодная голова, горячее сердце и чистые руки». Ну, если с руками и сердцем все понятно, холодная голова порой подводит.
Также общепризнана аксиома: врач никого не боится – «ни черта, ни Бога, ни даже советской власти». Как Леонид Рогозов, сам себе сможет удалить аппендицит или, как хилер, сделать операцию, не повредив окружающие ткани. Сколько раз каждый из нас слышал фразу: «Как? Ты не любишь вида крови? Ты же врач!» Скидки не делаются никому. Даже студентам. Даже терапевтам.
Врачи, в силу специфики работы, очень мнительны.
Если заболевает ушибленный палец на ноге – первая мысль про злокачественное новообразование кости, после чего последует ампутация, протез или неизбежная кончина. И чем больше знаний, тем больше перечень возможных летальных вариантов и тем сроки приближающейся кончины ближе. Статистика по осложнениям у медиков лишь подпитывает тревожные умы и усиливает страхи.
Это многократно усиливается, когда врач начинает самостоятельно лечиться. Тут уровень мракобесия зашкаливает.
Вчера он восемь часов стоял за операционным столом и провел сложнейшую операцию на поджелудочной железе, а сегодня теряется, когда у него начинает течь из уха. Если из уха потечет у пациента, знакомого или родственника – он мигом примет решение, что делать. Но вот лечить себя врачи, как правило, не умеют.
У студентов это наиболее ярко заметно. Помню, на старших курсах у нас был предмет «Психиатрия и наркология». Всех пригнали в диспансер на занятия, которые у медиков всегда сопровождаются теоретической и практической частью. На практике либо приглашают пациентов – группа их осматривает и расспрашивает, либо же, что чаще, осмотры пациентов индивидуальны и проходят в палатах. Нам на растерзание выдали двоих. Первый говорил, что за ним следят вороны и мусоровозы. В подтверждение предоставил дневники наблюдений, с фотографиями, отличительными признаками следивших и графиком их перемещений. Причинно-следственную связь установить не удалось ни нам, ни врачам, и пациент проходил лечение по поводу седьмой попытки суицида.
Вторая обратилась с жалобами на навязчивые мысли о моргании. О том, как она моргает. С ее слов, это началось несколько лет назад, она стала задумываться, почему и как моргает. Вся жизнь сконцентрировалась вокруг данного акта: она не могла думать ни о чем другом, только о движении век и фиксации на данном действии. Как итог: пациентка не смогла полноценно работать, от нее ушел муж, и она обратилась к психиатрам.
Стоит ли говорить, какое гнетущее впечатление на всех произвели эти пациенты. В эпоху конспирологии и распространения самых безумных теорий заговора, активно муссируемых в средствах массовой информации, каждый из нас задумался над словами пациентов. В этом случае главное – вовремя занять правильную сторону и не свалиться в бездну.
Летом после каждого курса студенты проходят практику. Чем они старше – тем выше уровень доступа к человеческому телу. После первого курса студенты номинально являются помощниками санитарки: знаний немного, навыков еще меньше, а энтузиазм запредельный.
Мне же повезло несказанно: «по блату» устроили на практику в областную глазную больницу. Практикантом я была единственным, поэтому меня определили в отделение лечения глаукомы.
Это заболевание глаз, которое сопровождается повышенным внутриглазным давлением. Чаще заболевание прогрессирует в пожилом возрасте, поэтому средний возраст пациентов отделения, где я провела целый месяц, – семьдесят лет. Но были и более опытные: милые и терпеливые. Они позволяли ставить себе капельницы и делать уколы во все места, включая глазное яблоко. А порой подбадривали:
– Дочка, ты пошуруди смелее, что ты как в первый раз.
А я и делала это в первый раз. Еще они были очень веселыми и активными, устраивали нешуточные баталии, выясняя, кто лучше поет: Бабкина, Лещенко или Тото Кутуньо.
Причины возникновения глаукомы различные, однако лечение часто сводится к регулярным плановым госпитализациям с прохождением курса процедур.
Кроме того, областная больница является экстренной, поэтому за время практики я успевала и помогать в процедурных кабинетах, и осматривать пациентов в приемном отделении, и ассистировать на операциях. Там же отключилась во время одной. В первый, но не в последний раз.
Поэтому, когда после второго курса практика была уже на скорой помощи, я попросилась в район с целью заранее со всеми познакомиться и оценить, что меня ждет.
Практику мы проходили с приятелем, который учился на медико-профилактическом факультете. Выпускники оттуда – именно те люди, кем пугают незадачливых рестораторов и владельцев магазинов продуктов. Страшное слово «Роспотребнадзор» внушает ужас и страх по всей стране. Они берут смывы, замеряют шум и уровень загрязнения. Именно они владеют священными и неведомыми знаниями о регламентах, нормативах и уставных документах. Отдельная каста.
Но прежде чем получить доступ к этим сакральным знаниям, студенты вынуждены также учиться шесть лет, и первые несколько курсов предметы абсолютно совпадают с циклами врачей лечебного факультета.
– Зачем нам знать виды эпителия и каким образом морула превращается в бластоцисту, если максимум, к кому нас подпустят, – тараканы и крысы? – сокрушался будущая гроза владельцев общепита.
Однако учебный план никто не отменял, и покорять районный центр города N мы поехали вместе.
Первая пара дежурств прошла штатно: выезжали на повышенное давление к пациентам после семейной ссоры; на боли в животе после неумеренного поедания продуктов сельского хозяйства, а именно немытых помидоров; на транспортировку пенсионера после падения с яблони и многое другое.
Все новое, интересное.
Во дворах на нас бросались собаки и гуси, в домах предлагали выпить чаю или пообедать чем бог послал.
«В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом первого сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок» («Двенадцать стульев»).
В этот раз выезд был в коттеджный поселок, расположенный недалеко от больницы. Он был закрытый, с несколькими контурами охраны и колючей проволокой на ограде. По телефону звонивший сообщил, что пострадавшая – женщина. Массивная кровопотеря.