ы, массово тиражируемые в социальных сетях в подписях к фотографиям, преимущественно с обнаженными частями тел.
Безусловно, зима с пушистым, искрящимся снегом – невероятное время года. Но, во-первых, холодно, а во-вторых, трудозатраты на откапывание машины перекрывают эпизоды мимолетного счастья катания на лыжах. А проклятия, которые сыплются на головы несчастных работников коммунальных служб в день «первого снега»! И это только верхушка айсберга.
Поэтому весна и лето пользовались наибольшей популярностью у жителей города N: они устремлялись в районный центр, чтобы сблизиться с природой и зачастую некультурно отдохнуть.
Как я уже писала, сам центр располагался широко. Край был заповедный. Он мог предложить развлечения на любой вкус и достаток. Необходимость находиться летом в душном мареве города отпадала. А территориальная близость к нему и ровные, вопреки убеждениям, дороги способствовали формированию многокилометровых пробок из желающих в пятницу вечером сбежать в лес, а в воскресенье вечером вернуться обратно.
Помимо местных жителей и счастливых обладателей дач, район изобиловал пляжами, пристанями, турбазами, домами отдыха и пионерскими лагерями.
Последних было много. Даже слишком для одной небольшой речушки. Они оккупировали оба берега. Течение реки было медленное и тихое, глубина – не больше полутора метров, прозрачная вода отражала голубое небо и редкие облака, разлохмаченные потоками воздуха как старая вата. Золотистый песок сверкал на солнце слюдовыми вкраплениями и мелкими фракциями неизвестно откуда взявшегося мела. Это придавало белесоватый оттенок пляжам и отмелям вокруг речки. Вокруг стоял сосновый лес, пропускающий солнечные лучи. От еловой подстилки поднимался теплый, едва уловимый сладковато-терпкий хвойный аромат. В заводи росли разноцветные кувшинки и лилии. Не тот город выбрал Клод Моне для написания своих кувшинок. И его последователи изменили неспешный ритм несчастного Живерни, а могли бы районного центра N. Роз и облагороженных лужаек в то время тут было меньше, но как их сравнить с парным молоком и домашним хлебом с малиновым вареньем. Никак.
Пионерские лагеря располагались вдоль асфальтированной дороги друг за другом, вытянувшись вглубь леса тонкой длинной кишкой, соприкасаясь через забор. На дорогу выходили лишь ворота и кусок забора. Все ворота были выкрашены в ядовитые цвета, украшены гербами, металлическими плоскими солнышками или пионерами и другими отличительными элементами современного декора семидесятых годов. Каждый носил патриотическое название: «Полет», «Дружба», «Заря» и так далее. Дисциплина, как правило, была армейская, лагерь жил по строгим правилам и распорядкам. Подъем, зарядка, завтрак, свободное время и так далее. Завершалось все дискотекой под невнимательными взглядами студентов-вожатых.
Отдельным пунктом шло купание в реке. Это выглядело так: каждый лагерь занимал четко отведенный пляж. Жеребьевка по распределению пляжей была за много лет до описываемых событий, кровопролитной и жесткой, и нарушать существующий распорядок никто не решался. Каждый пионерский лагерь следил за своим участком: убирал, ровнял песок, прореживая разрастающийся по весне камыш и крапиву.
Детей выводили купаться два раза в день – утром и после дневного сна. Каждый отряд в четко обозначенный час. Ни минутой раньше или позже.
Детей вожатые выстраивали в ряд, и по свистку толпа мчалась в воду. Далее происходила вакханалия – все верещали, кричали, брызгались водой. Как мальки на мелководье. Через пять минут по свистку всех выгоняли на берег греться, еще пять минут спустя карусель запускалась вновь. Нарушителям вменялся запрет на посещение купаний на пару дней, что в жаркие летние дни было особенно бесчеловечным наказанием для юных анархистов, поэтому дисциплина на воде царила железная.
Проведя несколько лет подряд в пионерских лагерях, я теперь могу понять, откуда у меня – при отсутствии специальной военной подготовки в анамнезе – навык купаться за пять минут в любых условиях, даже в летние периоды отключения горячей воды.
Другой оплот разнузданности и бесшабашного веселья царил на турбазах. В начале перестройки они принадлежали городским предприятиям, и путевки распределялись между работниками. В начале 1992 года прошла массовая приватизация, подразумевающая разгосударствление предприятий. Объекты социального назначения предоставили предприятиям в бесплатное пользование, с последующим частичным переходом к частным лицам. Если быть совсем честными: с полным переходом в частную собственность.
Мои школьные каникулы зачастую проходили однотипно. В июне меня десантировали в пионерский лагерь, июль я проводила на турбазе с двоюродным братом и его родителями, а в августе мы на месяц ездили с родителями на море по путевке в «обкомовский» санаторий.
Менялись города, санатории, пляжи, но главное – море – оставалось неизменным атрибутом.
График не менялся на протяжении многих лет, лишь перемежался поездками к бабуле на дачу или на семейные мероприятия, такие как свадьбы неизвестных мне доселе троюродных братьев или сестер или похороны еще более неизвестных дальних родственников. Как вы понимаете, семья у меня по линии бабушек и дедушек была большая, но только спустя годы этот порочный круг был разорван родителями: график встреч отрегулировали, кратность их уменьшилась на порядок.
Родители работали много и успешно, ребенком я была удобным и беспроблемным (хочется верить). Досуг мне формировался со знанием дела и по всем принципам рационального и грамотного тайм-менеджмента, а скорее всего, чтобы исключить даже минимальную возможность провести время на улице. На турбазе, которую я посещала летом, народ был шумным, пестрым, веселым, с огромным количеством интересных моментов в прошлом. До Вудстока было далеко, а до организации и создания Burning Мan еще дальше.
Летом там жили архитекторы, музыканты, художники, артисты местных театров и даже пара бывших балерин. Много лет подряд они снимали одни и те же деревянные домики.
Утро начиналось с обязательной распевки какого-нибудь известного в узких кругах тенора, днем на пляже развлекалась цветная толпа с детьми и собаками. Вечером на посиделках опять кто-то распевался, но уже в жанре шансон, под гитару. А ранним утром в лесу тут и там мелькали в цветных ветровках спины, рыщущие в поисках грибов, лесной малины или потерянных ключей от машины.
Там я первый раз взяла в руки кисть и решила стать художником. На протяжении нескольких рассказов вы столкнетесь с моими метаниями и разными этапами планирования будущей профессии, но одним жарким июльским днем я решила стать художницей. И рисую до сих пор.
Одной из легендарных турбаз курортной зоны города N являлась студенческая турбаза при Университете.
Университет в городе N был основан в 1918 году и являлся фактически обновленной российской базой Дерптского университета, который работал с 1908 года в Эстонии и был открыт Александром I.
После его закрытия весь преподавательский состав и большая часть студентов переехали в город N, где дали новую жизнь Университету. Уже 12 ноября 1918 года на четырех факультетах (медицинском, физико-математическом, историко-филологическом и юридическом) начались занятия. Учебное заведение росло и развивалось, поглощало кафедры и факультеты близлежащих городов. Появились новые направления исследований. Организовали Ботанический сад, в состав включили заповедник «Галичья гора», создали геологический, почвенный и зоологические музеи. Более чем за сто лет Университет подготовил свыше ста двадцати тысяч специалистов, в том числе лауреатов международных премий, и в настоящее время включает восемнадцать факультетов.
Как я говорила, город N располагался в Центрально-Черноземном районе, поэтому неудивительно, что под изучение столь ценного материала выделили целый биолого-почвенный факультет. Чтобы студенты не слонялись по долям и весям, им предоставили отдельный земельный участок на той самой турбазе, где они копались в земле в свое удовольствие и изучали всех букашек и прочих божьих тварей под присмотром старших товарищей. У них были отдельные домики с огородиками, грядками и клумбами. Они, как их предшественник Мичурин И. В., скрещивали всевозможные сорта яблок в перерывах между кутежами и затяжными гулянками.
В остальной части турбазы располагались домики для преподавателей и отдельные бараки для студентов. У одной из моих приятельниц был особый блат, а точнее – работающая мама, на той самой земельной кафедре, поэтому наши поездки сопровождались особым шиком. Жили мы в преподавательском секторе, а студенты этой самой мамы обеспечивали нам трехразовое питание, ожидая взамен благосклонностей на экзаменах.
Уже трудясь в районной больнице, я часто туда приезжала после работы купаться в теплое время года или гулять осенью. С началом занятий опустевшие домики сдавались отдыхающим, желавшим продлить бархатный сезон.
В тот год у нас был запланирован коллективный выезд на турбазу, заказана баня, закуплены все соответствующие предполагаемому отдыху заготовки. За пару дней до намеченного события погода резко испортилась, начались проливные дожди, деревья как-то внезапно и резко пожелтели.
Вода в реке стала настолько холодной, что даже самые отчаянные и пьяные туристы не рисковали ноги намочить. Даже в приступе безудержного веселья после бани прыгнуть. Было сыро и противно.
Но и такая погода не помешала нашим соседям бурно выяснять отношения. Сначала они просто ругались, потом бурно. А в финале главная героиня, являвшая собой прообраз гражданки Грицацуевой, залезла по пояс в воду и сообщила всем, что будет топиться. Из рассказов зрителей, собравшихся на берегу посмотреть на бесплатное выступление, явственно следовало: подобные выходки были регулярны и поддерживали огонь пламени в этой паре.
Все бы ничего, но прошел час, а из воды она не выходила, несмотря на уговоры. С учетом температуры окружающей среды это грозило переохлаждением и обострением хронических заболеваний.