Но не только реки были в районе полноводны. Как я говорила, край был богат густыми лесами и сочными полями. Дорога в село пролегала через лес. Он настолько близко подступал к дороге, что кроны и ветки деревьев образовали за много лет живую арку, не пропускающую солнечный свет. Дорога петляла, совершая замысловатые виражи в этом зеленом тоннеле. Изредка, в солнечный день, зеленый свод разрезал луч, и в нем, блестя на солнце, резвились мошкара и мелкие пичуги. Через открытые окна в машину проникал влажный сладковатый запах леса, несущий воспоминания о сборе грибов и ягод в глубоком детстве.
Зимой лохматые ветки под тяжестью снега спускались к самой крыше, царапая лакированный бок машины, если случалось вильнуть на скользкой дороге слишком резко.
Помню, как-то раз, когда я уже переехала в Москву, у меня появилось внезапное, ничем не подкрепленное желание прокатиться в санях, запряженных лошадьми, по заснеженному лесу. То ли я слишком долго накануне смотрела на картину «Боярыня Морозова» в одном из залов Третьяковской галереи, то ли знаменитая столичная слякоть в самом разгаре зимы потребовала материальных подтверждений, что на календаре все-таки январь. Неизвестно, что мною двигало, но я немедленно сообщила об этом приятелю, жившему в городе N.
Через две недели мне обещали поездку в санях. Тройки лошадей не нашлось, однако, когда мы приехали на место назначения, моему взору предстала почти суриковская картина.
На краю деревни, где заканчивались дома, в лес уходила узкая дорога. По обе стороны от нее нетронутые сугробы блестели на солнце, искрясь и переливаясь. В центре дороги стояли сани. Настоящие, деревянные, потемневшие от времени, с выщербинами на бортах. Несмотря на внешний колорит, внутри были очень комфортные деревянные сиденья, покрытые белой кудрявой шкурой. Мне выдали огромный пуховый платок, призванный спасти колени от обморожения на ледяном ветру.
Управляла санями мощная темно-коричневая лошадь с длинной черной гривой и черным хвостом. Именно им, наряду с блестящим крупом, мы любовались всю поездку по лесу.
Виды, проносившиеся мимо нас, были потрясающими. Кучер, прекрасно ориентируясь на местности, завез нас в лес. Машины там не могли проехать, виднелись только полозья от саней.
Справа и слева в сугробах темнели следы местного зверья. И наш водитель с интонациями заправского экскурсовода попутно рассказывал, показывая рукой, где пробегал заяц, лиса или проходил волк. Дополняя подробностями, как его сосед в прошлом году в лесу замерз, а кого-то из знакомых волк загрыз.
За подлинность историй не ручаюсь, поскольку ветерок доносил до нас едва уловимый запах трехдневного перегара и лука.
Однако вернемся к моим попыткам улучшить финансовое состояние за счет больницы, а не только родителей, у которых я была на полном пансионе.
Когда стало ясно, что уникальная должность специалиста по гигиеническому воспитанию положение вещей сильно не изменила, руководство приняло решение обучить меня еще одной специальности и пополнить штат функционалистов врачом ультразвуковой диагностики.
Для этих целей меня командировали в город N на чудесных четыре месяца обучения. Расходы ожидаемо больница взяла на себя. Не останавливаясь на достигнутом, после основного курса я выторговала дополнительный цикл по ультразвуковой диагностике суставов и периферических нервов. Проходил он в Первопрестольной. После я могла претендовать на пальму первенства по точности диагностики, обойдя еле живой рентгеновский аппарат, который регулярно ломался в связи с преклонным возрастом.
Простому обывателю картинка, которую врач УЗИ наблюдает на экране аппарата, представляется набором монохромных пятен, как в старом черно-белом кино. Но с опытом глаз различает все оттенки черного, серого и белого, помогая клиницистам определиться с диагнозом.
Как я уже не раз говорила, диагностическая база в районной больнице весьма скудна, рентгеновский аппарат дряхлый и ограничен по визуализации. По этой причине УЗИ зачастую становилось единственным подспорьем для хирургов, чтобы принять быстрое и важное решение, определяющее дальнейшую тактику ведения пациента. Поэтому мои неврологические приемы часто прерывались экстренным вызовом в стационар посмотреть больного.
Однако аппарат аппарату рознь. Это почти как с развитием мобильных телефонов. В больнице присутствовал как самый древний представитель линейки аппаратов УЗИ, так и экспертный последнего поколения.
Происхождение маленького мобильного Aloka-500 не представляло интереса – он был настолько древний и морально устаревший, что различить картинку на крохотном экране могли не все. Ценен он был мобильностью, поэтому ездил со мной на всевозможные диспансеризации. В комплекте в отдельном чемоданчике на поролоновой подушке лежали датчики, бережно охраняемые и обрабатываемые старшей сестрой поликлиники. Она уже и не помнила, в каком веке – в настоящем и прошлом – на нее была возложена материальная ответственность за данный агрегат, но его ревностно охраняла и берегла. Как и информацию о своем возрасте.
Новый аппарат был куплен в больницу совсем недавно, а точнее, приехал с новым главным врачом, которая имела сертификат врача УЗИ. Аппарат стоял в отдельном помещении в стационаре, и доступ к нему был закрыт. Мне за выслугу лет посчастливилось добраться до его электронного тела, а пациентам – до ускоренной постановки диагноза, не выходя из здания.
Разбитную бабенку привезли, как водится, ближе к концу дня.
Барышня была добродушная, толстая, веселая и, как зачастую бывает, пьяная.
Жаловалась только на боль в животе: резкую, стреляющую и не проходившую после приема анальгетиков. Живот огромный, надутый, с расширенными венами и болезненный при пальпации.
Веса пациентка была немалого. С учетом асоциального образа жизни и регулярных алкогольных излияний одним из предположительных диагнозов был асцит. Это патологическое состояние, при котором наблюдается скопление свободной жидкости в брюшной полости. Явление становится вторичным и развивается как результат различных острых или хронических заболеваний, например цирроза печени.
Цвета на экране монитора распределяются в соответствии со структурой ткани, на которую направлен фокус исследования. Более плотные ткани (кости, камни в желчном пузыре) отображаются белым цветом, жидкости (кровь, моча и другие) – черным, а посередине множество оттенков серого, из них строится изображение внутренних органов.
В данном случае я ожидала увидеть черный экран с поблескивавшей увеличенной печенью, раздутыми петлями кишечника и плотной, с неоднородными вкраплениями поджелудочной железой. Однако экран отобразил овальный, плотный пузырь с ярко-серой, плотной оболочкой. А внутри двигался полностью сформированный, крупный плод.
Пациентка оказалась на последних неделях беременности.
В этот момент зародыш зашевелился, новоиспеченная будущая мать резко заорала от боли. У нее шли схватки. С кушетки на пол что-то закапало – начали отходить воды. Начались роды.
Ее экстренно госпитализировали в гинекологию, и уже меньше чем через два часа родился вполне здоровый мальчик.
Абсолютно неясно, как она упустила не только момент зачатия, но и весь период беременности. Наличие более чем пышных форм маскировало сей факт и не вызывало у окружающих вопросов или подозрений.
Также неясным остался вопрос установления отца малыша. Его женщина решала уже своими силами.
А у меня это была первая, но не последняя пациентка, решившая принести в этот мир новую жизнь именно на моем дежурстве.
Самогон
– А у вас в самом деле есть рецепт?
– Сейчас же вам продиктую, то есть сейчас же по получении денег. Какой угодно: картофельный, пшеничный, абрикосовый, ячменный, из тутовых ягод, из гречневой каши. Даже из обыкновенной табуретки можно гнать самогон. Некоторые любят табуретовку. А то можно простую кишмишовку или сливянку. Одним словом – любой из полутораста самогонов, рецепты которых мне известны…
Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Может показаться, будто жители районного центра города N слишком сильно увлекались распитием горячительных напитков или же в районе бил чудодейственный источник этилового спирта. Однако это лишь внешнее наблюдение.
Справедливости ради стоит отметить: самые интересные эпизоды из моей врачебной практики земского врача случались именно на дежурствах. Тех самых, которые я ненавидела всем сердцем.
Приходя работать неврологом, я и представить не могла, что придется заново учить ЭКГ, схемы антибиотикотерапии при пневмониях или первую помощь при собачьих (а иногда и человеческих) укусах.
Но в больнице как в армии: приказы руководства не обсуждаются. Тем более диплом врача, получившего специальность «лечебное дело», подразумевает слишком широкий спектр недугов и человеческих хворей, которые он обязан лечить.
Дежурными терапевтами выступали все, кто имел диплом: терапевты, неврологи, хирурги (в свободные от дежурств даты) и даже офтальмологи и дерматолог.
Район был тихим, но пару дней подряд ко мне поступали жертвы бытовых преступлений – избитые жены и мужья, у которых побои снимались в соседних смотровых одновременно. После этого они под руку отправлялись домой, чтобы вскорости снова обработать боевые раны в приемном отделении больницы.
Встречались и откровенные уголовные случаи: парень, попавший под винт катера местного авторитета; супруга, совершившая адюльтер и расстрелянная мужем в совместном доме; работяга на стройке, решивший напугать прораба и выдернувший чеку из неизвестно откуда взявшейся гранаты.
Уезжая после дежурства в то утро, я желала лишь уснуть и забыть насыщенный день. На заправке собралась огромная очередь. Причем не двигалась – люди уже начали выходить из машин, чтобы определить виновника затора.