«Кому же?», спросила она себя придирчиво и задумалась, наполняя чайник из-под крана. Кулеров в здании, конечно, не было, но водопроводная вода была немногим хуже, а мама далеко и не узнает, как страшно рискует дочь. Мама полностью перешла на бутилированную воду два года назад, после того, как в Чупове случилось массовое отравление, вроде как раз из-за воды. Но это было давно, Чупов был помойкой по жизни, насколько Аня помнила, от Сарасовска его отделяли полсотни километров, а от родного Зотова почти двести, так что хотя бы воды и мамы можно было не бояться.
Паше вон я нужна, иначе чего бы он печеньки приволок, думала Аня, шагая с чайником по коридору. Понятно, что у него шкурный интерес, но иной мне и не светит, и не требуется. Еще я нужна другим авторам «Пламени», пусть и временно – и слава богу, нафиг такие подопечные на постоянной основе. Баженову даже нужна.
«И особенно тому, кто входит без спроса и звука в запертую дверь», почти мелькнуло в голове, поэтому Аня ускорила шаг и твердо подытожила: «Наташе я нужна. Мало ли что она сегодня не вызывала и даже не заглядывала. Скоро заглянет».
– Как замок-то, нормально закрылся? – спросил Паша благодушно.
Он уже притащил из своего кабинетика всякие банки, кружки и пакетики, которыми заставил половину освобожденного было Аниного стола. Вот и убралась.
Аня, чтобы сдержаться, некоторое время возилась с включением чайника – тоже допотопного, стального, с тонким двойным вечно перекручивающимся шнуром. Это помогло.
– Шикарно, – сказала она. – Спасибо тебе огромное. И, кстати, огромный же привет от Софьи. Она о тебе расспрашивала потом. Ты ей понравился.
– Да? – спросил Паша. – Чем это?
Он явно был польщен.
Аня не стала рассказывать, как Софья усердно, даже когда погасили свет, подтрунивала над нею, разнообразно интересуясь, мутит ли Аня с Пашей и не против ли того, чтобы с Пашей попробовала замутить Софья. Таких деталей Паше знать не полагалось. Аня как честный человек решила донести до него продекларированный соседкой интерес, не сдавая подробностей. Хотя бы для того, чтобы посмотреть реакцию. Реакция ей не слишком понравилась, хотя ничего романтического и заслуживающего внимания за пределами рабочих вопросов Аня в Паше не видела. И не искала. И искать, признаться, не собиралась.
– Ну как ты можешь не понравиться? – спросила Аня очень серьезно.
Паша, покивав, проверил показания телефона и проворчал:
– Вот этих спроси, объяснят, как. Во всех подробностях и красках.
– Менты? – догадалась Аня. – Посылают?
– Кабы так. Тупо трубку не берут и сообщения не смотрят. Ладно, до вечера подожду.
– А потом?
– Потом Баженову жаловаться надо. Поможешь?
– Н-ну… Давай, может, Наташу сперва спросим? Ее же проект, ну и ей сподручней вообще.
Паша, кивнув, уточнил:
– Не подошла еще?
– Сама жду. Я тут еще пару вариантов нашла, если совсем от бедности, но там, конечно…
– Детективы? – ревниво осведомился Паша.
– Детективы тоже есть, но совсем убогие. Или тоска про браконьеров и хищения с золотого рудника – это у нас, значит, рудники золотые, представляешь? – или такое адское Рен-ТВ, конспирология про шпионов и масонов.
– Прикольно же, – почти возмутился Паша.
Аня скривилась.
– Там так написано, что… Блин, вот это бесит больше всего – умение изгадить качественный и вообще любой сколь-нибудь читабельный материал. Это как у нас в универовской столовке: есть огурец, есть помидор, их вроде не испортишь, просто в цельном виде выдай – и готовое блюдо. Ну неймется если, на четвертинки порежь. Так нет, они же порубят, маянезику ухнут и еще приправы какой – а потом только выбрасывать.
Паша с хрустом вскрыл пачку печенья, выхватил и сожрал сразу два верхних, остальное протянул Ане. Она рассеянно вернула пачку на стол и продолжила:
– С текстами так же. Там, знаешь, не детектив, а историческая такая типа хроника, про эвакуацию сюда заводов во время войны.
– Это реммаша и механического? – уточнил Паша, выдергивая вилку забурлившего чайника из розетки и спрашивая жестом, делать ли чай. Аня, кивнув, вещала дальше:
– Там всё на документах, и документы – самая сильная часть. Просто выдержки из приказов, распоряжений, ведомственных газет: «4 февраля 1943 года. Разрывом паропровода остановлена работа во втором цеху, работницы Иванова и Петрова с ожогами второй степени госпитализированы, бригадир Сидорова от госпитализации отказалась, проконтролировала ликвидацию последствий аварии в течение полутора часов и лично обеспечила перевыполнение дневного плана, несмотря на вынужденную остановку». Круто, да?
Паша пожал плечами.
– А автор всё топит в соплях: «наша героическая землячка», «превозмогая нечеловеческую боль», «не могла не знать, что каждая ее секунда, каждая выпущенная деталь, каждый патрон критически важны для фронта, для самоотверженно сражающихся мужчин, для великой победы».
– О, у нас патроны делали, что ли? – удивился Паша, протягивая Ане кружку.
– Спасибо. Если бы. Говорю же – фигура речи. Всё равно, какие слова ставить, лишь бы красивше. Уродство под маянезиком, и уже ничего не спасти. Огромную работу человек проделал, пыхтел, старался, детальки подбирал, а потом своими руками раз – и под пресс, в лепешку.
– Слушай, а это ведь идея, – загорелся вдруг Паша. – В архивы фиг проберешься, ментовские тем более. А вот по документам или подшивкам пройтись, нормально, а не так, как я прочесывал тогда…
Аня засмеялась.
– Ты чего?
– Да вспомнила типичный американский фильм. Помнишь, что герой делает, если надо узнать, кто там когда родился, женился или в тюрьму сел?
Паша на миг застыл, держа наперевес уже переполненную ложку растворимого кофе, а потом предположил:
– Идет в библиотеку за подшивкой?
– Ага. И там какого-нибудь 8 июля 1957 года подробная заметка: погибла такая-то семья, или с фоткой даже: такой-то признан невменяемым.
– Ну да.
Аня, хихикая, сказала:
– А теперь прикинь, как этот герой идет в Сарасовскую областную библиотеку за подшивкой газеты «Ленинский путь» или «Рабочее знамя». Находит нужный день, радостный такой листает, а там на весь номер: решения съезда партии – в жизнь, рабочие механического завода выполнили план на 180 %, урожай колосится, а кровожадные империалистические замыслы будут разбиты.
Пашино лицо демонстрировало одобрительное внимание, а руки в автономном как будто режиме занимались трудом столь же интенсивным, сколь и бессмысленным: сыпанув кофейный порошок в кружку с аляповатым логотипом, явно дар рекламодателя, Паша принялся немедленно растирать его с сахаром и каплей кипятка. Чтобы пенка поднялась. Аня этот детсадовский обычай уже изучила и относилась к нему с удивлявшей ее саму снисходительностью.
– Ты где терминологии нахваталась? – спросил Паша с большим уважением.
– Скачала, что было в оцифровке из областных СМИ. Там несколько газет вразброс, разрозненные номера с конца шестидесятых до середины девяностых. Некоторое представление дает. «Вечерки», что характерно, вообще нет. Подшивки не цифровались, только отдельные статьи, с убитого сайта, видимо, типа того, что ты показывал.
Паша влил кипятка, полюбовался жидкой пенкой, втянул ее с довольным хлюпаньем, отставил и сказал:
– Ну и ладно. Там примерно то же самое было бы. Губернатор принял новую школу, «Единая Россия» или какая там у нее предшественница была… «Наш дом Россия», во, – посадила аллею деревьев, успех юных шахматистов на окружном чемпионате, ну и криминальная хроника, на 90 % из ментовских пресс-релизов.
– Фотки сумасшедшего дока Брауна там точно не будет, – задумчиво сказала Аня.
– И объявления о свадьбе училки с прорабом тоже, – согласился Паша. – О. Это не Наташа?
Аня взяла телефон, тилинькнувший сигналом сообщения, взглянула на экран и подтвердила, не скрывая радости:
– Она. Упс. Видосик прислала.
– Ладно хоть не голосовое. Хотя видосик может быть и покруче. Не включай, вдруг вирус, тогда… Ань, ты что?
Аня держала телефон, будто тикающую бомбу, и глаза ее распахивались всё шире.
Паша сорвался с места, едва не опрокинув кружку, встал рядом с ней и напряженно спросил:
– Это он? Маньяк, в смысле? Древний такой? А чего голый?
Аня медленно мотала головой не в такт вопросам и так же медленно поднимая свободную руку. Она прикрыла рот ладонью, на которую немедленно хлынули слёзы, поморгала как будто удивленно и сказала беззвучно:
– Это Фурсов.
Паша нахмурился, припоминая и вслушиваясь. Звук из динамика был грязным и неразборчивым, слова старика, злое и испуганное лицо которого было взято вроде бы крупным планом, глушил рокот: видимо, снимавший задевал пальцем микрофон.
– Про притяжение что-то? – спросил Паша, сморщившись от напряжения. – Он на полу лежит, не пойму? Слушай, это его…
И тут чья-то нога в массивном грязном ботинке наступила на бледную грудь старика, пытавшегося подняться с пола. Старик откинулся на голый бурый линолеум, вскрикнул, и на его лицо упала пудовая гиря.
Глава третья
Кабинет Халка был пуст. Андрей, сунувшись в дверь после короткого стука, прикрыл ее и сказал Руслану:
– Короче, на архивы забей. Отрабатывай магазин и окрестности: камеры, прохожие, продавцы, грузчик, в Сбер позвони, когда деньги загружали.
– В банкомате камера есть, – сообщил Руслан, делая пометки в телефоне.
– Ну да. По полной, в общем. Я, как только тут отделаюсь, примкну. Давай, пошел.
– Халк нас обоих вызвал, – напомнил Руслан.
– Это я на себя беру. Зря я тебя сдернул, надо было сразу одному ехать. Давай-давай, на выход.
Руслан, хмыкнув, кивнул и направился к лестнице. Навстречу ему в фирменной манере Вжика из мультика про Чипа и Дейла выскочил Халк и, не останавливаясь, скомандовал:
– Куда пошли? Ко мне, живо. Оба.
Он распахнул дверь, не протянув руку чуть отступившему Андрею, и влетел в кабинет, где тут же, не садясь, принялся стучать по клавиатуре, поглядывая на экран. Андрей и Руслан вошли, прикрыли дверь и замерли, ожидаючи.