– Не тормозим, садимся, – сказал Халк, не глядя на них. – Баюков, почему небриты?
– Бриты, – буркнул Руслан, проведя тыльной стороной ладони по щеке. – Вчера брился.
– А сегодня?
– А сегодня не успел в связи с ранним вызовом на место преступления.
– Именно, – сказал Халк, с грохотом поставил последнюю точку, сел и отвалился на спинку кресла, рассматривая смирно сидевших перед ним подчиненных.
Кресло у Халка было не очень большим, но он утопал даже в нем, напоминая сказочного мальчика, заигравшегося в папином кабинете до старости, которая проредила волосы и растянула кожу, но субтильную фигурку оставила прежней.
Увиденное Халка явно не вдохновило. Он кисло предложил:
– Докладывайте.
Андрей принялся докладывать, а Руслан, скривившись, сбросил звонок настырного журналиста Шевякова, тут же, ругнувшись про себя, сбросил еще раз, досадливо смахнул с экрана уведомление о сообщении в мессенджере и включил в телефоне режим полета.
Халк выслушал Андрея с показным неодобрением, но перебил, только когда тот перешел к плану первоочередных действий.
– Первоочередных, – повторил Халк. – У вас за две недели четыре убийства. Дерзких и зверских, каких я и не помню. И даже и не знаю, что хуже: безумная версия про маньяка или массовое выступление никак не связанных упырей. Отморозки с цепи сорвались, а вы тут спокойненько планы действия рисуете.
– А что я должен делать? – уточнил Андрей.
– А то, что я приказал. Я что приказал? Не приказал даже, а попросил, душевно и по-человечески. И от себя, и от руководства. Минимизировать криминальные проявления. Временно, до весны. Потом жги, гуляй, люби гусей, разводи висяки на здоровье. Верно?
Он посмотрел на Андрея, потом на Руслана. Руслан хотел было спросить, как Халк представляет себе комплекс мероприятий, направленных на профилактику умышленных убийств, тем более серийных, – это надо поставить патруль через каждые пятьдесят метров, организовать массовую рассылку «Не убий» по всем номерам области или распылять по утрам бром в воздухе? – но Андрей жестом велел не возникать, а одновременно с досадой сбросил звонок на свой телефон.
– Верно, – согласился с собой Халк. – Меня попросили, а я вас попросил, по-человечески. И обещал, что эксцессов и всплесков не будет. Верно?
Руслан вспомнил, что поначалу Халка за пристрастие к вечному «Верно?» пытались прозвать «Верный», но Руслан в силу понятных причин недолюбливал эту кличку с детства, поэтому и на других лепить ее не желал, так что был рад, что подполковник Халиков быстро стал Халком. На габариты, зеленоватые подглазья и вспыльчивость, тщательно, но тщетно прикрываемую изощренной вежливостью, прозвище легло как родное.
– И если это минимизация такая, за две недели четыре трупа, каков же максимум?.. Андрей Викторович, я что-то смешное сказал?
– Прошу прощения, – сказал Андрей. – Недосып, башка не варит. «Четыре трупа возле танка», сестра моя брякнула бы непременно, она вечно цитатки вставляет.
Телефон на столе у Халка заулюлюкал. Он поднял и тут же опустил трубку на рычаг и зловеще подхватил:
– Вот про сестру вы очень кстати вспомнили. Мало того, что с ее как раз подачи мне руководство мозг выносит про содействие и необходимость отвлекать сотрудников от работы…
– Чего это с ее? – возмутился Андрей, но Халк, отмахнувшись, напористо продолжал:
– …Так она и сама становится отвлекающим фактором. Что это за мифы Древней Греции про летопись серийного убийцы, который поубивал, пописа́л, теперь снова убивает? И держит связь с полицией через родную сестру руководителя следственной бригады майора Тоболькова, заботливо эдак, а?
Руслан с Андреем переглянулись. Руслан еле заметно помотал головой, пытаясь сообразить, где и когда видел сестру Андрея в последний раз – недавно вроде. Андрей раздраженно начал:
– Ильшат Анварович, сестра моя тут вообще не при делах…
– Вот именно, – отрезал Халк. – Ваша сестра не имеет никакого отношения ни к какому делу. Но ощущение такое, что мы только на нее и работаем.
Андрей сказал сквозь зубы:
– Ну, это ощущение совершенно неверное…
– Да! – громко сказал Халк в ответ на нерешительный стук в дверь.
Возникший в щели лейтенант Осипчук сказал:
– Ильшат Анварович. можно вас на секунду?
– Да что вы все… – начал было Халк, но, видимо, поймав какой-то жест Осипчука, встал и вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь.
– Что началось-то? – спросил Руслан, переводя взгляд с Андрея на дверь и обратно.
Андрей молчал, сцепив зубы. Руслан предположил:
– Совсем большое начальство звонит, или инспекция нагрянула?
– При нас бы сказал, – неохотно ответил Андрей, извлек из кармана телефон и принялся просматривать пропущенные звонки. – Ей-то что надо опять? Неактуально уже.
Он нажал было вызов – и тут же отменил его: дверь приоткрылась, из щели донеслось:
– Весь личный состав. Весь, понятно? Через пять минут.
– Ох ты, – беззвучно сказал Руслан.
Халк шагнул в кабинет и замер, держась за ручку двери.
– Руслан Тимурович, – попросил он неожиданно мягко, – вы к дежурному сейчас подойдите, там дело срочное есть, Осипчук скажет.
– Так точно, – растерянно пробормотал Руслан, поднимаясь.
Андрей тоже встал, но Халк, посторонившийся, чтобы выпустить Руслана, сказал:
– Андрей Викторович, вы задержитесь, пожалуйста.
Ох ты, повторил Руслан про себя, замерев в дверях.
– К дежурному, – тихо повторил Халк. – А тут я сам.
Он поморщился и почти беззвучно добавил:
– Пожалуйста.
Руслан бросил панический взгляд на Андрея, который очень медленно опускался на стул, и подумал: «Пиздец».
Так и оказалось.
Глава четвертая
Наташа улыбалась весело и чуть ехидно. Глаза сияли, аккуратная всегда укладка была чуть растрепана ветром, а обычной готовности чуть прищуриться и издевательски уточнить услышанную глупость не замечалось совсем. Была она в незнакомом узком жакете и выглядела заметно моложе и стройней. Паша ее такой не помнил.
– Старый снимок, – пояснила Юля и как-то дребезжаще вздохнула. – Это лет десять… Ну да, одиннадцатый или двенадцатый, я еще практику проходила. Какую-то окружную конференцию СМИ тут проводили, это гужбан в Приозерном по итогам. Ты еще не работал вроде.
Паша кивнул, не отрываясь от экрана ноутбука, стоящего перед Юлей. Он пришел в «Вечерку» пять лет назад, когда учился на третьем курсе.
– «Трагически погибла», – прочитал он строку в некрологе под снимком. – И всё?
– А что ты хотел? – спросила Юля. – Подробностей и фоток с места…
Она не договорила, прижав кулак к запрыгавшим губам, но всё равно развернулась и уставилась на Пашу красными глазами. Даже заплаканная и без косметики Юля была очень красивой. Без косметики Паша, кажется, прежде ее не видел. Он много чего до сих пор не видел, не слышал и не встречал. Очень хотел бы и дальше не встречать, но его желания почему-то не учитывались.
– Я не про некролог, – угрюмо пояснил он. – Тут-то понятно, ничего больше не надо. Просто мы что – так одним некрологом и обойдемся? Ни новости не поставим, ни вообще ничего не сообщим?
– Кому?
– Читателям.
– А, – сказала Юля. – Читателей вспомнил. Ты хоть знаешь, сколько у нас этих читателей?
– Ну вот поэтому и столько, что пишем про совещания в мэрии и начало ремонта на Буденного, а по-настоящему важные вещи для нас не существуют.
– По-настоящему важные – это что шеф-редактора зверски убил маньяк? – уточнила Юля недобро.
Паша хотел заорать и пнуть покрытую облезающим шпоном панель так, чтобы ветхий стол сложился с грохотом и облаком опилочной пыли, но сумел очень сдержанно пояснить:
– По-настоящему важные – это что в городе маньяк зверски убивает самых разных людей. Так что никто не застрахован. И надо как минимум про это знать, а лучше бы учитывать.
– Как? – горько спросила Юля.
– Беречься.
Юля повторила тем же тоном:
– Как?
Паша не знал, как. Но сказал:
– Мы же СМИ. Рассказываем не что делать, а что происходит.
– Мы СМИ. Смищьноэ. Агрегатор, Паша, это не СМИ.
– Я как бы в курсе. Но других-то нет. А ты, Юль, журналист изначально, так? И сидишь на ленте новостей.
– Ага, журналист, сокращенный в связи с ликвидацией редакции. Меня сюда знаешь на каком условии брали, то есть соглашались оставить переводом? Как раз…
Юля опять дребезжаще вздохнула, высморкалась в салфетку и продолжила:
– Наташа говорила: никакой уголовки, чернухи, вообще журналистики. Забудь всё, чему учили и что я сама от тебя требовала. Тупо переписываем релизы и посты мэра из соцсетей. Шаг влево – шаг вправо, весь холдинг схлопывается, и мы радостно идем в уборщики и проститутки, потому что в пресс-службы не возьмут, а для блогеров уже старые, прыщи отошли – считай, к строевой не годен.
Паша, которому после закрытия «Вечерки» примерно те же ЦУ давала сама Юля, мотнул головой и упрямо сказал:
– Я Баженову позвоню.
– Давай-давай. Он прям сразу скажет: Пал Вадимыч, спасибо, родной, я как раз искал повод остаться без субсидий, грантов, бюджетной поддержки и прослыть иноагентом и врагом, который знай пугает счастливое население и компрометирует губернатора накануне согласования его пролонгации Москвой.
– А при чем тут губернатор?
– Ты маленький, что ли? При всём. Думаешь, зачем у нас все СМИ грохнули и за любую бузу плющат? Чтобы население не беспокоить? Нет, чтобы никто из Москвы не мог сказать, что местные власти недосмотрели.
– Блин, – сказал Паша. – Упырь какой-то убивает всех подряд – это местные власти недосмотрели?
– А то. Про патернализм слышал? У нас теперь официальная доктрина: государство – папа, мама и основа всего сущего, не будет его – не будет ничего. Всё хорошее – только от государства. А значит, и всё плохое тоже от него. Унитаз потек, дороги в дырах, лесные пожары, «Единую Россию» не избрали, убили кого – власти виноваты. Тем более в предвыборный год.