Было бы откуда выгонять, подумала Аня, пытаясь задорно улыбнуться. Самой себя выгонять придется. В журнале, считай, и нет никого, да и вообще во всём здании живых – Паша да, возможно, Юля. Вот и все, кто мне дорог, это если Софьи не считать.
Господи.
– Ань, ты что? – спросила мама с тревогой.
– Мамуль, я сейчас, забыла совсем, тут срочно надо, – забормотала Аня, поспешно отирая руки и отползая в угол с выхваченным из кармана телефоном.
Мама смотрела на нее с растущим беспокойством, но Аня не обращала внимания.
Софья ответила почти сразу и с некоторым беспокойством, суть которого Аня поняла лишь после пары наводящих вопросов. Софья наконец отринула мысли о менаже, твердо, безоглядно и навсегда определилась с сердечной привязанностью с юрфака и почти уже увлекла эту привязанность в освободившуюся квартиру, когда выяснилось, что богатые родственники привязанности умчались на курорт почти до Нового года, оставив роскошную четырехкомнатную хату с роскошным же стаффордширским терьером на попечение привязанности, – так что теперь Софья, веселая и счастливая, мчится вместе с привязанностью навстречу развлечениям в самых разных стилях, и опасается, что Ане, не знающей радости этих стилей, потребовалось что-то срочное из съемной квартиры. Аня поспешила ее успокоить, с трудом отделалась от встречной пачки вопросов, восклицаний и эмодзи, и написала Паше и Юле.
Паша откликнулся не сразу – и так, что Аня испугалась.
Юля не откликнулась.
Глава третья
Пашу подкараулили у подъезда. Темная фигура отделилась от огороженной мусорки и преградила дорогу, когда он уже лез на ходу в карман за связкой ключей, к которой была прицеплена «таблетка», отпирающая подъездный замок.
Сердце Паши рухнуло в живот и мгновенно замерзло. Змей, понял он, и задергал застрявшей в кармане рукой, судорожно соображая, что́ лучше: сжать все ключи в кулаке, чтобы добавить ему веса, или выставить, если успеет, жало одного ключа между пальцами. Против опытного убийцы оба варианта играли не слишком, но изображать кролика перед удавом было западло.
Сзади скрипнул снег, Паша оглянулся так резко, что чуть не свернул шею, и увидел еще один силуэт. Этот был гораздо крупнее и приближался с угрожающей ленцой. Сразу полегчало.
Не Змей, понял Паша, а просто гопота неразумная или мелкий бандос. То есть не бандос, конечно, просто тут русский язык немножко дал петельку вокруг Уголовного кодекса и его сто шестьдесят второй статьи. Занятие называется разбоем, но не разбойником же называть того, кто этим занимается: это слово – из детского мультика, а проломленная голова или порванная селезенка скверно сочетаются с детским мультиком. Так что рано я обрадовался, подумал Паша, понял, что не дышит, а это, говорят, самое опасное в драке, резко вдохнул – и выдохнул, теребя теплые ключи ледяными пальцами с неизвестной ему самому целью.
– Хабиба включил, – лениво отметил силуэт у мусорки. – Давай поспокойней, полиция. Шевяков Павел Вадимович?
Ну правильно, кто еще у мусорки может быть – только мусор, подумал Паша с пронзительным облегчением, тут же сменившимся совсем безнадежными омерзением и тоской. Менты если не хуже бандосов, то точно более подлые. И, главное, менты, раз прицепившись, уже не отцепятся, и от их неприятностей – не отцепиться. А неприятности – их профессия. Бандосу нужно у тебя деньги отнять, а сам ты ему неинтересен, гуляй. А менту нужно, чтобы ты и деньги отдал, и себя преступником назвал, и всех вокруг назвал преступниками тоже, чтобы как можно больше людей посадить и оправдать существование ментов, зарплаты и автомобилей, каких у Паши сроду не будет. И так на каждой стадии: патрульно-постовые на улице, следаки по ходу дела, судейские во время процесса, надзиратели в тюрьме и колонии – всем нужно, чтобы ты отдал им всё, признал, что сам виноват, и замазал признанием кого-нибудь еще.
Так это работает, давно усвоил Паша как журналист и обыватель. Теперь, похоже, придется усвоить с еще одной стороны. Раньше сострадал, теперь придется пострадать, подумал он, и мрачно прикинул, похвалили бы его Наташа и Аня за каламбур – или назвали бы это образцом дурного хохмачества тупенького криминального обозревателя.
Узнать, видимо, не придется.
– Удостоверение есть? – спросил Паша неожиданно тонким голосом и откашлялся.
Мусор, ухмыльнувшись, пробормотал:
– С какой целью интересуетесь?
Но все-таки полез в куртку, извлек и показал распахнутое удостоверение. Света, чтобы разглядеть фото и надписи, недоставало. Паша сказал: «Секунду», извлек телефон, посветил, но тут же отшатнулся, едва не налетев на заднего, потому что мусор сделал быстрое движение, явно пытаясь выхватить телефон.
Паша метнулся в сторону, пряча телефон и судорожно соображая, что делать. В полицию звонить – так она вот здесь, основной источник угрозы, удостоверение вроде настоящее. Значит, и неприятности – настоящие.
– Воу-воу, – заговорил крупный, приподняв разведенные руки. – Не надо так шустро, мы безобидные. Пока нас не обижают.
Паша ждал, часто дыша. В подъезд прорываться бесполезно – догонят. Просто убегать – глупо вдвойне: во-первых, догонят, во-вторых, если убегаешь, значит, ты неправ, значит, тебя надо догонять и, куда деваться, бить – служба у них такая. Бить, похоже, будут по-любому, но надо хотя бы не давать формального повода, пусть сами придумывают.
Или закричать, подумал Паша тоскливо, и покосился на редкие горящие окна. Смысла нет. На помощь никто не выбежит, в лучшем случае в полицию позвонят, а она, как было сказано, уже здесь.
Поняв, что Паша не намерен первым ни говорить, ни делать что-либо, мусор, переглянувшись с крупным, пояснил:
– Побеседовать хотели. Есть минутка?
– Беседуйте, – предложил Паша, вспомнив древний анекдот.
Менты, похоже, тоже вспомнили. Они снова переглянулись, и мусор сказал почти жалобно:
– Дубак же… Я окоченел просто, пока ждал. К вам, может, зайдем? Дома же никого, не помешаем. Мы быстренько.
Демонстрируют, суки, что всё про меня знают; пробили заранее, что Вика давно съехала, а Саша так и не заехала, решил Паша, стараясь не злиться. Пускать ментов в квартиру по собственной воле он не собирался, тем более двоих. Потом не то что закладку с героином – библиотеку подрывной литературы, набор педофила и гранатомет под кроватью найдут.
Он мотнул головой.
Крупный миролюбиво сказал:
– Может, в машину отойдем? Там тепло хотя бы, Роман Александрович правда продрог, кашлять начнет – всё управление на самоизоляцию отправят, а мы только маски сняли. Кто преступников ловить будет?
Много вы поймали, подумал Паша. Одного вон пятнадцать лет ловите, а он ходит и убивает всех подряд.
Мусор звонко чихнул и сконфуженно извинился. Паша устыдился и сказал:
– Только недолго.
– Да мы мигом, – заверил крупный и заскрипел в сторону соседнего дома, где места для парковки было побольше, бросив через плечо: – Тут рядом.
«Гранта» вправду ждала рядом, прогретая и незапертая, несмотря на отсутствие полицейской раскраски и иных опознавательных знаков, способных отпугнуть ворье. Впрочем, что́ я знаю о нынешнем ворье и его отношениях с ментами, подумал Паша: может, они уже официально друг друга охраняют. У полиции-то явно есть дела поважнее, чем ловить воров и убийц. Например, с блогерами тележить и с тележниками блажить.
Паша подумал, что последнюю шутку надо бы записать, чтобы похвастаться все-таки Ане, – но мусор вдвинулся на заднее сиденье вслед за ним, хотя переднее пассажирское было свободно. Крупный сел за руль, обернулся, включил подсветку в потолке и спросил:
– Теплее же?
Натоплено было так, что у Паши заболела голова – пока несильно, предупреждающе. К тому же в салоне висел духан, хитро сложенный из потных ментовских ног и жоп, антиперспирантов, выжранного кислорода и жареных семечек.
Паша отвечать не стал, а мусор стянул вязаную шапку, показав модно стриженную рыжеватую голову и хитрое лисье лицо. Он снова чихнул, теперь себе в колени, едва не расколотив лоб о спинку переднего сиденья, смущенно улыбнулся, сверкнув великоватыми зубами, и признался:
– Подостыло малость.
Крупный выключил верхний свет, отвернулся и завел машину. Печка сразу заревела, ноги погладила прохлада, ощутимая даже сквозь ботинки.
– Вообще заморозишь сейчас, – отметил мусор с ноткой возмущения.
– Пока стоит, грева нет, ехать надо, – сказал крупный. – Прокатимся?
– Давайте вы лучше спросите быстренько, что хотели, и я пойду, – предложил Паша.
Фиксатор дверных замков щелкнул, машина тронулась. Паша попробовал молча разблокировать дверь и тут же ударился о стекло плечом и виском: мусор, ухватив его за куртку, дернул на себя и с силой толкнул.
– Сиди уже, – сказал он.
Паша попробовал вырваться, и мусор ткнул его головой в стекло уже сильнее.
– Сиди, пока по-человечески просим. А то приказывать начнем.
Диктофон надо включить, подумал Паша, но мусор следил за ним внимательно, и крупный тоже поглядывал в зеркало. Шансов действовать незаметно было немного, зато возникала гора шансов лишиться телефона в момент его разблокировки, так, чтобы менты могли и телеграм-канал стереть либо переоформить на себя, и залить в память запрещенку, которой хватит не на двушечку даже, а лет на восемь.
Они проехали поворот к улице Дзержинского, где стоял УВД, и притопили по пустой в это время Лесной. Ехать по ней было особо некуда, она вела к промзоне, которую всё собирались застроить жильем, но мешали то тяжбы и уголовные дела владельцев основных участков, то финансовые кризисы, то теперь вот ковид. За зоной ничего не было, только одичавшая лесопосадка. В нее они и въехали, остановившись в метре от индевелого и засыпанного снегом, но не собирающегося ложиться бурьяна, обозначавшего конец дороги куда выразительнее оставшегося позади знака.
Двери щелкнули. Мусор накатил на голову шапку, вылез, тут же чихнул, нагнулся и сказал Паше: