– На выход.
Паша молча вцепился в рукоятку двери. Они просто пугают, билось в голове сквозь такой же индевелый, как за окном, бурьян ужаса. Но проверять Паша не собирался.
– Не усложняй, а, – сказал мусор с досадой. – Больнее будет.
От него веяло морозом жутким и сладким – то ли на фоне пережаренной духоты салона, то ли в лесопосадке было гораздо холоднее, чем на улицах.
Паша быстро пристегнулся трясущимися руками и вцепился в дверь крепче. Крупный вышел из машины так, что она качнулась. Паша не успел опомниться, а крупный уже распахнул дверь, в которую Паша вцепился, и дернул его за шиворот. Ремень безопасности ударил в рёбра. Паша охнул. Крупный ругнулся, сунулся в салон, придавив Пашу так, что дыхание вон, щелкнул ремнем – и одним движением извлек и себя, и Пашу на мороз.
Паша не устоял на ногах, упав коленями в неглубокий и рыхлый, по ступицу колеса, снег – похоже, этот тупик время от времени чистили или хотя бы развозили по нему снег машинами. Додумать эту мысль Паша не успел: крупный, схватив его за шиворот, протащил, как щенка, до ледяного бурьяна и почти без натуги воткнул в настоящий сугроб.
Крупный не спеша закурил, а подошедший мусор, наблюдая за попытками Паши хотя бы выпрямиться в снегу, который лезет за ворот и стаскивает шапку, сочувственно прокомментировал:
– Ведь я ж предупреждал-л.
Хотелось закричать «Что ж вы делаете, твари!», но Паша знал, что каждое сказанное слово будет не просто обращено против него, но станет крючком, за который менты тут же зацепятся – и уже не отпрыгнут, пока не получат от Паши всего, что хотят. А потом сделают с ним всё, что хотят.
Сделать они, конечно, и сейчас могут, и уже делают, но явно не всё, что хотят. Потому что Паша не дает им того, что они хотят. Значит, и не должен давать.
Боялся Паша дико, но это ничего не меняло.
Он с трудом выпрямился в сугробе, доходившем почти до пояса, и сунул руки в карманы куртки.
– Телефон давай, – сказал мусор.
Паша чуть сгорбился, пытаясь не касаться коленями снега: щиколотки и бёдра уже жгло холодом – значит, джинсы промокли.
Крупный, легко дотянувшись, толчком свалил его на спину и, пока Паша барахтался, выдернул телефон из кармана его джинсов.
– Пальчик сразу бери, – посоветовал мусор.
Крупный, ругнувшись, сунул телефон ему. Мусор ругнулся тоже.
Вот именно, со злобным торжеством подумал Паша, с трудом поднимаясь в прежнее сгорбленное положение: мороз как будто усиливался, теперь еще и руки жгло. Вот на такой случай я и брал телефон без сканера отпечатка, Face-ID и прочих приблуд, дающих доступ без активного желания хозяина.
– Когда там у него день рождения? – спросил мусор.
– Четырнадцатого августа девяносто шестого, – сказал крупный, сверившись со своим телефоном. – Бля, он новую хрень запостил, про Руслана.
– Отсроченный пост, по будильнику, – кивнув, пояснил мусор, не переставая возиться с телефоном Паши. – У него может уже сто отсроченных публикаций висеть, готовых уже, и выстреливать по часам, хоть каждый день, хоть через двадцать лет. Сука, не подходит, две попытки – и заблокируется. Слышь, Шевяков, последний раз предлагаю.
А первый-то вы когда предлагали, подумал Паша, похоже, так явственно, что мусор слегка смутился – и, пожав плечами, сказал:
– Короче, расклад такой. Или ты говоришь пароль – ну или сам удаляешь канал и обязуешься больше его не создавать. Или остаешься здесь, а мы с телефоном едем к специально обученным людям, и они сами всё сделают.
Паша усмехнулся и тут же затрясся от холода.
Мусор сказал задумчиво:
– Радуется. Ты сильно не радуйся, мы же не прямо здесь тебя оставим, смысл-то. Чуть подальше сторожка есть, там вечно бомжей находят. Полуголых, без обуви, по пьяни залезли и крякнули. Ну, завтра еще одного найдут.
Он вынул из-за пазухи плоскую бутылку и встряхнул.
Паша посмотрел на него, потом на крупного. Оба улыбались.
– Фашисты, да? – спросил мусор. – Ну давай-давай, скажи, что фашисты, гестаповцы, младенцев пытаем. Хочешь же, вижу. О, вам письмо.
Он посмотрел на телефон, хмыкнул и спросил:
– Это что за игры?
Быстро показал крупному, потом вытянул руку к Паше. Экран блокировки перекрыло сообщение Ани: «Он пошел убивать».
– Кто пошел, куда? – спросил мусор. – Быстро отвечать!
На экране возникло новое сообщение: «Тебя или Юлю. Срочно от…»
– Бля, – сказа Паша отчаянно. – Змей сейчас Юлю убьет.
– Кого? – спросил мусор, переглянувшись с крупным.
– Юлю Зарипову, у нас работает, Тобольков ее знает. Позвоните ему, быстро!
– Телеграм удали, – сказал мусор, протягивая телефон.
– Вы с ним реально заодно, что ли? – отчаянно крикнул Паша. – Смотрите, он убивать пошел! Вам что важнее: чтобы не убивали или чтобы не рассказывали?
Он подышал сквозь дрожь, которая трясла его, срывая голос, оглядел обоих и спросил, не веря:
– Что, правда?
Менты переглянулись.
– Что – правда? – уточнил крупный, явно сдержавшись. – Что лепишь-то?
– Бля, – сказал мусор, глядя в Пашин телефон. – «Он мне написал», пишет. Позвони ей нормально.
Он протянул телефон Паше.
Паша схватил телефон и задним ходом, качаясь и валясь, сделал несколько шагов подальше от ментов. Мусор ухмыльнулся, крупный раскурил вторую сигарету и ушел к машине.
Аня ответила сразу – но еще раньше машина дважды бибикнула, и крупный крикнул:
– Погнали, по дороге побазаришь!
Глава четвертая
– Я тебе еще раз говорю, – сказал Бача медленно и утомленно, – никто нихера не знает про этого утырка. Мы ищем, мы спрашиваем, мы все коряги поднимаем, всех трясем, от пиздюков до синих сидельцев, почта гудит вся – нет, никто не в курсах. И не при делах.
– Я тебе еще раз говорю, – сказал Андрей, понял, что возможно, не говорит вслух, а думает, что говорит, уткнувшись подбородком в грудь, вздернул голову и упрямо продолжил, глядя на нетронутые разносолы вокруг пустой тарелки: – Я тебе еще раз говорю, мента убили. У меня друга убили. У меня сестру убили. И за это ответят все, кто допустил. Я лично отвечу, но до того – спрошу с остальных так, что на ленты резать буду. Сегодня начну, клянусь. И с вас начну, потому что вы ближе.
– Андрей, – сказал Бача вкрадчиво, – я понимаю твое горе и сочувствую ему. Мы с тобой по разные стороны понятий, но понятий не путали никогда. Я тебя уважаю единственного из ментов, потому что ты по законам стараешься. А я в законе. Не надо со мной так. Правда. Плохо будет.
«Ты мне угрожаешь, что ли, ворила?» – хотел изумиться Андрей и сделать что-нибудь в подтверждение силы своего изумления, но черная усталость опять не позволила – и хорошо, потому что Бача не угрожал и не предупреждал, а информировал о неизбежном развитии событий: нельзя так со смотрящим по городу, плохо будет.
В кармане зажужжал телефон. Андрей подождал, но телефон не унимался. Он показал жестом, что сожалеет, и поднес трубку к уху. Бача внимательно смотрел.
Андрей сказал:
– Я же русским языком просил… Как? Какую Юлю? При чем тут Юля? Вы чем должны были заниматься? В смысле – ему и сообщили, о чем? В смысле – Змей? Сам написал? Так он мозги ебет. Не Шевяков, так этот. Змей. Ну, надо, да.
Он кивнул Баче, встал и пошел к выходу, мимо охраны, мимо второй охраны, ЧОПа, у которого Андрей, не прерывая разговор, забрал пистолет, мимо камердинера, официантов и остальных контрольно-пропускных людей, охранявших покой Бачи. Бача, наверное, смотрел ему вслед – смотрящий же. Это не имело значения. Имели значение только звонок Рыбакова и адрес Зариповой, который надо было срочно выяснить и домчаться к нему как можно быстрее.
– Да вы, блин, откуда тут взялись, – пробормотал крупный, сбрасывая скорость перед хвостом сдвоенных красных огней, застывших на впадении в Московский проспект. – Алиса, сука, ты-то что молчала?
– Кажется, вы чем-то расстроены, – сказал телефон. – Поставить расслабляющую музыку?
– Клизму себе поставь, – посоветовал крупный, выкручивая руль так, что даже на малой скорости «Гранту» чуть повело юзом. – Это в «Глобус» народ попер на новогодние закупаться. Парковка заполнилась – въезд перекрыли, вот и очередь, на всю ночь. По объездной рванем.
– Это полчаса, – сказал мусор, который теперь сидел спереди.
– Тут дольше будет, – заверил крупный. – У каждого ТЦ такая хрень. Декабрь пришел – пора, типа. Бараны, блин. А по объездной ТЦ нет.
Паша старался на них не отвлекаться: он пытался сквозь невыносимый жар и усиливающееся щекотание в голове и горле понять, чего хочет Аня.
– Какой пароль? – удивился он. – От почты? Нафига?
Аня зажмурилась и сжала кулаки, чтобы сдержаться. Время утекало. Не разжмуриваясь и стараясь не кричать, она объяснила лежащему на столе телефону:
– В почте – привязка к ее облачному хранилищу, там синхронизация с телефоном, можно отследить местоположение, если она геолокацию не отключила.
– Так выключено всё наверняка, она же трубку не берет… – начал Паша и оборвал себя. – Почта у нее «джюлай цари» и цифры какие-то. Не знаю, основная или нет, но работает с нее. А про пароль ты откуда знаешь?
Зачем ты такой болтливый, подумала Аня отчаянно, и сказала:
– Ты упоминал, что есть. Скорее.
– А, – сказал Паша. – Ща.
Он, видимо, вспомнил, что сам пару раз рассказывал, как приходится отдуваться и подвязывать концы за всех в этой конторе: то переводить в экселевскую таблицу отчет, набранный Леночкой в ворде, то возиться с ноутбуком Юли, сообразившей, что не прицепила файл к письму, которое отправила, прежде чем убежать на обед.
Аня особо в эти жалобы не вслушивалась, сразу отнеся их, как и две трети звуков, производимых Пашей, к фоновому шуму, – но, оказывается, запомнила, и теперь сообразила, что для срочного выполнения той просьбы нужны были пароль от ноутбука и почты Юли. Значит, Юля должна была прислать их Паше.
Страшно хотелось заорать: «Скорей же!». Аня покосилась на маму, которая спала или притворялась, что спит. Она, наверное, впервые лет за пять – да, примерно столько прошло с их второй и последней поездки в Турцию, – ночевала не дома. Тетя Жанна всей семьей гостила у родни в Кургане, у мамы всю жизнь хранились запасные ключи, вот она и попросила у любимой подруги разрешения пожить в ее квартире несколько дней.