– Он такой улыбнулся, и всё, а вечером на выходе из магазина ждет, – рассказала Ольга. – Улыбка у него такая… Красивая очень. Потому и улыбался.
Радмир починил замок и шкаф, поправил фиксаторы форточек, наточил ножи, а через полгода переехал к Ольге и Арсению, которому тогда было восемь. Вместе они прожили почти год, с августа девятнадцатого по июнь двадцатого. В июне, как только двухмесячный локдаун по случаю пандемии ковида в области был официально отменен, Ольга уехала от Радмира и вообще из Сарасовска, и более не видела его и не слышала. И старалась не вспоминать, пока в телеграме про это всё не прочитала.
– Ольга Дмитриевна, почему вы решили, что Радмир – это Змей? – спросил Андрей.
– Арсений, дай телефон! – велела Ольга, подождала и, повернувшись к фанерной перегородке, сказала еще громче: – Слышишь, нет? Телефон тащи.
Прислушавшись, она пробормотала несколько нелестных слов, встала и, чуть переваливаясь, прошла по скрипящим половицам за перегородку. Там почти сразу закипела негромкая, но суровая перебранка. Андрей ждал. Ольга появилась, уткнувшись в телефон, ругнулась и снова скрылась за перегородкой. «Блокировку сними, я сказала!», услышал Андрей и сочувственно кивнул. Бедная Ольга. Если пацан в десять такой строптивый, что в пятнадцать-то будет.
Ольга явилась боевая и разгоряченная, но теперь менее похожая на Наташку, которая с детства славилась буйным норовом, но лицо ее о пору гнева менялось иначе. Андрею стало полегче не отводить глаза. Ольга поясняла, листая, видимо, фотогалерею:
– Он фотографироваться не любил, а если попадал в кадр, потихонечку всё удалял. Я не сразу заметила, ну и думала, дурит просто мужик, мало ли какие тараканы. Эти тоже удалил, это первое сентября как раз, но я маме успела бросить, она сохранила. Мама в Чупове, умерла недавно, сорок дней на неделе отмечали как раз.
Андрей показал, что соболезнует, Ольга спокойно кивнула и продолжила:
– Я вещи ее перебирала, телефон Арсению чтобы отдать, он давно клянчил, телефон новый, мама почти не…
Она помолчала, быстро вытерла глаза и договорила, протягивая телефон Андрею:
– Вот снимок.
На снимке улыбались Ольга, белобрысый пацаненок в костюмчике при букете (очевидно, Арсений), и некрупный мужичок ростом с Ольгу, в мешковатых штанах, такой же светлой рубашке с коротким рукавом и бейсболке. Сердце Андрея опять заныло. Фигура, поза, постановка головы и очертания затененного лица под козырьком были точно такими же, как на кадре пятнадцатилетней давности, который Ольга открыла в своем телефоне и тоже подсовывала Андрею. Будто он не помнил этот кадр до последнего размытого пикселя.
Он осторожно увеличил первое фото так, чтобы лицо Радмира выросло на половину экрана, потеряв в четкости, но оставшись различимым и наконец-то узнаваемым.
– Я сброшу себе? – хрипло попросил Андрей и ткнул в «Поделиться» еще до того, как Ольга сказала «Конечно». – Это единственный?
– Всё затирал, – виновато ответила Ольга. – Я веселилась сперва, потом решила, что это с тюрьмы у него страх.
Андрей поднял голову. Ольга подтвердила:
– Он сидел же.
– Когда, за что, где?
– Говорил, подрался с кем-то, вышел по УДО, отмечался, как можно стало – переехал в Сарасовск.
– Откуда?
– Говорил, из Еланина, но это, может, вранье. Как и про драку, и про всё остальное.
– Почему вы так думаете?
Ольга, вздохнув, спросила:
– Еще чаю?
А когда Андрей отказался, принялась рассказывать про другое.
Так-то Радмир очень тихий был, вежливый, внимательный, не похож ни на драчуна, ни на тюремщика. Может, потому что заикался, еще и поэтому помалкивал – и поэтому говорил смешно, нараспев. Видимо, в детстве логопед научил. Сперва это нежно звучало. Потом…
Ольга поспешно скорректировала направление: с Арсением поладил сразу, и слов особо не понадобилось. Относился очень хорошо, водил на тренировки, по разу в цирк и зоопарк, а когда всех заперли на ковид, притащил ему приставку и играл вместе с ребенком.
– Какую приставку?
– Не помню…
– Плойку четвертую, – мрачно донеслось из-за перегородки. – А ты ее там оставила.
Ольга вскинула голову, чтобы прикрикнуть, но как-то сразу обмякла и дальше рассказывала быстрым испуганным шепотом.
У него деньги были, много, доллары. Раньше, наверное, еще больше было, а ко времени их встречи почти кончились. Ольга как-то обмолвилась, что может опоздать с очередной выплатой за холодильник, так на следующий день Радмир притащил пачку долларов, пять тысяч, в шкаф молча положил, и всё. Нет, не сохранились деньги, в ковид быстро разлетелись. Кредиты все закрыли, спасибо на том. Нет, больше не приносил, возможно, последние были – он к деньгам очень спокойно относился, даже с непониманием некоторым. Как ребенок, которому проще протянуть руку и взять, а если не дают, обидеться или стукнуть, чем начинать мороку с оплатой, поиском средств и так далее. Такое у Ольги ощущение возникло.
Нет, кроме приставки, ничего особо ценного не дарил и не покупал ни Арсению, ни Ольге, ни себе. И рубашки, которые Ольга ему купила, надел пару раз из вежливости, и всё. А шерстяные носки, которые Ольга ему связала, принял вообще странно: смотрел на них долго и с таким лицом, будто заплакать хотел, потом поспешно сунул в шкаф и ушел на полдня. Не надел ни разу. Из шкафа они исчезли. Куда, Ольга не спрашивала, конечно.
Носить предпочитал футболки и рабочую спецодежду всякую. Она правда дешевая и удобная, а что смотрится непарадно – так на парады и не ходить. У него даже джинсов не было, штаны какие-то с карманами.
– Карго, – подсказал Андрей.
– Даже ботинки из «Восток-Сервиса», – кивнув, продолжила Ольга. – А так покупал только шпионские приблуды и девайсы всякие, на «Али» постоянно заказывал. Микрофоны, подзорные трубки, следящие устройства, «жучки», чтобы к одежде цеплять, как в кино. Сам их делать тоже пытался, но не получалось, хотя рукастый вроде – умений, материалов или, не знаю, квалификации не хватало. А как «Али» для себя открыл и узнал, что там всё копейки стоит, айда пачками выписывать. Я не успевала на почту бегать. Потом увидела в новостях, как в Кургане дело завели на мужика за то, что трекер для коровы выписал, пошутила про это. Он сразу перестал выписывать, как отрезало.
– А что делал с ними?
Ольга пожала плечами.
– Следил.
– За кем?
– За нами, получается. И за всеми подряд.
Ольга не замечала и сперва особо не задумывалась, списывала странности на трудное детство – Радмир же рано родителей потерял, бабушка воспитывала, потом немножко то ли детдом, то ли спецПТУ. Там было явно не до игр, вот и компенсирует.
Потом Ольга обнаружила, что сожитель не только поставил отслеживающее приложение ей и Арсению на телефоны, но и пытался проделать такую же штуку с редкими гостями. А может, и «жучков» им цеплял к лацкану или куда там принято.
– Великие, говорил, должны контролировать всё. Я спрашиваю: это ты великий, что ли? Он улыбается и с темы соскакивает.
Даже такие странности Ольгу не беспокоили и особо не задерживались в памяти, пока область не ввела локдаун в связи с пандемией. Ольгу сперва перевели с кассы на склад готовить заказы для доставки, потом сократили, да и сам магазин вскоре закрылся, не выдержав конкуренции с крупными сетями. Класс Арсения тоже перевели на дистанционное обучение. Так они впервые оказались надолго запертыми втроем. И Ольге это совсем не понравилось.
Ни то, что Радмир, оказывается, умеет часами напролет сидеть, не двигаясь, в кресле или даже на табуреточке, глядя в лучшем случае в окно, а то и просто в пустой угол. Ни то, что иногда он принимается вкрадчиво бродить по комнатам, как будто замеряя шагами длину-ширину-высоту, и бросая вкрадчивые, такие же замеряющие взгляды на Ольгу и Арсения. Ни тем более то, что в пять утра он точит на кухне какие-то небольшие, но жутко выглядящие лезвия и шильца, в том числе из рукояток обычных чайных ложек, а в ответ на расспросы быстренько ложится спать, но под утро тихонько встает, закрывается в ванной – и там, если прислушаться, чем-то медленно ширкает и скрежещет.
А как только локдаун отменили, Ольга услышала, как Радмир певуче спрашивает Арсения, понравилось ли ему после перерыва в школе, и не обижает ли его кто из детей или взрослых. И не хочет ли Арсений, чтобы этот обидчик исчез. И Арсений всерьез задумался над ответом.
Ольга поспешно увела Арсения ужинать и спать – и на следующий день не отпустила его в школу, а, дождавшись, пока Радмир уйдет на работу или куда он там уходит с утра пораньше, тщательно перещупала одежду, собрала чемодан, подхватила сына под мышку и умчалась прочь, оставив телефоны на столе, – сперва в Чупов, потом в Качуев. И с тех пор не заходила ни в одну из соцсетей, не звонила никому из знакомых, а маму заставила сменить номер.
– А чего так резко? – спросил Андрей.
– У меня уже были мужчины, – сказала Ольга. – Это надо делать резко. И навсегда. Чтобы не жалеть остаток жизни.
– Он физическую силу применял вообще? Или ругался, давил как-нибудь?
– Не обижал, – отрезала Ольга. – Я сама пугалась. А он как-то сказал: ты радуйся, что испугалась. Испугалась – значит, живая еще. Смешно, да?
Она попробовала улыбнуться. Получилось не очень.
– Я прошу прощения за вопрос, работа такая, – начал Андрей. – Можете ли вы сказать про странности, как уж это, в половом отношении?
– А не было полового отношения.
– Совсем?
– Совсем. С самого начала до самого… И слава богу.
– И он не пытался даже?
– Он не пытался. Я пыталась, ну и… – она улыбнулась. – Совсем, в общем. Ну я и успокоилась. Странно, конечно, совсем без этого, но мне это вот здесь уже было. Так что я и не спрашивала, почему, как, психологическое там или физическое. И к врачу ума хватило не посылать. Просто радовалась тихонечко.
– А в физическом плане было что-то необычное? Травмы, может, приметы какие-то?
– Нет.