Считали бы необходимым поручить Министерству здравоохранения СССР проверить работу клиники лечебного питания и укрепить кадрами. О результатах доложить в ЦК ВКП/б/».
Через полгода Макаров будет назначен заместителем министра государственной безопасности. Работник московского партийного аппарата, он в войну стал профессиональным политработником, получил погоны генерал-лейтенанта.
Родственники за границей — вот, что интересовало МГБ.
Заслуженный деятель науки РСФСР профессор Мануил Исаакович Певзнер, когда-то работавший в немецких клиниках, стараниями следователей превратится в британского шпиона — английские агенты были очень востребованы в таких разработках. Но профессор, которого и сегодня называют одним из основоположников отечественной диетологии и клинической гастроэнтерологии, подвел чекистов: умер от инфаркта в мае 1952 года — до ареста «врачей-убийц». А его клиника, некогда ведущее медицинское учреждение, фактически перестала работать.
Занимался делами раввина московской синагоги и врачей-диетологов полковник МГБ Анатолий Рассыпинский. Он был из числа «следователейзабойщиков», которые в прямом смысле выбивали показания.
В институтах Академии наук, творческих союзах, газетах, журналах, издательствах, как и во всех других идеологических учреждениях, развернулась борьба с «сионистами» и «космополитами», которая оказалась выгодным делом. После подметных писем и открыто антисемитских выступлений освобождались места и должности. Карьеры стали делаться почти так же быстро, как в 1937 году, когда расстреливали вышестоящих, открывая дорогу нижестоящим.
Кто-то испытывал злорадство, уверенный в том, что несчастье обойдет стороной: у него с пятой паспортной графой все в порядке. Но удушающая, отравленная атмосфера, в которой все это стало возможно, ударила не только по евреям.
В число «безродных космополитов», которых унижали и лишали работы, и «врачей-убийц», которых ждала участь похуже, записывали и русских, и украинцев. Не только для маскировки. Устроители кампании спешили под сурдинку разделаться с более удачливыми и талантливыми конкурентами, спихнуть их и занять хлебные места. При нацистах подобная акция называлась борьбой с «белым еврейством», то есть с евреями не по крови, а по духу.
Тихон Николаевич Хренников, который многие годы возглавлял Союз композиторов СССР, рассказывал, как он находил в своем почтовом ящике мерзкие письма: «Тиша — лопух, Тиша попал под влияние евреев, Тиша спасает евреев».
Писатель Иван Фотиевич Стаднюк служил в те годы в отделе печати политуправления сухопутных войск. В своей мемуарной книге «Исповедь сталиниста» он пишет, как его самого товарищи по политуправлению заподозрили в неарийском происхождении:
«В самом моем облике (нос горбинкой, лицо в веснушках, рыжеватые курчавые волосы) иным виделось тоже нечто семитское… И когда в стране началась так называемая «борьба с космополитизмом», а я не прекращал общаться со своими фронтовыми друзьями, кто-то сделал соответствующие выводы».
Об этом Стаднюк узнал из панического письма своего брата. Он писал: «Что ты там натворил в той Москве?.. Убил кого-нибудь, зарезал? Не в тюрьме ли ты?.. Мне проходу люди не дают!» В родную деревню Стаднюка приехал из Москвы полковник и вдвоем с местным начальником госбезопасности вызывал его родственников, соседей, выспрашивал, кто Стаднюк по национальности.
Иван Фотиевич ни секунды не раздумывая побежал к начальнику политуправления сухопутных войск генерал-лейтенанту Сергею Федоровичу Галаджеву, бросил ему на стол письмо со словами:
— Что все это значит? Это же фашизм! Когда на фронте мне приказывали поднимать бойцов в атаку, никто не интересовался, кто я по национальности!
Сергей Галаджев по-украински не читал. Но в его кабинете сидел какой-то генерал-майор. Он сказал:
— Я знаю украинский. Давайте переведу на русский.
Генерал стал читать, и его лицо побледнело. Стаднюк посмотрел на незнакомого генерала. И вдруг понял: в отличие от него, генерал действительно еврей, и прочитанное письмо ему много больнее!
Генерал спросил у начальника политуправления:
— Меня, значит, выдворят из армии по этим же мотивам?
Зазвонил телефон. Галаджев снял трубку:
— Да, генерал у меня… Нет! Я категорически против его увольнения в запас!
Начальник политуправления сказал Стаднюку:
— Оформляйте внеочередной отпуск на десять дней и в офицерской форме, при орденах, появитесь в родном селе. Пусть люди увидят, что с вами ничего не случилось.
— А что отвечать на их вопросы?
— Скажите, недоразумение, глупость. Правды не говорите: стыдно за армию…
Галаджев сочувственно посмотрел на генерала:
— А вас прошу не обижаться… В нашу жизнь вторглось что-то непонятное и неприемлемое. Будем мужаться… Возвращайтесь в свою часть и служите.
Как-то забывается, что в реальности главные жертвы Большого террора — крестьянство и церковь. Принято считать, что Сталин отказался от большевистского отношения к православной церкви, стал ее поддерживать. Это миф. Он нуждался в поддержке церкви в годы Великой Отечественной, когда союзнические отношения с Англией и Америкой исключали возможность репрессий против церкви. А после войны опять стал ее давить.
10 августа 1948 года заместитель председателя Совета министров Ворошилов разрешил открыть двадцать восемь православных храмов. Сталин распорядился все отменить, а Ворошилова наказал. 28 октября последовало постановление политбюро:
«1. Указать тов. Ворошилову на то, что он поступил неправильно, подписав распоряжения Совета Министров СССР об открытии церквей и молитвенных зданий в ряде населенных пунктов.
2. Отменить подписанные т. Ворошиловым распоряжения Совета Министров СССР».
Только что открытые церкви закрылись. И до самой смерти Сталина ни один новый православный храм не был открыт. В 1949 году стали закрывать и ранее открытые церкви. До смерти вождя успели больше тысячи храмов передать под клубы и склады.
В борьбе с «космополитами» и прочими врагами выковалась сплоченная когорта профессиональных разоблачителей, как правило, бездарей, делавших карьеру за счет уничтожения коллег. Увлекательным делом занялись по всей стране, уже и подстегивать их из центра нужды не было.
Режим многое давал тем, кто прорывался наверх. Драматург Всеволод Вишневский, прославившийся после революции пьесой «Оптимистическая трагедия», удивленно записал в дневнике: «Сергей Михалков излагает мне свое жизненное кредо: «Надо знать, что понравится «наверху»… Ну что же: здравствуй, племя, молодое».
Устраняя ярких, одаренных и потому самостоятельных, Сталин открыл дорогу посредственности, троечникам. Попав у Сталина в фавор, они получали частицу его безграничной власти. И в первую очередь устраняли конкурентов. Партноменклатура — жадная толпа, готовая задушить любого, кто мешает прорваться к трону. Сплоченная когорта, делавшая карьеру за счет уничтожения талантливых коллег.
«Их объединяет не организация, и не общая идеология, и не общая любовь, и не зависть, а нечто более сильное и глубокое — бездарность, — писал фронтовой разведчик и автор замечательной повести «Звезда» (недавно экранизированной) Эммануил Казакевич. — К чему удивляться их круговой поруке, их спаянности, их организованности, их настойчивости? Бездарность — великая цепь, великий тайный орден, франкмасонский знак, который они узнают друг на друге моментально и который сближает их как старообрядческое двуперстие — раскольников».
А вот и бедственный для страны результат. Академик Петр Капица писал:
«Принципиально новые направления в мировой технике, которые основываются на новых открытиях в физике, все развивались за рубежом и мы их перенимали уже после того, как они получили неоспоримое признание. Перечислю главные из них: коротковолновая техника (включая радар), телевидение, все виды реактивных двигателей в авиации, газовая турбина, атомная энергия, разделение изотопов, ускорители… Но обиднее всего то, что основные идеи этих принципиально новых направлений в развитии техники часто зарождались у нас раньше, но не развивались, так как не находили себе признания и благоприятных условий».
28 января 1949 года в «Правде» появилась большая статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Накануне тогдашний главный редактор «Правды» Петр Николаевич Поспелов побывал в ЦК. Записал указания вождя: «Для разнообразия дать три формулировки: в первом случае, где употребляется слово «космополитизм», — ура — космополитизм; во втором — оголтелый космополитизм; в третьем — безродный космополитизм».
Молодому читателю, наверное, даже трудно понять, почему статья, посвященная как бы узко-цеховому вопросу, привела к тяжелейшим последствиям, искалечившим общество.
Взялись за театральных критиков, которые позволили себе подвергнуть взыскательному анализу слабенькие пьесы драматургов-конъюнктурщиков. Исполнение профессионального долга перевели в политическую плоскость. Там, где был разбор пьесы, увидели злой умысел. Пьесы были плохие, зрители на них не ходили, но авторы были людьми известными, при должностях, со связями. Они нашли способ поквитаться с критиками. Критиков обвинили не только в том, что они чернят советских драматургов, но и выставили злобными противниками русской культуры.
18 февраля 1948 года в Москве началось трехдневное совещание драматургов и театральных критиков. С трибуны звучало:
— Это не просто космополиты, не просто антипатриоты, а это антисоветская, антипатриотическая деятельность, это контрреволюционная деятельность. Сколоченная организованная группа, объединенная преступной целью и вредоносной деятельностью…
Пленум правления Союза советских писателей, разоблачавший «безродных космополитов», проходил в Центральном доме литераторов. Доклад произносил генеральный секретарь писательского союза Александр Фадеев. В разгар его выступления в дубовом зале Центрального дома литераторов погас свет. Внесли свечи, и Фадеев продолжил свою мрачную речь при свечах. В этом было что-то дьявольское. Не в том, что погас свет, это случается, а в том, что и как говорил Фадеев.