— Будешь меня защищать? Даже после того, как я сутки на тебя говнился и дал по роже?
— Да, Малой. Буду.
Этим вечером, удобно расположившись в гостиной на разобранном диване, я пью горячий чай с чабрецом, грызу бублики и залипаю в экран телевизора. Между нами четырьмя можно положить еще двоих и третьего кинуть в ноги, а если культяпки подсобрать, то еще пара человек влезет. Я прикидываю, сколько бы такой диван стоил сейчас, и вздрагиваю, — сумма в голове переваливает за сто тысяч. К дивану еще два кресла есть, которые разложить можно. На одном обычно Лева сидит, но сегодня он в общей куче, вместо подушки для Рыжего.
Мы успеваем посмотреть два фильма. Лева, хоть и тоже в восторге, но ведет себя сдержанно, в отличие от Миши с Киром, которые просят перемотать на эффектную сцену взрыва. Лева внимательно наблюдает за происходящим и отгоняет Рыжего от экрана, чтобы не загораживал.
Первым вырубается Кирилл, потом Рыжий. Лева держится дольше всех, но пересидеть меня ему все равно не удается. Когда последний из них засыпает, я делаю звук тише. Отношу пакет с бубликами на кухню, мою кружку, вспоминая, как меня назвали свиньей. Возвращаюсь на диван и занимаю свое место слева с отвоеванной подушкой. Третий фильм досматриваю. Не спасает даже то, что я его уже видел. Ходил на премьеру, пересматривал дома, и по телику его уже крутили. Все равно сна ни в одном глазу.
С полной уверенностью, что я и четвертый выдержу, ищу то, что действительно было бы интересно посмотреть. Это оказывается не так легко. Можно было бы ужастик глянуть, но благодаря Даче сеанс может резко перейти в долби атмос с эффектом 5D. Поэтому ужасы как жанр я отметаю. Да и пощекотать мне нервы они уже не смогут…
После пятнадцати минут поиска сдаюсь и включаю рандомный сериал. Устраиваюсь поудобнее и смотрю первые две серии. На третьей меня начинает вырубать, в комнате понемногу светлеет.
Кажется, я только глаза закрыл, как телевизор орать начинает, заставляя подорваться всех. Изображение на экране застывает. Первое, что я делаю, это хватаю пульт в попытке выключить телевизор, но это не срабатывает. Тогда Лева включает свет, а Рыжий выдергивает кабель питания из розетки. Телевизор замолкает, тишина после звуковой атаки кажется благодатью свыше. Только птицы поют за окном и часы на стене ритмично тикают.
Я снова откидываюсь на подушки и таращусь в потолок.
Вот вам и доброе утро.
10
Сначала это показалось мне совпадением. В другой раз, когда я задремал на кухне за общим столом, сорвало кран. Вода была повсюду. Струя била в подвесной шкаф, и никто не мог подойти к нему, потому что во все стороны брызгал кипяток. У Рыжего получилось перекрыть воду в подвале только после того, как мы нашли газовый ключ. Я вычерпывал воду и трижды шлепнулся с тазиком, не донеся его до раковины.
Лева критическим взглядом окинул кухню, потом меня. Я искренне извинился, хотя меня никто не обвинял.
Когда птица выбила окно, мы убедились, что проблема во мне, но все равно снова уложили меня спать. Как сказал Рыжий, «чтобы закрепить эффект». К сожалению, в этот раз не было ни потопа, ни самопроизвольно включающейся техники, ни дезориентированных птиц.
Птичку, кстати, было жалко.
В финальный, четвертый, раз Дача согнала свору собак. Огромных, голодных и очень злобных. Меня оставили на секунду, и я проснулся от боли. Когда все прибежали на рычание и цокот когтей, я уже орал и катался по полу, держась за ногу. На ней остался вполне себе реальный след от собачьей пасти, а кровищи было столько, что пришлось мыть пол.
В моей аптечке нашлось всего два бинта, их не хватило бы, чтобы остановить кровотечение. Проблему решили как по методичке: ногу вверх — и с такой силой затянуть полотенце, чтобы укуса больше не чувствовалось. Так я и лежал на полу, закинув ногу на диван. Рядом сидели Рыжий и Лева, а Кир стоял перед теликом, не зная, куда себя деть.
— Ты, главное, сознание не теряй. — Рыжий мне улыбается, а у самого руки красные по самый локоть.
Его лапа опускается мне на плечо, и я понимаю, что никогда не отстираю эту футболку, более того — никогда ее не надену. Выкину, как только смогу встать.
— Эй… — Рыжий трясет меня.
— Да не сплю я. Глаза хоть закрыть можно? Плывет все.
— Я пойду руки помою. Не вырубайся.
Закатываю глаза, голову поворачиваю набок и упираюсь взглядом в когда-то белые кроссовки Левы. Они еще мокрые, как и половина вещей на нем. Только олимпийка одиноко сушится на двери.
— С вами такое было? — спрашиваю, чтобы хоть как-то заполнить тишину.
— Такого? Нет, — коротко отвечает Лева. Я почти уверен, что на этом разговор и закончится, но Лева продолжает: — Дача к нам так не относилась.
— Пугала иногда, но без фанатизма, — добавляет Кирилл.
— Как же славно быть мной. Просто восторг.
Лева на Кирилла смотрит, явно пытаясь подобрать слова, чтобы как-то меня утешить или обнадежить, но я и так все понимаю. Помню прекрасно, что они тут хозяевами были, и Дача их защищала, спасала, и вообще, каждый бы хотел в таком доме жить. Помню, что я тут никто. Просто залетный гость, которого воспринимают как угрозу. Было бы еще чему или кому угрожать. Эти трое хоть и призраки, но если сейчас мне кто-то из них от души по морде даст, то я вряд ли встану. В этой жизни точно нет.
— Отставить пессимизм. — Рыжий возвращается из кухни, где мыл руки, и садится на диван. Дотрагивается прямо до места укуса, и я его этой же ногой пинаю. — Шоковая терапия.
— Мудила! Больно же!
— Не делай так больше, — тихо просит Лева, рукой отодвигая от меня Мишу.
— Да пусть только попробует! — предупреждаю я. — В следующий раз ударю со всей силы, а если не ударю, то сам вцеплюсь ему в ногу.
— Вот видишь. Сразу боевой дух проснулся.
Кирилл просит не мучить меня, потому что я и так бледный, а если еще и сознание потеряю от боли, то черт знает, что может произойти. Я этот факт использую в свою защиту, мол, только тронь — вырублюсь на сутки. Пусть меня сожрут, но и вас собаки погоняют.
Рыжий самодовольно улыбается. Он добился того, чего хотел: я разозлился и отвлекся.
На то, чтобы остановить кровотечение, уходят два бинта, банка хлоргексидина и йод.
— Только в рану не лей, — предупреждает Кир.
— Да я еще даже крышку не открутил, — огрызается Миша.
Наконец нога оказывается полностью забинтованной. Меня поднимают, и я выдыхаю. Место укуса еще адски болит, но крови больше не видно.
— Вы так друг на друге натренировались? — Я разглядываю аккуратно наложенную повязку.
— У нас был хороший учитель, — отвечает Лева и, считав немой вопрос в моих глазах, добавляет: — Женя. Она хирургом стать хотела. Так что правильно обрабатывать раны и накладывать бинты мы научились у нее.
— Один раз налил ей на разбитую коленку перекись. Так по уху получил, что в голове звенело трое суток, — с улыбкой вспоминает Рыжий. — Я до сих пор на левое ухо туговат.
Кирилл покачивается на пятках и хихикает себе под нос.
— Только попробуй это вслух сказать, — предупреждает Рыжий. — Я не шучу, только рискни.
— Шутка про то, что ты не только на левое ухо туговат?
Лева изо всех сил старается не улыбаться, а вот Кир не сдерживается вовсе.
— Как дал бы тебе затрещину…
— Не обижайся, Рыжий. Спасибо большое. Вам всем.
Рыжий меня по волосам треплет, а потом просит Кирилла принести банку энергетика. Киру это не нравится, но идея не дать мне заснуть кажется куда безопаснее.
По крайней мере сутки я выдерживаю спокойно. Вторые тоже. На третьи сдаюсь — засыпаю, сам того не осознавая. В принципе, тема с депривацией сна никогда мне не подходила. Рано или поздно я засыпал. Иногда это было похоже на кому, я мог проспать двое суток и вовсе перестать соображать. Даже отчета не отдавал, сколько времени проходило, путался в часах и датах, и чтобы два плюс два сложить, требовалось бодрствовать часа три.
Самое тяжелое в таком режиме — это понимать, что ты хочешь спать, но тебе нельзя. Сходно с тем, когда после наркоза тебя в палату привозят, будят окончательно и оставляют одного с фразой: «Не спать».
Когда мне аппендикс вырезали, добрый хирург сказал, что если засну — умру. Тогда я чуть не обделался от страха, даже моргать не хотел, чтобы не дай бог не задремать. После отбоя я не лег, а когда в туалет пошел, медсестра меня отчитала. Во-первых, вставать еще было нельзя, а во-вторых, спать уже можно было. Врач с утра на обходе только посмеялся. С юмором мужик был.
Правда, его слова были больше связаны с тем, что мне ввели лошадиную дозу наркоза, а потому и отходняк у меня мог быть тяжелее. Отходняк действительно был фантастическим. Ту тишину в голове я до сих пор помню. Пришлось вслух рассказывать самому себе анекдоты и высчитывать площадь комнаты по квадратам на потолке.
Сейчас мне самому себя развлекать не приходится. Мне помогают усесться поудобнее в кресле, рассказывают пару глупых баек из прошлого. Мы играем в карты и в настольного «Менеджера» — неясно, где Рыжий его нарыл. В обеих партиях побеждает Лева. Меня это не удивляет, но Рыжего задевает. Проигрывать он явно не умеет и не любит. Да и как проигрывать, если читаешь мысли.
Отдав Леве во владение свои последние улицы в счет уплаты долга, он становится молчаливым наблюдателем. Впрочем, мы с Киром в игре тоже долго не задерживаемся. Каждый раз, когда я зеваю и моргаю дольше секунды, все на меня косятся. Сначала я заверял, что держусь, а потом был благодарен, когда меня звали громче, чем обычно.
В пятницу пошли третьи сутки без сна. Сказать, что к этому моменту я еле соображал, не сказать ничего. У меня пропал аппетит, раздражал яркий свет, абсолютно все звуки казались громче, чем они есть. Противнее всего было слышать, как Рыжий вгрызался в яблоко.
— Могу еще одно сожрать. Прям у тебя над ухом.
Он чавкал с таким упоением, что у меня глаз дергался.
— Только попробуй. Я тебя с ним в зубах запеку.