— Он выжил?
— Честно? Понятия не имею. Но думаю, если и жив, то ест до сих пор через трубочку. Главное, что он тут не сдох. Не хотелось бы увидеть его рожу еще раз.
Единственное, что зацепило меня во всей истории, — сам факт, что они когда-то жили. У них были свои проблемы, свои отношения внутри этого дома, о которых я до сих пор имею очень скудное представление. Я напрочь забыл, что Рыжий наложил на себя руки и что-то его до этого довело. Другие же приходили сюда умирать, потому что не могли иначе. Я принимал это как должное, как неотъемлемую часть дерьма, в котором оказался…
Выяснять всю подноготную мне и в голову не приходило.
— Получается, ты их защищал?
— Это слабо похоже на защиту, но… — Миша осекается. — Последнее, чего мне хотелось, — чтобы кто-то пострадал из-за моей ошибки. Хоть человек, которого я привел в дом, хоть я сам. Но, пытаясь исправить ситуацию, я всегда усугублял ее, выкручивал на максимум.
— Тебе бы в то время к психотерапевту хорошему…
— Не принято было.
— Да-да, депрессии не существовало. Поэтому одна половина отцов моего поколения спилась, а другая прикидывалась елочной игрушкой. Извини…
— Ты прав. Батя из меня получился бы отвратительный.
На самом деле я так не думал. Да, Рыжий не святой, но мало кто без греха. Будь он моим отцом, дал бы понять, что свою семью защищать — это нормально, а вот подставлять их под удар необдуманными поступками — нет. Показал бы на собственном примере, что это может сломать жизнь — если не других, то твою собственную…
Рыжий слегка бьет меня кулаком по коленке.
— Дай помечтать. У меня гештальт не закрыт. Я безотцовщина.
— У тебя есть отец.
— Я его не помню… И если честно, не хотел бы видеть то, что мне показали. Мне легче думать, что я сам по себе такой неудачный получился, а не копирую его неосознанно.
Рыжий приподнимается на локте, поворачивается ко мне боком.
— Разве это ничего не расставило по полкам? Ни на один вопрос не ответило?
— Намекаешь, что все здесь не просто так происходит? Это было бы логично, — предполагаю я. Миша поджимает губы, будто это самое очевидное, что может быть. — Тогда получается, что ты меня опекаешь, чтобы искупить ошибки прошлого?
Он вздыхает тяжело, не решаясь ответить.
— Знаешь, что самое паршивое в моем характере?
— Что?
— Я не считаю это ошибкой или грехом.
Я удивляюсь, но эти слова запросто могут быть и самообманом.
— Пусть так. Я правда хочу, чтобы ты выжил.
— А если я такой же, как Паша?
Мой вопрос заставляет Рыжего искренне рассмеяться.
— Я знаю, о чем ты думаешь каждую секунду. Знаю, что ты чувствовал и делал, когда болела мама, знаю, как тяжело ты перенес ее похороны. Знаю, почему ты сюда переехал и что люди тебя пугают сильнее, чем Дача. Да что там… я даже знаю, какие видео ты по ночам смотришь.
— Не продолжай!
— Поверь, я провел так много времени в твоей голове до того, как мы встретились, что знаю, как звали твою первую любовь в детском саду.
Мне становится интересно, и я молча жду, пока Рыжий произнесет имя.
— Нет, не знаю. Ты не помнишь, как ходил в детский сад. Это странно.
— Это не странно. Просто происходило много дерьма, которое моя память заблокировала.
— Если ты боишься, что у меня сорвет башню и ты можешь оказаться на месте Паши, то я приму это. Только дай знать.
— Хорошо.
Рыжий протягивает мне руку, а я ему в ответ — мизинец. На его лице появляется улыбка.
— Раз одной клятвы было мало, время второй.
— Ладно. — Он садится, полностью поворачиваясь ко мне. — Что я должен пообещать?
— Я обещаю, что не буду в тебе сомневаться.
— Хорошо, я тоже не буду в тебе сомневаться.
Миша почти хватается за мой мизинец, но я отдергиваю руку.
— Нет. Ты не понял. Ты сам не будешь в себе сомневаться.
— Это ты от психолога подцепил?
Его вопрос закономерен, но четкого ответа у меня нет.
— Если ты начнешь сомневаться, когда от твоих решений будет зависеть моя судьба, то я сдохну.
— Ощущаю моральное давление.
— Добро пожаловать в мою жизнь. Я застрял в съемном доме, полном мертвых чуваков.
— Ты даже не пытался выбраться.
— А у меня получится?
— Нет.
— Так и на хрен силы тратить?
На этом мы и договариваемся. Теперь ни у кого из нас двоих нет возможности сомневаться в Рыжем. Это звучит странно, но поднимает ему настроение, а значит, увеличивает общие шансы на прояснение ситуации.
Себе я даю обещание, что больше никто в этом доме не сможет поставить под сомнение слова и действия друг друга. Иначе это будет прямым путем к провалу.
13
Они вроде люди взрослые, но ссорятся иногда как дети малые. Проблему высасывают из пальца, предъявляют друг другу за ошибки прошлого, как будто они в загробной жизни вес имеют, и если точки над Ё не расставить, то карточный домик рассыплется к чертям собачьим. И все у них тихо было, хорошо и спокойно, пока мы с Рыжим не вернулись в общую компанию. Все, чего я хотел, — познакомиться с теми, чьи имена только что узнал, а этот бес как катализатор всех проблем мироздания. Ему просто дышать достаточно, чтобы крайним стать.
Весь этот процесс как игра в твистер. Кто-то стрелку крутит, и вместо того, чтобы руку поставить на синий круг, выдвигает все новые и новые претензии.
— Вы меня одну оставили, а теперь говорите, что повлиять ни на что не могли? — У Жени голос садится, она хрипеть начинает, а я так и не сумел ни слова вставить. Просто некогда было. — Круто, по вашему мнению, из меня крайнюю делать, чтобы это дерьмо расхлебывать?
Я окружающих задумчивым взглядом окидываю и задаю самый логичный из возможных вопросов, хотя меня и не спрашивают. Другим уже крыть нечем — возможно, это мой звездный час.
— А вы сами выбирали, в каком порядке умирать? — В ответ гробовая тишина. Удивлен ли я? Абсолютно нет. — Окей. Может, была какая-то причина, по которой ты просто должна была стать последней, и никто в этом не виноват?
Из всей компании глаза на меня поднимает только Денис. Судя по тому, как они появлялись в доме, он тоже не из числа первых, а значит, знает чуть больше. Я среди них могу быть Шерлоком или Эркюлем Пуаро.
Мыслю — следовательно, существую… Или просто думаю. Не суть важно.
— Была, да? Денис, ничего рассказать не хочешь? — предлагаю я. Женя к нему поворачивается, но лица ее мне не видно. — Если это секрет какой-то, то, может, в нем и ответ?
— А ты тут самый умный, что ли? — Ее голос звучит твердо, как сталь. Дайте ей разрешение — и она мне врежет. Хотя я не уверен, что ей нужно на это разрешение.
— Как минимум не слабое звено точно.
Эту шутку никто не оценит, но я сам собой горд.
— Миш, а у тебя родственники еще есть, помимо Левы? Братья, сестры? — допытываюсь я.
— Он мне тоже не родной, но… нет. Я единственный ребенок в семье.
Я на Женю смотрю — та на меня.
— А на хрен ты спрашиваешь?
— Просто интересно, откуда у твоих родителей внучка, — роняю без лишних предисловий. Для меня это не новость. Они мне сами так Валю представили, когда я приезжал в первый раз дом смотреть. Она даже шагу за ворота не ступила, и в итоге с Риммой Николаевной я бродил под ручку в соло. Женщина очаровательная, но прилипчивая, прямо как сын. Увы, седая. Не удивлюсь, если рыжей шевелюрой Миша в мать.
Рыжий на этой фразе резко оседает. Мир для него будто подгружается заново. Бросаю на Дениса быстрый взгляд, Женя в поисках поддержки тоже поворачивается к нему. Не знаю, бросил он ей спасательный круг или нет, но этот корабль, как и мой, идет ко дну.
— Стоп. Я не понял, — совершенно искренне тупит Рыжий.
Я его не осуждаю. Тоже не мог сложить два плюс два, пока он не пересказал мне всю их с Женей историю отношений. Мало ли у него родни?
— У меня есть дочь?! — Его возглас такой оглушительный, что у меня в левом ухе звенеть начинает.
Соображает мужик. Не все потеряно.
— Это еще под вопросом, — осаживает его Женя.
— Блин, да там даже тест ДНК не нужен. Она твоя копия! — Я на Мишу указываю, и Женю это задевает. — Ростом с тебя примерно. Моя ровесница, рыжеволосая, голубоглазая, и твоя мать называет ее внучкой. Если они только не взяли ее из детского дома…
— Да замолчи ты уже!
И я слушаюсь — так же, как и все остальные. Мы молчим, пока Женя собирается с духом, чтобы рассказать свою историю или послать нас на хрен.
— Почему ты не говорила? — Миша первым нарушает тишину. Ему за это, впрочем, даже по лицу не прилетает. Женя лишь выдыхает тяжело и, усаживаясь на кресло, отвечает честно:
— Ну, ты умер, — она делает паузу и разводит руками, — не услышал бы с того света.
— А раньше ты не знала? Не могла позвонить?
— И что бы ты сделал? Передумал бы веревку мылом натирать? Я вообще не хотела тебе сообщать, ясно? Не хотела, чтобы она знала, что ты ее отец.
Жестоко, но в их ситуации, возможно, вполне оправданно. Не мне судить.
— Кто-то из вас был в курсе? — Рыжий обращается ко всем, кроме меня.
Кирилл отрицательно мотает головой. Кир, в отличие от остальных, когда вернулся, даже не помнил, что умер. Лева молчит. Дэн губы поджимает.
— Я знал, — признается Денис, — но это ничего не меняет.
— Лева? — напирает Миша.
— Я был немного занят тем, что очень мучительно подыхал… Меня этим фактом не обрадовали.
— А кто из вас склеил ласты вторым? — Я вмешиваюсь неожиданно даже для самого себя.
— Кирилл, — без лишних слов отвечает Лева. — Дальше был я, а потом…
— Потом Дэн, Саша и я, — ставит точку Женя.
Раньше я был уверен, что Дача воскрешает их по очереди, но теперь порядок их появления кажется случайным. Если не учитывать, что Лева первым внес раздор, Кирилл пришел, чтобы это все загасить, а Женя с Дэном — чтобы открыть мне дверь и вытащить из прошлого в настоящее.
Может ли это иметь смысл? И если да, то при каких обстоятельствах вернут последнего?