— Пожалуй, вы единственные, кто любил меня по-настоящему. — Женя слезы со щек вытирает стыдливо, и Кир, сидящий рядом, пододвигается к ней, чтобы обнять.
— Ну, справедливости ради, мы и не перестали тебя любить, — говорит Рыжий, избегая встречаться с ней взглядом. — Хоть ты и стерва.
За эти слова Женя пинает его под столом ногой, но у обоих это вызывает улыбку, а не злость.
— А с кем ты раньше всех познакомилась? — На мой вопрос молча отвечает Дэн, поднимая руку.
— Наши родители дружили. Мы почти с пеленок знакомы, — поясняет Женя.
— Он в школе себе бицуху накачал, тупо ее ранец таская, — хохочет Миша.
— У меня по первости реально руки отсыхали от него. Весил тонну.
— Мне нужно было таскать много учебников для дополнительных занятий. Все, давайте. Кто дальше?
— Ну, тогда я. — Дэн делает глубокий вдох. — Всем привет, меня зовут Денис. Мне тридцать один. И да, мы с Женей родились с золотой ложкой в жопе.
Многообещающее начало.
История Дэна действительно плотно переплетена с Жениной. В основном потому, что их еще мелкими сосватали друг другу родители. Обоих от этого передергивало. Родители у Дениса были непростыми, и по этой причине многое сходило ему с рук. Отец прокурор. Мать судья. Большие шишки, и дом — полная чаша. Если Дэн чего-то хотел, то немедленно получал. В итоге этим всем его закормили так, что начало тошнить.
В отличие от Жени, от Дэна многого не требовали. Его основная установка на жизнь — не сдохнуть в подворотне. С Рыжим он познакомился в шестом классе. Они в разных школах учились и в разных районах города жили. Свела их драка, которую начал Денис, не отличаясь особой сообразительностью. Рыжего чморили, потому что, по словам Дэна, он был еще тем гадким утенком.
Тогда по морде огребли оба. Разговорились, съели по мороженому, да так и пошло-поехало. Школу Дэн окончил без особых успехов — лишь бы отделаться. В институт пошел по тому же принципу, да так же и работал. Основной заработок у них с Мишей был общим, и чем они только не занимались. Ларек крышевали, меховой магазин сторожили, металл таскали, долги выбивали, кукурузу воровали в полях, да и не только ее…
Если ловили, а собственные ноги их унести не могли, родители Дениса заботливо приходили вытаскивать. Дэн тогда упирался рогом, говорил, что лучше срок получит, чем Рыжего бросит, поэтому вытаскивали обоих. Можно предположить, что за него волновались, но по факту единственное, из-за чего его родители переживали, — их собственная репутация.
— Так что вот моя настоящая семья. Следующий? — Денис даже не дает возможности обсудить его историю или задать вопросы.
— Меня зовут Кирилл. Мне тридцать. Всем привет…
История Кира тоже не самая веселая. Он из села. В многодетной семье, в которой он родился, ему пришлось не расти, а выживать. Дело не в бедности, а в том, какие внутри семьи отношения были и какие воспитательные методы предпринимались. В детский сад он не ходил, с ним старшие сидели, и они же его учили. В основном все свободное время он проводил, помогая по хозяйству, потому что оно было огромным.
В школе учился хорошо. За оценки ниже четверки его наказывали. Тройка — в угол на гречку, пока все ужинают. Двойка — порка ремнем, розгами, веником и всем, что под руку попадет. Вытворить что-то безнаказанно было почти невозможно. Слухи разлетались быстрее, чем он до дома дойти успевал. За это он тоже получал, и получал так, что все село слышало.
Жалости между братьями и сестрами не было: священник и матушка состраданию к ближнему не научили. Размножались как тараканы, только разбегаться не давали. Старшие со своими семьями под одной крышей с остальными жили. Поэтому Кирилл всегда в большой город хотел, и желательно как можно дальше, но поступать куда-то ему запретили, тем более выбрать творческую профессию. Он все равно по-своему сделал и, получив напоследок, из дома сбежал.
Жил в общаге, учился, работал, а когда с Мишей познакомился, мир его перевернулся.
— Чего это? — влезает в рассказ Рыжий.
— Потому что тогда на вашем с Левой примере я увидел, что семья может быть нормальной.
— То-то ты ревел полночи, когда у нас на даче остался?
— Ты только сейчас это понял?
Познакомились они через общих приятелей. Так вышло, что те отвалились от компании быстро, а Кирилл остался. Так они стали мушкетерами в полном составе. Кир таскался с ними везде по возможности, а когда не мог, Рыжей своей харизмой окучивал комендантшу, и хотя запрещено было строго, но их пропускали. В основном парни только мешали, но иногда передавали от Риммы Николаевны еду для Кира, единственного в их компании, чья семья была далеко.
Кир часто конфликты сглаживал, с ним процент мордобоев снизился вдвое. Но это когда он был трезвым, а если выпивал, то сам портил им всю статистику. А выпивал он часто: алкоголизм во всей красе расцвел уже во время работы, в его двадцать шесть. За почти четыре года он успел наломать приличную кучу дров, и вывести из запоев его мог только Лева. Полностью завязать Кир так и не сумел.
— Вот… — Кирилл заканчивает, но Мише этого мало.
— И все? У нас история такая богатая, а это все, что ты рассказал?
— Сам потом добавишь.
— Лева, давай ты, — говорю я. — Рыжий последним будет.
— Ну, раз пошла такая пьянка, то меня зовут Леви. Имя еврейское, но для семьи я Лева. Мне тридцать семь.
Лева безотцовщина. Только если мой помер, когда я мелким был, то папаша Левы участвовал лишь в процессе зачатия. Мать у него пропащая. Он рос как сорняк. Ходил по соседским рукам, пока был маленьким и милым. И сколько в их квартиру милиция ни наведывалась, его никогда не забирали. Леву пожилой соседке передавали, а та говорила всегда: «Что ж с тобой-то делать?» Лева ответа на этот вопрос не знал.
Во дворе его не любили, дразнили из-за матери и того, что дверь в их квартиру не закрывалась из-за постоянно сменяющихся собутыльников. Никому из потенциальных отчимов он не был нужен, но каждый пытался воспитать в нем мужика. По лицу получать можно, а ныть нельзя.
Огрызаться он научился годам к десяти, к четырнадцати мать проклинала его и выгоняла из квартиры «погулять», чтобы не мешал. Пока на улице тепло было, Лева не сопротивлялся особо, а вот с наступлением холодов становилось уже не по кайфу. Он болел часто, но ходил в школу: там всяко лучше, чем дома. Учился нормально, поскольку заниматься особо было нечем.
Первым он познакомился с Мишей. Его отец, участковый, сначала забрал Леву в участок, а потом и домой к себе привез. Сказал, что возвращать ребенка обратно в квартиру — все равно что на улице в мороз бросить. Родители у Рыжего сердобольные, с душой нараспашку, и, так как у самих сын рос, мимо Левиного горя пройти не смогли. Сначала отец Миши за ним просто приглядывал. По вечерам приезжал, проверял, а после Нового года не выдержал. Увидел его, побитого, и забрал с концами. Так Лева стал Нестеровым.
С самим Мишей он общий язык нашел не сразу. Рыжий-то к нему со всей душой. Комнату поделил сразу, отдав Леве большую часть как старшему. Диалог наладить пытался, почти с порога братом называть начал, но Лева к себе не подпускал. Он не доверял людям и открывался им с трудом. Был замкнутым, но проблем не доставлял. Чтобы реже на глаза попадаться, пошел на стройку работать. Брали нехотя, но он убалтывал. Начинал с ерунды и лишь бегал, таскал и не отсвечивал, а потом уже нормальную работу давать начали. Главное, что платили. Пусть и копейки, но эти копейки были его. Так что всю свою юность Лева провел на стройках, присматривая за Рыжим и его друзьями как старший.
Дача ему от бабки досталась, которую он даже не знал. Сюда они приезжали, чтобы просто посидеть. Дом стал их безопасной зоной, где их никто не слышит, не гонит и не трогает.
— С ними я много говна нахлебался, но каждый глоток того стоил.
— Меня зовут Миша. Мне тридцать три, и я не жалею ни об одном прожитом дне.
Семья у Рыжего была веселой. Отец мент, а мама фарцовкой занималась. Они познакомились, когда мать отцу угрожала, что собакам скормит, если он лезть к ней будет. Потом она в него влюбилась и бегала за ним по всему городу. Предложение руки и сердца тоже она делала. Миша родился через восемь месяцев после первой брачной ночи. Его обожали. У него многое было, но носа он не задирал. Так в семье было принято: есть и есть, че хвастаться?
С Дэном, как уже известно, он подружился после драки, и зависать с ним на детской площадке было прикольно. С Женей — потому что их с Дэном отлепить друг от друга было нельзя, и часто его отпускали куда-то только с ней на пару, даже если она сама идти никуда не хотела. С Левой — потому что всегда брата старшего хотел, но по понятным причинам это было невозможно, получился бы только кто-то младший. Кир ему сразу понравился, они разговаривали ночи напролет на любые темы, какую бы Миша ни поднял. А с Сашей, пусть его и нет… Саню они из пруда спасли. Случайно вообще. И хоть у Миши был разряд по плаванию, тогда он испугался конкретно, и нырять пришлось Леве, который плавать вообще не умел. Саню, как и Рыжего, чморили — за разрез глаз и смуглую кожу.
Все остальное Миша опустил, сразу перейдя к главному:
— Кир. — Он на Кирилла взгляд переводит. — Сколько бы мы с тобой ни дрались, неважно, какая на то была причина, ты всегда был мне нужен. Я истоптал порог твоей коммуналки, потому что хотел, чтобы ты вернулся. Дэн, ты уж извини, но друга лучше у меня не было и не будет. Спасибо, что лез со мной во все авантюры и не задавал вопросов. Прости, что, когда они появились, я не знал, что ответить. Женя… Моя любовь к тебе была уродливой, я был козлом, который понятия не имел, чего хотел. Если бы не ты, я бы сдох где-нибудь под забором. — Он поворачивается к Леве, который сидит по левую руку от него: — Брата лучше представить невозможно. И мне жаль, что, когда ты заболел и тебе было хреново, я не уделял этому должного внимания. Мне было страшно наблюдать за тем, как тебя пожирает болезнь. Спасибо, что взял вину на себя, прости, что не ценил твою заботу, когда стал старше.