После этих слов в комнате повисает тишина. Я вижу, как каждый обдумывает сказанное Мишей, а он дает им на это время, потому что рассказ еще не окончен.
— Я сдался и ушел первым. Один взаперти в этом доме, без возможности выбраться… Я не справился. Сутками сидел на чердаке, потому что Дача не могла туда добраться. Уверенный, что никто из вас не вернется, я тоже решил уйти. — Миша дух переводит, затылок чешет и выражения старательно подбирает. — Я без вас никто. Но понял это только тогда, когда вы дверями хлопнули. Простите…
Ни у кого слов не находится. Наконец Миша сам решается нарушить затянувшееся молчание и, кажется, явно намерен перевести тему, но Лева его останавливает. Он тянется к нему и сначала по макушке треплет, а потом зажимает под мышкой в объятиях. Рыжий терпит покорно.
— Все равно мы бы все сдохли. — Внезапно произносит Дэн. — Это ведь вопрос времени был. Жаль только, что пришлось ходить на ваши похороны и подыхать в одиночку.
— Да что ты? Я вам всем костюмы выбирала, чтоб вы знали. Тебе, — Женя на Рыжего указывает, — специально самый уродский взяла.
— Она злилась, потому что ты даже виду не подавал… — поясняет Кирилл.
— Мог же позвонить, мать твою!
— Я боялся.
— Чего? — спрашиваю.
— Что они не придут. Я чувствовал себя мальчиком, который слишком часто кричал «Волки!». — Миша на меня с такой грустью смотрит, что в носу свербеть начинает.
Женя же меняет свой гнев на милость. Не знаю, помог ли ей в этом Кирилл или же всему виной слишком большой общий багаж за спиной. Она встает со своего места, подходит к Рыжему и обнимает его. К этой групповой терапии объятиями подключаются все. Даже Лева, которого с силой затаскивает Дэн.
Я за этим наблюдаю со стороны. Моя задача совсем другая — сделать все возможное, чтобы этот хороший момент Дача не испортила своими приколами. Я ощущаю ее нетерпение аллергическим зудом на коже. Мне приходится пообещать, что подготовку к вечеру мы возьмем на себя, а пока что ей лучше не лезть.
21
Разгребать гостиную оказывается не так сложно, как смириться с назойливым ощущением, что за спиной кто-то стоит и заглядывает через плечо. Дача как любопытный ребенок — с интересом лезет ко всему, до чего дотрагивается моя рука. Ей нужна и важна каждая мелочь. Для нее все имеет сакральный смысл, который до меня не доходит. Не пробивают ее сигналы мою обшивку. Не так мы с ней близки, чтобы обмениваться внутренними мирами, читать мысли друг друга и дышать в унисон.
Мне не хочется такой близости, но она не спрашивает. Ей не нужно разрешение, чтобы стать моей тенью и ходить со мной нога в ногу, превратив меня в идиотски карикатурного Питера Пэна со своими потерянными в экзистенциальном кризисе мертвыми мужиками и Женей.
Я ругаюсь с ней молча, выстраиваю в голове конструктивные монологи, пока стою напротив стены и наблюдаю за тем, как она меня передразнивает. То прикинется маленькой и беззащитной, то вырастет в огромное теневое чудище. Она устраивает целый театр, разыгрывая различные сценки, которые либо дублируют мои слова, либо, в редких случаях, выражают ее реакцию. В основном Дача отрицает все мною сказанное и намного реже соглашается. Успевает даже обидеться, и мне становится стыдно, когда вижу очередную проекцию: она пытается взять меня за руку, но я каждый раз отталкиваю ее и убегаю.
— С ней непросто вести диалог. — Голос Левы ее отпугивает. Дача прячется, сливаясь с моим силуэтом.
— У тебя получалось? — Мне не помешала бы любая подсказка. Даже по типу «читай между строк».
— Ты и сам должен был догадаться, что нет.
— Какой же из тебя паршивый наставник… — В ответ на мои слова Лева улыбается.
— Да, согласен. Просто суть нашей взаимосвязи была в другом.
Мне становится не по себе. Появляется мерзкое чувство, будто я смотрю видео (и, не дай бог, делаю вживую), как из-под века вытаскивают длинный волос, полностью ушедший за глазное яблоко. Меня передергивает, Лева это замечает.
— Ты в порядке?
— Да. Ощущение такое, будто дальше ты скажешь что-то максимально противное.
Сказанное мной заставляет его задуматься.
— Это твое ощущение или ее?
— Не знаю, — честно отвечаю я, не в силах сейчас отделить свое от чужого.
От этого напряженного и туго идущего разговора меня отвлекает шум с чердака, на котором уже продолжительное время торчат все остальные. Лева тоже был с ними, но, очевидно, ему надоела их компания. Он быстро устает от чьего-то присутствия и редко может продержаться до конца. Его социальная батарейка изношена. С большей вероятностью емкость аккумулятора составляет около 28 %. Если бы он не был мертвым, то работал исключительно от зарядки.
— Что они там делают?
— Готовят сюрприз, но я этого не говорил.
Я киваю.
— Так, а что там наверху происходит? — снова спрашиваю, делая вид, что мой мозг отвергает функцию краткосрочной памяти.
Это заставляет Леву улыбнуться. Пожав плечами, он покидает поле моего зрения. Дача себя долго ждать не заставляет. Стоит мне снова повернуться к стене, как она демонстрирует мне то, что в наше время назвали бы безответной любовью. Свое вырванное из груди сердце она топчет с такой экспрессией, что еще чуть-чуть, и я услышу, как оно чавкает под ее ногами.
Сцена из лучшей «мыло-драмы», которую с радостью крутили бы по телику, и каждый себя в ней узнал бы. Вот вам несчастная и брошенная, а буквально минуту назад тут был главный пожиратель вот таких отбивных из сердец. Половина зрительниц проклинала бы его, а другая облизывала бы экраны и отдала все, лишь бы их сердца успели поваляться у него под ногами.
Даче присудили бы «Оскар» за лучшую женскую роль, а Леве… Не знаю. Можно на вилы.
Тень задумчиво склоняет голову, прислушиваясь к моим словам.
— Не вздумай это реализовывать, — уже вслух говорю я, чтобы звучало убедительно, но она убегает, отклеившись от меня, будто часики тикают и времени на заточку вил осталось крайне мало.
Какая же она…
В Рыжего упираюсь — он со спины подкрался незаметно. Душа в пятки уходит, и визг испуга застревает где-то в горле. Из-за этого я даже дар речи теряю и бешусь молча, размахивая руками и всем видом показывая, какая же это паршивая идея — вот так к людям подкрадываться. Только Рыжего это не волнует совсем. Судя по хитрому выражению его лица, он считает, что, какую бы хрень он дальше ни вытворил, я его прощу.
— Не делай так больше.
— Буду, — без зазрения совести отвечает Миша. — Лезь на чердак.
Мое желание ударить его растет в геометрической прогрессии. Наверное, здесь это признак крепнущей дружбы. Иначе я не могу объяснить то, что, хоть я и привязался к нему, переживаю за него и доверяю ему, мне нестерпимо хочется дать с кулака по его веснушчатой наглой роже. Собственно, в этом и заключается Мишина харизма.
В игре «поцеловать — жениться — убить» он один из немногих, кто выбьет хет-трик.
Я же послушно иду за своим сюрпризом, но залезть на чердак полностью не решаюсь, когда вижу, как все глупо выстроились шеренгой, словно на утреннике. Их прям распирает от предвкушения. Всех, кроме Дэна… Судя по его лицу, он бы сейчас бахнул граммов сто, а не занимался всей этой херней. Эта вселенская мука (не путать с зерновой, рисовой и гречневой) достойна картины эпохи Ренессанса.
— Че это вы удумали? — спрашиваю с опаской.
— Залезай давай, — командует Рыжий, и, по сути, мне ничего не остается, кроме как послушаться. Можно было бы и сбежать, но это уже какие-то крысиные мысли…
Сюрприз в том, что взамен моей цветастой куртки из масс-маркета мне вручают лимитированный в наши времена раритет. И вся эта продолжительная возня была для того, чтобы подобрать мне олимпийку. Ее, аккуратно свернутую, вручает мне Рыжий. Первое, что в глаза бросается, — основной цвет. Что-то вроде морской волны. На грани между синим и темно-бирюзовым. Из главных акцентов — желтая внутренняя отделка воротника. Желтые, красные и бирюзовые полосы. Развернув ее полностью, я понимаю, что окончательное решение, скорее всего, принял Миша. В моих руках анорак, и если честно, я их в жизни не носил.
— Ну, как тебе? — нетерпеливо интересуется Рыжий, и я не знаю, что ответить. У меня слов нет.
Я молча расстегиваю молнию и надеваю анорак. Хочется с ним срастись.
— Мне нравится, — улыбаюсь, как идиот, и кручусь перед ними, как перед зеркалом.
— Добро пожаловать в семью, Малой.
После этой фразы должны были запеть ангелы, заиграть райская музыка и снова встать солнце, но, кроме внутреннего детского восторга и смиренного одобрения окружающих, никаких чудес не происходит. Как говорится, спасибо и на этом. Как бонус я получаю объятия от Жени и Кирилла, а Лева просит глупостей не делать и быть аккуратнее. Хотелось спросить: куда еще аккуратнее? Но очевидно, что нет предела совершенству.
Рыжий же наблюдает со стороны — как гордая мама-утка за своими утятами, которые научились плавать. Обманчиво-счастливый момент для всех рушится, когда замечаю постную мину Дениса. Он смотрит на меня так, будто я очередные грабли, на которые наступает не только Рыжий, но и они все. Наступают по очереди, потому что в семье все поровну.
В своей догадке убеждаюсь, когда официальная часть заканчивается. Все понемногу ретируются с чердака, потому что торчать тут дальше не имеет никакого смысла, и я должен уходить следующим. Это было бы логично, но порой очевидные вещи приходится выискивать в недрах мысли и додумывать, притягивая за уши.
— Считаешь это очередной ошибкой? — Анорак свой поправляю, в котором тону, хотя предполагалось, что он должен стать спасательным кругом.
— Да, — коротко отвечает Денис.
— Дэн, мы это обсуждали… — Попытка Рыжего защититься проваливается.
— Да. Ты, как всегда, никого, кроме себя и согласных с тобой, не слушаешь. Ведь в этом доме есть только твое мнение и неправильное. Посмотри на него! — Дэн в мою сторону указывает, снимая свой внутренний блок в виде скрещенных на груди руках. — Кто он? Что он? С ним Дача дружбу водит, а ты это игнорируешь.