В его претензии есть смысл. Я вроде как небезопасен стал с того момента, как Дача закрыла доступ к моей голове и моим эмоциям.
— В Леве тебя это не пугало? — спрашиваю.
— Лева мой друг, мой названый брат, которого я знаю от макушки до пяток. А с тобой я знаком несколько недель, и если бы не они со своим зашкаливающим чувством справедливости, — его экспрессивная мимика полностью сходит на нет, — я бы и пальцем ради тебя не пошевелил.
Не самая приятная информация, но, очевидно, нужная. Лучше знать, что ты не нравишься человеку, чем потом теряться в догадках о причинах его странного поведения.
— Не понимаю, что мы делим… — Миша не хотел вступать в этот диалог. — Он живой. — Указывает на меня. — Мы, — указывает на себя одной рукой и второй на Дэна, — мертвые. Извини, что мудрость «один раз живем» оказалась ложью. Но у нас для этой жизни вариантов немного. Дэн, мы в любом случае не воскреснем. Понимаешь? Неужели умирать во второй раз так же страшно?
— Иди ты.
По лицу Дениса видно, что сказать он хотел гораздо больше, чем произнес. Добавляет красок и то, как, уходя, он задевает меня плечом. Не случайно, а вполне целенаправленно.
Больно, кстати.
— Он немного нервный в последнее время.
— Остальные точно были согласны?
— Если бы я здесь был один со всем тем небольшим, но совместно нажитым багажом, ты задал бы этот вопрос?
Ответ очевиден. Я бы о таком даже не задумался. Проблема большой семьи в том, что нужно учитывать мнение каждого, и даже один несогласный имеет больший вес, чем все согласившиеся.
Чисто по-человечески мне обидно. Это задевает меня за живое.
Я единственный, кому здесь угрожает смерть. Единственный, кто может еще хоть что-то потерять, и единственный, кто принял все как должное. Я расту, становясь лучшей версией себя, — не ною, не жалуюсь, не прошусь к мамочке. Без обид, мам, но на тот свет мне рано. Как лучшая версия себя, я игнорирую боль и свои потребности. Даже страхам своим в лицо смотрю, не зажмурившись. А кто-то, не побывав со мной ни в одном замесе и всего раз открыв мне дверь, решил, что я чего-то в этом доме недостоин.
Будь на моем месте Валя… он бы даже не думал. Неважно, что бы она говорила и как бы себя вела, — одного факта, что это плоть и кровь Жени, ему бы хватило, чтобы согласиться.
— Злишься? — после моего продолжительного молчания интересуется Миша.
— Я в бешенстве. — Ответ вызывает на его лице одобрительную улыбку, будто мой гнев — праведный.
— Ну, хоть кто-то со мной в одной лодке. — Он кладет ладонь мне на плечо, и я снова будто у него под крылом оказываюсь. Хочется указать ему пальцем на обидчика — чтобы он вон тому по роже дал. И пока большая собачка будет грызть глотки и рычать, маленькая будет наблюдать, подтявкивая и радостно виляя хвостом.
— Ладно. Пошел он…
Я тут в разных позах корячусь не ради одобрения Дэна. И даже не ради одобрения Рыжего. Ради себя в первую очередь, как бы эгоистично ни звучало.
Моя программа-минимум на каждый день — выжить.
Программа-максимум — выжить, никого не подставив под удар.
А потом уже скандалы, интриги и расследования…
Договорившись, что Дэна трогать не будем, чтобы лишний раз не провоцировать друг друга, мы спускаемся с чердака. Время поджимает. Единственное замечание, которое Рыжему делаю, что убрать наверху ему самому придется. Он же шутит, что в прошлый раз у нас вышла хорошая групповая работа и надо повторить.
— Ты про то, что сидел и говорил, чтобы я ничего трогал?
— Да, но ты меня не слушал и вон какой порядок навел. По чистоте ты тут главный.
Я не успеваю спросить, с чего бы это. В целом этот вопрос никакого веса уже не имеет. Стоит Мише крышку люка опустить, как все двери на втором этаже открываются одновременно. Резко, с силой ударяясь о стены, но не захлопываясь обратно. Внутри комнат — кромешная темнота, и не слышно ни звука. Только тихая возня и шепот с первого этажа.
Рыжий замирает, держится за дверную ручку, толком не успев отцепиться ни от нее, ни от лестницы. Смотрю себе под ноги в полной уверенности, что это не проделки Дачи. Она спокойна абсолютно, у нее мысли лишь о предстоящем веселье и вкусном ужине. Она в нетерпении, и даже наш задушевный диалог с Рыжим никак ее эмоционально не выбил.
— Марк… — тихо зовет Миша.
— Там кто-то есть? — шепотом спрашиваю, не поднимая головы.
— Пока нет. Чего она хочет?
— Это не она. Пошли отсюда.
— На первом этаже бежать некуда.
— Там буквально выход, Миша. Сможешь выйти во двор.
Вспоминаю, что хоть кто-то должен остаться внутри, чтобы другие вышли. Живой или мертвый — сейчас, возможно, неважно.
Дача будто в себя приходит. Ее предвкушение сменяется раздражением, даже злостью. Кто-то смеет трогать ее фигурки и менять правила, которые она устанавливает. Я бы тоже злился. Да я и так злюсь, не до конца понимая происходящего и не задаваясь вопросами, которые настырными тараканами лезут изо всех щелей. Приходится с включенным светом сидеть: в темноте невыносимо.
В темноте…
Шаг вперед делаю, и Рыжий меня тут же хватает. Он с лестницы не то что спускается — спрыгивает, лишь бы не дать этой темноте сожрать меня, хотя никто из нас не знает, на что Дача еще способна.
— Спятил?
— Я останусь, а ты скажи другим, и уходите, если что-то произойдет.
— В героя играешь? — возмущается Миша, а я улыбаюсь ему в ответ.
— Беру с тебя пример.
Мои слова на мгновение вгоняют его в ступор, и этого мне хватает, чтобы вырваться и нырнуть в одну из комнат. Я выбираю берлогу Левы, потому что пространство моей комнаты работает по-другому. Из темноты вижу Мишу, а вот он меня из вида теряет, как только свет из коридора перестает падать мне на ноги. Он уходит быстро, просто исчезая, а я по сторонам оглядываюсь. Комната никак не меняется. В ней темно. Никого нет. Двери не заперты. В туалет заглядываю, потом в свою спальню. Ничего и никого.
Дачи тоже рядом нет. Сейчас моя тень принадлежит только мне.
Все двери за собой закрываю и перед тем, как спуститься, проверяю все напоследок. Все остается на своих местах, пока я не отворачиваюсь. Слышу протяжный скрип. Его наверняка и на первом этаже слышно, потому что внизу все смолкает: ребята прислушиваются, как и я.
Это не похоже на обычные шаги. Будто кто-то перебирает огромным количеством лап. Я стараюсь как можно тише по лестнице спускаться. На последних ступеньках меня встречает Лева и останавливает, активно размахивая руками. Я стою неподвижно, пока не замечаю, что мою тень невнятное нечто пожирает своей. Голову поднимаю машинально, совершенно не задумываясь, хочу ли я видеть того, кто вышел на прогулку, когда его совсем не ждали.
Единственное, что успеваю понять: рано. На рейв еще даже никто не пришел.
Задрав голову, встречаюсь взглядом с чем-то паукообразным, таким же вывернутым и отвратительным, как и каждый дачный питомец. Она из людей лепит все, что ей хочется. На меня несколько пар глаз смотрят с лица, что из трех состоит. Из огромной пасти капают слюни.
Понимаю, что оно бросится сейчас, но вместо «бей и беги» неожиданно срабатывает другой механизм защиты — «замри». Ноги намертво прилипают к полу и становятся чужими. Меня в жар бросает, а от нехватки воздуха начинает кружиться голова. Выдох делаю, и, прежде чем тварь спрыгивает сверху, меня с места срывают и за собой тянут, не давая подумать.
Слышно, как скрипит и трещит лестница под существом, когда то с грохотом спрыгивает вниз. Оно верещит разочарованно. Пока за нами не закрывается дверь, вижу Рыжего, который эту же дверь закрывает изнутри. Руку выдергиваю, бросаюсь обратно к двери, но она не поддается на мои уговоры.
Не поддастся она и Рыжему.
Ровно в девять двери закрываются — и открываются с первыми лучами звезды по имени Солнце.
По двери ладонью ударяю беспомощно, и внутри по всему дому свет гаснет. К окну бросаюсь, но из-за шторы не видно ничего. Ничего не слышно, и первый, к кому обращаюсь, это Дэн.
— Открой дверь, — прошу, но он в мою сторону даже не смотрит.
— Не могу.
— Ты издеваешься? Это буквально смысл твоего пребывания здесь!
— Я же сказал — не могу.
Камень в него кидаю, который подбираю среди пожухлой травы. Кидаю со всей силы и не жалею о том, что он впечатывается ему в лицо. Не жалею, что это больно и что злость становится моей главной эмоцией.
Передо мной Кирилл выскакивает, как только Дэн в мою сторону направляется.
— Он не может открыть двери, пока не пройдет хотя бы час, — объясняет Лева.
— А ты попроси Дачу, чтобы она его не жрала повторно. Того и гляди твоя подружка новая хоть раз на нашей стороне сыграет.
— Если бы вы не разбежались, потому что лучшей жизни для себя хотели, он бы жив был!
Обвинение, мной в лицо брошенное, оказывается кирпичом, который прилетает по голове каждому. Из колеи выбивает даже Кирилла, который Дэна еще удерживает, но уже не для того, чтобы меня защитить.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — произносит Женя.
— Я не понимаю? Это я здесь живу. Это мой дом. Мои продукты. Мои деньги! И вы сидите на моей шее, абсолютно мертвые и совершенно бесполезные. Думаете, умнее меня, потому что старше? Учить меня можете? Решать, доверять мне или нет? Это я решать должен. Это мой выбор жить с вами, кормить вас и спать, не думая о том, что вы мной накормите дом.
На мою сторону неожиданно переходит Лева. Он буквально встает за моим плечом, пока остальные смотрят, хлопая ресницами. Только я ему не верю. Никому из них тут больше не верю. Отказываюсь воспринимать их как семью и друзей, хотя радовался этому как дурак.
Проще одному жить. Проще свои ошибки делать и платить за них самому. Лучше от одиночества на стены лезть, чем за каждого такого идиота переживать и загоняться, почему же я не вписываюсь. Я не инородный предмет, чтобы меня всем организмом отвергать. Я не преследую целей, которые бы не вязались с их принципами.